«Он еле ходит, слеп и из его пасти воняет, но я все равно люблю его»!

========
В свои лучшие годы этот лохматый пес, бывшая бродячая дворняга из Белфаста по кличке Финн (Finn), отличался смелостью и страстью к приключениям. Финн спокойно мог прыгнуть во время прогулки по берегу моря с трехметрового ограждения прямо в буйные волны и плавать там как ни в чем не бывало.
«Я стал его хозяином в 1998 и когда во время нашей прогулки в бухте Howth (Дублин) он спокойно перемахнул через высокую причальную ограду, я думал, что на этом с моей новой должностью хозяина собаки будет покончено. Я подбежал к краю и посмотрел вниз, ожидая самого худшего, а он сидел там на куске камня и выглядел лишь немного робким, но не испуганным.
С тех пор нашим любимым развлечениям была игра с мячиком, который я закидывал в воду и он плавал за ним, невзирая на высокие волны.
Увы, с тех пор прошло много лет. Теперь даже просто пройти вверх или вниз по лестнице для него это настоящий подвиг из-за прогрессирующего артрита. Иногда он просто лежит на полу, не в силах подняться. Он все еще любит наши прогулки, но так как он почти ослеп и оглох, мне приходиться много раз звать его, чтоб он услышал и пошел со мной. Я даю ему обезболивающее четыре раза в день и тогда ему становиться немного лучше. Иногда массажирую его лапы, что тоже позволяет немного унять боль, но иногда ему больно от самого массажа и он сильно скулит.
Зубы его почти все сгнили и потому из его пасти довольно сильно и неприятно пахнет. Он уже не может есть свое любимое печенье.
Впервые я увидел его в Баллимена (Северная Ирландия), в приюте для бездомных животных National Canine Defence League home, когда работал в местной газете и искал себе домашнего питомца. Он значился в их списках как «Помесь с терьером номер 34/98» . Все остальные собаки того приюта лаяли на меня, когда я проходил мимо, а он спокойно стоял, осматривал меня и вилял хвостом. Его взгляд был весьма красноречив. Он словно говорил «Давай же решайся, я же готов быть с тобой до конца своей жизни».
И я взял его к себе. Когда привез домой, оказалось, что он действительно никогда не был домашним. Но уже через несколько дней он спал со мной на одной кровати. И так и спал потом долгие годы. Специальная лежанка, которую я купил в приюте, так и осталась неиспользованной.
Финн очень быстро стал понимать мое настроение и утешать меня, когда мне было плохо. Помню, я вернулся из Белфаста в 1998 через неделю после того, как там взорвалась бомба. Я был в сильном стрессе. В первый раз я столкнулся с таким ужасом, когда совсем рядом произошла эта бойня и страшным образом погибли 29 человек. Я сел на диван и так и сидел молча. На глазах у меня были слезы. И вдруг я почувствовал, как пес подошел ко мне и потерся о ногу. И он так смотрел на меня своими печальными карими глазами, словно все понимал.
14 лет он жил со мной жизнью собаки иностранного корреспондента, мотающегося по работе по всему миру. Он даже побывал со мной в Вашингтоне и ему не пришлось проходить там карантин, как бывает, когда ввозишь животное в Великобританию. Мы были вместе и в Иерусалиме и звуки взрывающихся там бомб наверняка напомнили ему его родину. Финну все эти годы везло и он не попадал ни в какие серьезные передряги, где бы мы ни были.
В Вашингтоне после событий 11 сентября я был вынужден оставлять его дома, так как охрана не пускала его в офис и он сидел один - одинешенек у окна и высматривал, когда я вернусь с работы. В конце концов наша соседка, бельгийка Мартина, не выдержала его жалостливого взгляда узника и сказала, что может гулять с ним после обеда.
В Иерусалиме Финн узнал, что не все люди и животные любят собак. Сначала на него напали дикие кошки и сильно поцарапали, а потом палестинская молодежь на приграничной территории кидала в него камни. Были также проблемы с ортодоксальными евреями, которые считают собак нечистыми животными. Одна сильно верующая еврейка пришла в дикий ужас, когда мой пес подбежал к ней и пытался лизнуть ее ногу.
Когда я был заключен на 2 недели в тюрьму Зимбабве по обвинению в нарушении закона страны, по которым въезд иностранных журналистов был запрещен, я сидел в тесной душной камере вместе со 100 другими заключенными. Единственное, что спасло тогда мою психику, это то, что я закрывал глаза и представлял себе, что сижу у себя дома и глажу шелковистую шерсть своего любимого пса.
После посещения Ирака у меня были ночные кошмары, связанные с тем, что меня похищают бородатые исламские радикалисты и угрожают казнить. Финн тогда всегда старался быть ко мне поближе и действовал на меня успокаивающе. Кошмары закончились после того, как я увидел себя во сне словно мертвым, смотрящим с неба вниз на землю и видящего своего пса играющего на зеленых ирландских полях.
С самого начала Финн радовался всему, что я делал и был счастлив просто быть рядом. Я спокойно мог оставлять его в случае чего с друзьями или соседями, даже с теми, что держали кошек. Он никогда не доставлял проблем с перевозкой. Путешествовали ли мы на самолете или по океану, он спокойно сидел в своей клетке.»
В 2006 году жизнь Тоби и Финна сильно изменилась и в жизни пса появилась новая хозяйка, жена Тоби Шерил. Он сразу же принял ее и стал ее слушаться. Правда ему пришлось уйти с кровати и спать на полу рядом с ней. Но он не перечил.
В 2007 году у Тоби родилась дочка Тесса, а вскоре сын Майлз. Финн любил этих детей не меньше чем хозяина. Он помогал им начинать ходить, они держались за него.
Через год после свадьбы. Когда Тоби был в отъезде, у его беременной жены случился выкидыш. Финн все это время был рядом с ней, чувствуя, что произошло что-то плохое. Он не отходил от нее всю ночь. К счастью, здоровье Шерил не пострадало и в 2007 она благополучно родила Тоби дочку.
«Никогда не забуду, как Финн насторожил уши, когда впервые услышал ее крик, -рассказывает Тоби,- Их как раз привезли из больницы и с того дня Финн начал спать у кроватки малышки. Она училась ходить, держась за него, боролась с ним, играла в перетягивание игрушки. Один раз мы даже застали Тессу за тем, что она грызла старую игрушку-косточку Финна.
Когда родился сын Майлз, Финн решил, что лучшее место для сна у него теперь будет за пределами спальни, но чтоб дверь была открыта. Он всегда был верным стражем наших детей. Они могли тянуть его за шерсть и даже ездить на нем верхом, но он никогда даже не пытался их укусить.
Сейчас он уже слишком стар для этих игр. Они обнимают и целуют его, когда он лежит на полу, но они понимают, что он теперь не может бегать с ними так как раньше. Наверное, когда он умрет, мы заведем нового щенка и возможно хомячка.
Он никогда не возражал против того, чтоб его брали на руки. И сейчас, если он хочет чтоб его подняли и перенесли куда- то, он лает и зовет людей. Несмотря на свою слабость, он отчаянно не любит таблетки и никогда их не съест, даже если я схитрю и спрячу их в его любимые лакомства. Лекарство можно дать ему только зажимая пасть и насильно проталкивая в горло.
Старел он медленно и постепенно, но неизбежно и, кажется, прекрасно понимал это. Он понимает, что сейчас многое не может. Иногда в нем просыпается что-то из его юности и он пытается бегать за палкой или вот, когда мы были недавно на пляже в Южной Каролине, он пытался играть с детьми и с набегающими волнами.
Сейчас у него постепенно развивается старческое слабоумие. Один раз он застрял в углу спальни, на пустом месте, и перепугано скулил. И это невероятно трудно принять то самое решение. Но скорее всего это придется сделать и в тот день ветеринар приедет к нам в дом и облегчит его страдания. Я хочу, что он умер дома в кругу семьи, а не в больнице на операционном столе, где все пахнет лекарствами и болью. Мы все очень не хотим его усыплять, нам кажется это неправильным. Но с другой стороны видеть как он мучается и страдает очень тяжело.
Финн всегда больше действовал по интуиции, а не своим собачьим умом. Мне кажется, он сам даст мне знак, когда он захочет уйти. У меня есть такое ощущение. И, может это кому –то покажется странным, я не чувствую грусти, что когда-нибудь он уйдет от нас. Он прожил прекрасную полную и насыщенную жизнь и был великолепным псом и моим другом. Я всегда буду это помнить.»