Когда началась атака я выстрелил себе в ногу через булку хлеба и сказал, что меня подстрелили (9 фото)

...Служба моя началась в конце 41-го. Сначала водителем. Грузчиками у нас были русские перебежчики. Во время войны перебегало много народу и с одной стороны, и с другой. Наши начинали перебегать перед большими сражениями. Кто-то умереть боялся, кто-то воевать не хотел, вот и бежали. Пока в плену пересидят, потом в тылу, а там и война окончится. Однажды два наших солдата убежали к русским, а через пару дней мы услышали их голоса по радио. Они предлагали нашим солдатам сдаваться в плен...

...Меня направили в школу унтер-офицеров и в 1942 году присвоили звание сержант. Я воевал в Ростове, в Севастополе. После ранения лечился у себя дома, в Германии. Потом меня вернули в мою дивизию. У нас всегда так-воюют люди там, куда их изначально направили. И даже после ранений мы возвращались в свои войска. Каждый год нас отпускали домой отдохнуть. Но к середине войны перестали давать отпуска. Только ранение или смерть могли освободить нас от службы...

...Мы как могли, хоронили убитых. Когда получалось, делали отдельные могилы для каждого солдата или офицера. Но когда отступали в бою, то просто прикапывали убитых. А бывало, что и вовсе бросали на дорогах..

...В начале войны нам говорили о том, что мы молодцы из-за того, что опередили русских. Потому что они готовили нападение на нас и планировали начать войну первыми. Но скоро стало ясно, что нас обманули. Мы завязли здесь, в этой холодной стране. Потом нам сказали, что если станем отступать, то русские придут грабить наши дома в Германии и убивать наших детей. В 1942 году среди солдат ходили слухи, что Сталин и Гитлер подружатся. Тогда мы сможем вместе воевать против Англии и Америки...

...За нашими настроениями постоянно следили. Как-то солдат написал домой письмо, в котором рассказал, что не верит в нашу победу и ругал фюрера. Офицеры по пропаганде узнали об этом, и солдата расстреляли. В конце войны я узнал, что очень многих солдат и офицеров расстреляли по этой статье...

...Вскоре к местному населению мы стали относиться равнодушно. Мы их не обижали, но и не жалели. Нам было все равно. Особенно, если мы отступали. Приходили, вставали на позицию и наш офицер говорил им, чтобы уходили. Объяснял, что скоро здесь будет сражение. Что с ними будет дальше нас не интересовало...

..Я считаю, что русская артиллерия была очень сильная. Они хорошо умели маскироваться. Зачастую их пушку можно было заметить только когда она давала залп. Особенно мы боялись реактивных установок. Русские их звали Катюша. После них оставалась одна выжженная земля. Еще я видел танк Т-34. Два наших бойца ушли в окоп на передовой. Началась атака и на наши окопы пошли русские танки. Один из них подъехал к дозорному окопу, развернулся на нем несколько раз, закопал наших заживо и уехал...

...В начале боевых действий, нас учили в учебных полках. Но чем дольше мы воевали, тем меньше нас учили. В 1944 году стали приходить вообще не обстрелянные солдаты, которые и оружия в руках не держали. Даже офицеров грамотных меньше стало, и многие только копать окопы умели, а про остальное ничего не знали...

...Когда мы бывали на передовой, нас кормили нормально. И даже горячая еда была. Но во время боя только консервы и сухой паек. Если затишье - по утрам мы пили кофе, ели хлеб и масло. Во время обеда давали суп, мясо, сало. Ужинали кашей, хлебом и кофе. К концу войны стало не хватать продовольствия. Бывало, на сутки выдавали банку консервов и печенье. Когда боец по какой-то причине уезжал в другую часть, он там не питался. Нельзя было. Ему выдавался паек. У румынов было несколько кухонь и все разные. Самая первая для солдат, следующая для сержантов, потом для офицеров, и у каждого старшего офицера был личный повар. Поэтому в румынской армии преобладала ненависть между бойцами и офицерами. Они ненавидели и презирали друг друга. Я такой армии больше не видел. Румыны обменивали оружие на наши деньги или еду...

..У нас с солдатами СС были не простые отношения. Конечно они были более сильными, чем мы, питание и экипировка лучше, чем у нас. Они с нами не хотели общаться и глядели на нас свысока. Еще эсэсовцы были очень жестокими. Русские их в плен никогда не брали. Однажды мы угнали грузовик у эсэсовцев. Они завязли в грязи и пошли искать подкрепление. Мы грузовик вытащили и перегнали в свою часть. В части перекрасили, поменяли отличительные знаки. Наши офицеры очень на нас кричали, но никому ничего не сказали. А машина нас потом не один раз выручала. Правда, если бы эта машина была наших частей Вермахта, мы бы ее не угоняли...

...Офицеры с солдатами Вермахта почти не общались. Потому что не имели права. Мы могли общаться только с фельдфебелем. Он нам передавал приказы от офицеров. Высшее руководство мы вообще никогда не видели. Между нами была огромная дистанция. Однажды я слышал как наш командир докладывал генералу по телефону, что если мы пойдем в атаку, то половина солдат погибнет. На что генерал сказал, что Фюрер все одобряет и пусть солдаты погибнут в бою за Германию. Тогда я понял, что мы пушечное мясо для генералов...

...Я очень испугался атаки русских, и решил обмануть всех. Когда началась атака я выстрелил себе в ногу через булку хлеба и сказал, что меня подстрелили. Меня отправили в госпиталь и в часть я вернулся в 1944 году. В том бою наших погибло около тысячи человек...

...В конце войны я попал в Севастополь. Русские уже были в Крыму. Когда несколько наших самолетов летело, два из них сбили русские. Мы думали, что и в нас начнут стрелять. Но самолеты улетели. В Крыму я успел повоевать несколько месяцев. Это были самые тяжелые дни моей жизни. Русские подходили к Севастополю. Нас послали на гору и сказали, что мы должны там окопаться и что там никого нет. Но мы очутились в засаде. В нас стали отовсюду стрелять. Осколки от гранат застряли у меня в ногах. Я притворился мертвым, русские ходили мимо меня. Наверное я остался один среди убитых. Когда стемнело, я выполз к своим. В Севастополе уже был хаос, никто не отдавал приказов, каждый был сам по себе. В какой-то момент мы услышали, что русские вошли в город. Было жутко смотреть, как некоторые сходили с ума и бегали с криками по городу, а другие с бутылками вина танцевали на площади среди цыган...