Мы должны собирать манатки. Так они решили (2 фото)

Такое вот мнение. И вообще – все эти праздники, вся эта история, вся эта России – они только мешаются, путаются под ногами у (снова цитата) «настоящих людей». И вообще, как было сказано:

«Очень плохо, что кто-то в России пытается изучать историю и сохранять традиции»

Это мнение просвещённой либеральной общественности.Это всё говорил Заратустра – то есть, «галерист» Марат Гельман. В кавычках – потому что он эмигрировал, а за границей, разумеется, сразу перестал быть галеристом. Это только в России ходят смотреть искусство просто потому, что галерист имеет «правильные» политические взгляды.

В «Скотном дворе» Оруэлл в сущности говорит о том, что революционные принципы и программы, возведённые в абсолют, всегда оборачиваются тоталитарной диктатурой.

Да, аллегория с нашим 1917-м. Но очень актуальная и сегодня. Вот смотрите.

Гельман рассуждает в эфире о том, что происходило на Тверской 12 июня. По версии галериста, плохие реконструкторы помешали хорошим молодым ребятам творить историю.

Чем же плохи эти реконструкторы?

Привожу прямую цитату, дабы ни у кого не возникло сомнений. Потому что Гельман сказал ровно то, что сказал. А сказал он буквально следующее: «Плохо, что кто-то в России пытается сохранять традиции».

Дальше было ещё прекраснее! Оказывается, «плохие реконструкторы» и «плохие москвичи» должны были — снова цитирую дословно — «просто собрать манатки и отойти в сторону».

Почему?

«Молодые люди творили историю, а какие-то люди изображали историю… Нарисованные человечки обиделись на настоящих… Мы все должны отодвинутся и смотреть, как в России начинается новый исторический протест».

Прямо какой-то Филипп Филиппович! «Вы должны молчать и слушать!». Только Гельман ни разу не похож на профессора – образованием и умом не вышел для этой роли.

Мысль о том, что реконструкторы и все, кто пришли на них посмотреть (в общей сложности по Москве около 100 тыс. человек, напомню), должны «собрать манатки» и убраться, освободив улицу для акции протеста, высказали разные люди.

Их немного, но это очень громкие люди, всегда желающие настоять на своём и не терпящие иного мнения. То есть иное мнение эти люди по определению относят к неправильному — или лживому, или лукавому, или проплаченному, или порождённому зомбированным сознанием, или ватному, или колорадскому.

Словом, иного быть не должно.

А вот уже не Гельман, а просто какая-то безвестная девочка, дающая интервью, и вскользь — между рассуждениями о системе ложных дихотомий — назвавшая реконструкторов… «подонками»!!!

— Да почему же, почему, если их много больше, если они работают и учатся, любят свою страну и хотят в ней жить?
— Да вот мы так решили.
— А вы – это, собственно, кто?
— Совесть нации, соль земли русской, носители сакрального знания о том, как обустроить Россию.
— Да с какого перепугу?
— Ну, мы вот так решили.

Такая примерно система аргументации.

Телеведущий Соловьёв назвал участников минувшего навальнинга «детьми коррупционеров, толпой гопников, мажористых придурков и вечными двумя процентами дерьма».

Особенно подорвало эту «молодёжь» от фразы «дети коррупционеров»: ибо правда – она, как известно, глаз колет.

А потом назвал их «такими же Шамсуаровыми и Багдасарян», чем довёл эту публику уже до термоядерного взрыва.

Часть толпы обиделась и отправилась в ГУВД Москвы (в ту самую ненавистную полицию, на представителей которой революционная молодёжь нападала с газовыми баллончиками и ножами) с требованием привлечь Соловьёва к уголовной ответственности.

А угадаете по какой статье? О да, по той самой! По «два-восемь-два»! По статье, «по которой никого нельзя судить», «которая ограничивает свободу слова», «которую надо отменить».

Ой как интересно получается! Их – вот ИХ – по ней судить нельзя. Отменить её – для НИХ – надо. А вот других по ней судить, видимо, можно.

Вероятно, демократия в их понимании – это два Уголовных кодекса: один для «своих», а второй – для «врагов».

Понимаете, да?

Люди, которые оперируют в публичных дискуссиях словами «твари», «подонки», «мрази» и прочими (по большей степени непечатными), обращаясь к собеседникам, рассуждая о президенте страны, её армии, полиции, рассказывая об учителях, врачах, судьях, даже собственных родителях, вдруг смертельно оскорбились на симметричный — в сущности — ответ.

И даже не вполне дотягивающий до симметричного.

Вот если бы телеведущий Соловьёв предложил шилом выкалывать протестующим глаза (что призывала делать с полицейскими одна революционно-гламурная тётка) или выложил бы в открытый доступ их домашние адреса (что тоже делалось неоднократно), тогда было бы более-менее симметрично.

Но это всё из той же серии.

Вам нельзя — нам можно.

Да почему же?!

А потому что «некоторые более равны, чем другие».

И это — заметьте! — ещё до того, как они свершили свою революцию.

Это только на подступах к их «свободному миру».

Как кто-то справедливо заметил в комментариях

«Дай им только кожанку и маузер – и уж они…»