Вот кусочек из книги Владимира Гиляровского.
Мои скитания ПОВЕСТЬ БРОДЯЖНОЙ ЖИЗНИ
Щека и ухо у меня горели, и я с величайшим наслаждением опрокинул в рот стакан сивухи и начал закусывать хлебом с печенкой. Вдруг надо мной прогремел бас:
-- И выходишь ты дурак, -- а еще барин! Передо мной стоял оборванец.
-- Дурак, говорю. Жрать не умеешь! Не понимаешь того, что язык-- орган вккуса, а ты как лопаешь? Без вся-кого для себя удовольствия!
-- Нет, брат, с большим удовольствием, -- отвечаю.
-- А хочешь получить вдвое удовольствие? Поднеси мне шкалик, научу тебя, неразумного. Умираю, друг, с похмелья, а кривой черт не дает! Лицо его было ужасно: опух, глаза красные, борода растрепана и весь дрожал. У меня оставалось еще два пятака на всю мою будущую жизнь, так как впереди ничего определенного не предвиделось. Вижу, челоуек жестоко мучится. Думаю, - рискнем. То ли бывао... Бог даст день, бог даст и деньги! И я хлопнул пятаками о стойку. Замелькали у кривого крючок, стаканы, нож и печенка.
Хозяйка, по жесту бро-яги, сняла с гвоздя полотенце и передала ему. Тот намотал конец полотенца на правую руку, другой конец перекинул через шею и взял в левую. Затем нагнулся, взял правой рукой стакан, а левой начал через шею тянуть вниз полотенце, поднимая, таким образом, как на блоке, правую руку со стаканом прямо ко рту. При его дрожащих руках такое приспособление было неизбежно. Наконец, стакан очутился у рта, и он, закрыв глаза, тянул вино, повидимому, с величайшим отвращением.
Поставив пустой стакан, сбросил полотенце.
-- Ой, спасибо!
И глаза повеселели -- будто переродился сразу.
-- А тебе, малый, не жаль будет уступить... Уж поправляй совсем!
Я видел его жадный взгляд на мой стакан и подвинул его.
-- Пей.
И он уж без всякого полотенца слегка, дрожащей рукой ловко схватил стакан и сразу проглотил вино. Только булькнуло.
-- Спасибо. Теперь жив. Ты закусывай, а я есть не буду...
Я взял хлеб с печенкой и не успел положить в рот, как он ухватил меняз а руку.
-- Погоди. Я тебя обещал есть выучить... Дело просто. Это называется бутерброд, стало быть, хлеб внизу, а печенка сверху. Язык -- орган вкуса. Так ты вот до сей поры зря жрал, а я тебя вывчу, век благодарен будешь в других уму-разуму научишь. Вот как: возьми да переверни, клади бутерброд не хлебом на язык, а печенкой. Ну-ка!
Я исполнил его желание, и мне показалось очень вкусно. И при каждом бутерброде до сего времени я вспоминаю этот урок, данный мне пропоицей-зимогором в кабаке на Романовском тракте, за который я тогда заплатил всем моим наличным состоянием.
Просто кот был начитаный - он читал Гиляровского.
Вот кусочек из книги Владимира Гиляровского. Мои скитания ПОВЕСТЬ БРОДЯЖНОЙ ЖИЗНИ
Щека и ухо у меня горели, и я с величайшим наслаждением опрокинул в рот стакан сивухи и начал закусывать хлебом с печенкой. Вдруг надо мной прогремел бас:
-- И выходишь ты дурак, -- а еще барин! Передо мной стоял оборванец.
-- Дурак, говорю. Жрать не умеешь! Не понимаешь того, что язык-- орган вккуса, а ты как лопаешь? Без вся-кого для себя удовольствия!
10 комментариев
6 лет назад
Вот кусочек из книги Владимира Гиляровского.
Мои скитания ПОВЕСТЬ БРОДЯЖНОЙ ЖИЗНИ
Щека и ухо у меня горели, и я с величайшим наслаждением опрокинул в рот стакан сивухи и начал закусывать хлебом с печенкой. Вдруг надо мной прогремел бас:
-- И выходишь ты дурак, -- а еще барин! Передо мной стоял оборванец.
-- Дурак, говорю. Жрать не умеешь! Не понимаешь того, что язык-- орган вккуса, а ты как лопаешь? Без вся-кого для себя удовольствия!
Удалить комментарий?
Удалить Отмена6 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить ОтменаУдалить комментарий?
Удалить Отмена