Может, после Исаакия вернем и Эрмитаж? Стоит только начать

— Александр Николаевич, мы стали свидетелями противостояния двух общественных групп в Петербурге: одна взяла Исаакий в кольцо, чтобы защитить его от передачи РПЦ, а другая ходила крестным ходом с молебном как раз о его передаче. В какой мере добровольно люди из обоих этих лагерей оказались там?

— Люди с синими лентами, пришедшие защитить Исаакий, — это стихийная общественная реакция, их туда никто насильно не сгонял, они пришли сами. Люди, которые ходили крестным ходом, — они могут быть не менее убежденными, но, как мне кажется, они оказались там после централизованной оргработы по их мобилизации в приходах. РПЦ, как мне представляется, организация с жесткой, почти военной дисциплиной. Это, по сути, новая партия — по принципу своего функционирования, по крайней мере.

— Насколько едино мнение петербуржцев в отношении передачи Исаакия РПЦ? Есть ли в городе консенсус по этому поводу?

— Его нет и быть не может, питерцы — это очень разные люди, различающиеся в том числе по способности к критическому мышлению. Но лично мое ощущение — идет резкий рост неприятия действий РПЦ и падение ее авторитета. Люди видят, сколько у церкви средств, как они расходуются, насколько агрессивно она вмешивается в дела государства и какую часть ее деятельности составляет собственно духовная деятельность. По моим ощущениям, в отношении взаимоотношений религиозных организаций и государства другие конфессии ведут себя не в пример деликатнее.

— Почему это происходит?

— Потому что на самом деле исторически православная церковь всегда была слита с государством, главой церкви был царь, и при этом церковь де-факто объявляла, что любая власть от Бога, какой бы она ни была. Мы с вами говорим в 2017 году, в котором мы вспоминаем события столетней давности. Так вот, мы же помним, что гибель церкви сто лет назад началась вместе с падением государства — мне кажется, свою ненависть к царскому режиму народ перенес и на церковь тоже, потому что она участвовала в управлении российским государством. Что мы наблюдаем сейчас? Мы наблюдаем, что клир снова рвется управлять государством: иногда это выглядит наивно, но порой — просто страшно. Настало время сказать церкви, чтобы она оставила в покое государство и перестала пытаться участвовать в его управлении — для ее же блага.

— Может быть, возможен какой-то компромисс — передать церкви какие-то другие сооружения, на которые она претендует?

— Так все прежние отношения церкви и города и представляли собой такой компромисс. Петербург — это культурная столица России. Может быть, не являясь таковой в полной мере, она берет на себя эти функции. И ни у кого нет права разрушать или перепрофилировать культурные узлы, которые эти функцию осуществляют. Исаакиевский собор — это культурная субстанция Петербурга. Быть может, следом потребуют вернуть и другие храмы, а затем и Эрмитаж? Стоит только начать. Надо призвать их к порядку, чтобы они не раскачивали общество — мы же все видим, какое противостояние возникло.

— Церковь просит вернуть ей Исаакий как раз во имя примирения.

— Послушайте, ну это же просто демагогия! У нас многонациональная страна — а если другие религиозные культы начнут заявлять уже свои претензии, много ли будет в обществе мира? И вот еще что: о каком примирении может идти речь, когда церковные иерархи не нашли в себе возможности снизойти до ответа на обращение директора Эрмитажа Михаила Пиотровского, призвавшего отложить передачу Исаакия РПЦ? Я выражу свое мнение, но директор Эрмитажа для Петербурга и для культуры России есть человек номер один, важнейший авторитет. И ему его обеспечивает статус Эрмитажа как важнейшей точки российской государственности и национальной идентичности. Точки, в которой культура, традиции, искусство, история сочетаются в равновесии великолепном и великом — в том числе и в равновесии с остальным миром; ничто не демонстрирует нашу силу и величие в мировой культуре сильнее, чем Эрмитаж. Как можно не прислушиваться к его мнению?

— А что изменится в использовании Исаакия как музея, если передать его церкви?

— Разрешите немного по-другому повернуть ваш вопрос — а что изменится, если нам объяснят, зачем это нужно делать? Если бы к обществу вышли и внятно, четко, основательно объяснили, в чем польза этой передачи, — может быть, мы изменили свое мнение? Но ведь кроме общих демагогических реплик до нас со стороны РПЦ ничего не долетает. А если мы с вами ездим по России, то видим, какое количество церквей стоят не отреставрированными и просто разрушаются. А большие восстановленные храмы не на что содержать. В Петербурге, на Московском проспекте, находится Новодевичий монастырь. Спросите у матушки игуменьи, хватает ли им денег на отопление...

— Вам кажется, это серьезный аргумент?

— Мне кажется, что живем мы все хуже и хуже, и люди это видят. Наш город — мировой, наверное, чемпион по количеству нерасселенных коммунальных квартир. Может быть, перераспределим немного бюджеты в эту сторону? В такие моменты нашей, скажем так, экономической истории, наверное, стоило бы проявить больше деликатности по отношению к своим гражданам, к общественному мнению, не так ли?