Майор СпН ВДВ Николай Кравченко: Война и Мир (7 фото)

Николай родился на Чукотке, и все его детство прошло на охоте. Он научился великолепно стрелять, и это сыграло решающую роль при его направлении в снайперскую группу. Работать по-боевому ставропольцев учили под Ташкентом, в условиях, приближенных к афганским. Однако на той войне ему побывать не пришлось. После службы Николай вернулся на родину. Много работал, стал директором конезавода.

В 94-м году я решил все бросить и поехать в Югославию, на помощь сербам. До Югославии Николай не доехал. Очутившись в Абхазии, он решил остаться служить в казачьем батальоне специального назначения «Эдельвейс». Какие задачи выполняло это спецподразделение, до сих пор остается тайной.Когда батальон был расформирован, судьба свела Николая с офицером, которого он знал еще по срочной службе. Долго уговаривать Кравченко не пришлось, и он снова оказался в родной бригаде, но теперь уже контрактником в разведке.
Летом 94-го стало ясно: войны в Чечне не избежать. На территории мятежной республики ставропольские разведчики появились еще задолго до ввода федеральных войск. Изучали регион, наблюдали, как развиваются события в стычках сторонников Дудаева и оппозиционных ему сил.
Боевые действия вот-вот должны были начаться, а в бригаде не хватало офицеров. Командование, заручившись поддержкой сверху, выхлопотало для четверых контрактников, среди которых был и Кравченко, в виде исключения лейтенантские погоны.

Спецназ ставропольской бригады вступил в бой в первые же дни войны. В ночь со второго на третье января 1995 года 8 разведчиков, в числе которых был Николай, и еще около 40 необстрелянных солдат попали в окружение. Опытные спецназовцы, прошедшие не одну войну, понимали: живыми им вряд ли суждено выбраться. «Наступает момент, когда каждый из нас у последней черты вспоминает о Боге...» — пел Тальков. Именно у такой черты оказался Николай Кравченко.

— Я сказал: «Господи, если прорвемся и все живы останутся, я построю храм. Если сам не построю, то буду участвовать в этом».
Господь Бог в ту ночь был на стороне российских солдат: сорока восьми бойцам, дравшимся врукопашную, удалось вырваться к своим, и что удивительно, без потерь.
— На войне человек, как сырая заготовка, идет в огонь. Война — это огонь. Опалился, и шелуха ненужная отлетает. Человек переосмысливает всю свою жизнь. У нас только за одну ночь в Грозном покрестилось 200 человек. У священника крестиков не хватило, а так бы еще больше крещеных было. Мне запомнились его слова: «Я, наверное, самый счастливый из священнослужителей, потому что слышал, как солдаты шли в бой с криками «Христос Воскресе!». Люди вспоминали о Боге, чтобы укрепиться в своих силах.
В 96-м, отвоевав в Чечне год и едва оправившись от тяжелой, второй по счету, контузии, Николай снова засобирался на войну. Перед отъездом решил побывать в Троице-Сергиевой лавре. Там он исповедался старцу отцу Кириллу — духовнику самого Патриарха Всея Руси. Отец Кирилл, сам бывший военный, ветеран Великой Отечественной, сказал ему: «Твоя война закончилась» — и предложил остаться в лавре.

— Поначалу я воспринял это в штыки, какой из снайпера священник? Но потом вспомнился тот грозненский эпизод. Ведь зачем-то Господь оставил нас в живых, а я обещал Богу построить храм и доселе не исполнил... Вспомнил и еще один момент. У меня друг погиб. И вот за два дня до операции в Гудермесе он мне приснился. Как будто я запрыгиваю на броню, а он говорит: «Будь осторожен, там — мины. Если не хочешь слезать, тогда молись...». И вот утром идем в разведку, а у меня в голове: «...Тогда молись». Мы напоролись на засаду, и я чудом остался в живых. Когда рядом с нашей «коробочкой» рвануло, меня сильно контузило. Потерял сознание. Так бы и слетел с брони, если бы... Я хоть и был снайпером, но часто брал с собой автомат, ремень которого специальным узлом наматывал на руку. Когда рвануло, моя рука с автоматом случайно попала в люк и там застряла. Так и висел я без сознания на броне, пока к своим не приехали. Господь Бог помиловал...

Однажды проснулся в монастыре с мыслью: «Да, хорошо бы в бригаду к моим ребятам батюшка приехал. Но обычного священника сразу шлёпнут. Он же дорого стоит — за него боевикам платили как за сбитый вертолёт. Надо ехать самому!» А батюшкой может стать либо монашествующий, либо человек семейный. Я хотел семью. Но где в монастыре жену найду? «Скоро Рождество. А на Рождество случаются чудеса!» — сказал тогда старец Кирилл. На Рождество на колокольню, где я служил, пришли студентки регентского отделения петь колядки. Одна из них, Елена, вскоре стала моей женой. И меня рукоположили. В 2000 году, как полковой священник, по благословению старца Кирилла я отправился на Кавказ.
В первую же командировку на передовой окрестил больше 100 бойцов. В чеченском селении ко мне подошёл офицер спецназа ВДВ: «Как здорово встретить здесь батюшку!» — «Я раньше сам служил в спецназе». — «С каким позывным?» — «Чукча-снайпер». Он чуть не подпрыгнул: «Ты же мне жизнь спас в 1994 году в Грозном! Я на площади Минутка был под прицелом чеченских снайперов, а их кто-то уложил со стороны старого университета. Потом узнал по своим каналам, что это был «Чукча-снайпер». Дивны дела Твои, Господи!»...
Последние пять лет отец Николай служит в сельском храме Корсунской иконы Божией Матери села Глинково в районе Сергиева Посада У него пятеро детей, младшему из которых годик. Живёт семья в одной комнате с печным отоплением. Но теснота не мешает батюшке воспитывать старших из своих четверых сыновей защитниками Отечества, которые в нужный момент скажут, как когда-то он сам, добровольно отправляясь в Чечню: «Никто, кроме нас». А с младшими он в 51 год с удовольствием бегает по лужам, объясняя это тем, что: «Душа поёт и пляшет».