Когда случается война? Тогда, когда вырастает поколение ее не знавшее
И поэтому на вопрос о том, почему он достиг своей кульминации именно сегодня, через двадцать с лишним лет после старта проекта «независимая Украина», а не на десять лет раньше или позже, можно дать как минимум несколько правильных, взаимодополняющих ответов.
Вряд ли приходится сомневаться в том, что этот кризис возник, да и не мог не возникнуть, на пересечении двух противоположных геополитических трендов — нисходящего западного и вновь восходящего антизападного, прежде всего — русского. Изначально наивно было предполагать, что Запад и его флагман США безропотно уйдут с авансцены глобальной политики, а мировой Восток с его естественным авангардом Россией столь же бесконфликтно займет вакантное место.
Такого на пространстве всемирной истории никогда не было и не будет. И уже только поэтому столкновение этих двух планетарных сил было предопределено и в какой-то момент началось в точном соответствии с ходом исторического времени.
Однако есть и другие, не менее основательные объяснения четкой хронологической привязки данного столкновения. И здесь уместно сослаться на авторитет классиков.
Выдающийся советский кинорежиссер Михаил Ромм, автор всемирно известной публицистической картины «Обыкновенный фашизм», объяснил этот феномен с помощью не менее известного австрийского философа Освальда Шпенглера. Во втором фильме своего антинацистского и антитоталитаристского диптиха «И все-таки я верю» Ромм сообщает о весьма любопытном эпизоде из жизни этого мыслителя, которого в 1919 году, через год после окончания Первой мировой войны, спросили — будет ли новая мировая война? «Разумеется будет!» — ответил Шпенглер.
«Как же так, откуда вам это известно, как такое вообще может быть, и кто с кем будет воевать, если для этого нет никаких предпосылок?» — изумились его собеседники. На это Шпенглер ответил: «Для того чтобы началась новая мировая война, должно родиться и вырасти поколение, которое не знает предыдущей мировой войны. Для того чтобы такое поколение выросло, чтобы призывного контингента стало достаточно, необходимо примерно двадцать лет. Вот через двадцать лет и будет новая мировая война. Кто и с кем будет воевать, не знаю, но будет».
Сегодня мы знаем, что зловещий прогноз Освальда Шпенглера на беду всего человечества оказался точным. Вторая мировая началась ровно через двадцать лет — в сентябре 1939-го.
Между тем, этот философ отнюдь не имел в виду какую-то одну конкретно-историческую эпоху, а говорил об общих закономерностях, свойственных любому отрезку мировой истории. В том числе, разумеется, и нынешнему. Стало быть, применительно к современной Украине и в целом к постсоветскому пространству эта закономерность имеет не меньшую силу.
Здесь стоит напомнить, что после распада СССР прошло как раз двадцать с небольшим лет. За это время родилось и уже вступило в полноценную жизнь новое поколение, которое не жило в Советском Союзе, практически не представляет себе, что это такое, и для которого вообще все, что было до его рождения, — отвлеченная абстракция.
Этому немало поспособствовала и массированная «национал-суверенная» пропаганда, с помощью которой правители «незалежных» осколков бывшей единой страны держали в узде доставшуюся им в наследство часть популяции. Молодых людей воспитывали в духе поклонения новым, так называемым «общечеловеческим» (читай — западным) ценностям, новому «патриотизму», под которым теперь понималась верность одному из кусков бывшей, порезанной по живому Родины, и в режиме полного отрицания не только исторического прошлого, но даже и родительского опыта.
Дошло до того, что многие современных подростки понятия не имеют, за кого и против кого воевали их собственные прадедушки во Второй мировой войне. При этом никого из «воспитателей» не волновало, что «бывшей Родины» в принципе не бывает, а «иваны, не помнящие родства» — далеко не лучший материал для строительства светлого будущего. Да и не стояло перед ними такой задачи. Вполне достаточно было закрепить в сознании молодого поколения такой себе «конструктор лего» на тему новой, пусть даже совершенно искусственной «родины», чтобы, во-первых, отбить у этого поколения охоту к трансграничной перемене мест, а во-вторых, иметь под рукой хотя бы мало-мальски мотивированных солдат. Которых, при случае, можно будет «потратить» в какой-нибудь междоусобной склоке.
И хотя эта пропаганда была, как правило, крайне противоестественной, а ее продукт — явно ненатуральным, будучи повторяемой в течение многих лет при всяческом подавлении альтернативных мнений, она, как это ни прискорбно, возымела определенный эффект.
Нынешние двадцатилетние, будь то жители Украины или, чего греха таить — многие россияне, как правило, точно знают, что их Родина — не «одна шестая часть Земли с названьем кратким Русь», а конкретно — либо Республика Украина, либо Российская Федерация. Своих бывших сограждан по СССР они считают точно такими же иностранцами, как, например, французов, и обычно уверены в том, что Россия с Украиной должны строить отношения примерно так, как Россия с той же Францией.
Многолетняя прозападная и антирусская пропаганда (а другой в бывшем СССР просто не было) сумела из ничтожного в юридическом и морально-нравственном отношении Беловежского сговора трех политических авантюристов — Ельцина, Кравчука и Шушкевича — состряпать фундаментальную версию альтернативной истории и на ее основе выстроить между тремя частями одного и того же народа глухую «китайскую стену», внушив всем, что мы — абсолютно чужие друг другу люди, которые с тем же успехом могут выбрать себе в компаньоны кого угодно — хоть немца, хоть зулуса.
Даже называть людей стали так, чтобы максимально их разобщить. Например, всех жителей Украины в российской прессе (про киевскую уже и не говорю) именуют не иначе как украинцами, хотя даже по данным официальной (то есть заведомо русофобской) украинской переписи, в этой «стране» поживает 12 миллионов русских, а по оценкам американской службы Гэллапа 83 процента местного населения разговаривает на русском языке!
Впрочем, русских не стало и в самой России, где всех политкорректно переименовали в россиян, растворив, тем самым, государствообразующую нацию в сотне с лишним сопутствующих этносов. И теперь в России убеждены, что на Украине живут украинцы, «хохлы», а то и вовсе «укропы» — то есть совершенно другой народ, с которым у «истинных россиян» нет, и не может быть ничего общего. Ну, а про то, что «Россия — это азиатская орда», у которой нет никакой генетической и этнокультурной связи с «истинными евроукраинцами», на Украине знает каждый, кто смотрит телевизор.
Между тем, в контексте злонамеренной пропаганды (а она как была, так и осталась в чужих руках), понятие «другой» очень быстро стало синонимом понятия «чужой», а то, в свою очередь, по ходу нынешних событий быстренько трансформировалось во «враждебный».
Нынешние молодые «россияне» и «украинцы» с конструктором лего вместо Родины в голове, в большинстве своем не понимают и не замечают этой подмены и искренне думают, что их «отечества» заканчиваются ровно там, где проходят ныне линии искусственных, нарезанных по прихоти своекорыстных правителей «государственных границ», а по сути — феодальных наделов. И бывают очень возмущены, когда кто-то из-за этой «границы» начинает «совать нос не в свои дела».
Например, мне — активному участнику дискуссий на разных политических форумах, формально гражданину Украины — охваченные «праведным гневом» младороссияне очень часто пишут что-нибудь вроде: «А чего это ты, укроп, здесь возникаешь? Без тебя как-нибудь в своей стране разберемся». И когда я таким «незалежным» анти-укропам отвечаю в том духе, что для меня что Киев, что Москва — одинаково Родина, которая начинается на Камчатке и заканчивается на станции Чоп на границе с Венгрией, и не им — жителям нынешних суверенных обрубков, указывать, что мне считать моей Родиной, то я буквально физически чувствую, как у них «крышу сносит» от такого совершенно неожиданного поворота темы.
Происходит полный разрыв шаблона, за которым угадывается работа все той же вражеской пропаганды, полностью исключившей из массового сознания любые иные варианты понимания Родины, кроме официально предписанных. Характерно, что еще никто из моих молодых оппонентов не нашелся, что возразить на такие демарши и, похоже, для некоторых из них это был повод основательно задуматься и кое-что переосмыслить.
Возвращаясь, однако, к прозорливому австрийцу Освальду Шпенглеру с его зловещим прогнозом и к нашим геополитическим трендам, можем констатировать, что сегодня не только выросло новое поколение и призывного контингента стало достаточно, но еще и в головы этого контингента усилиями чужеземной пропаганды заложен такой набор конфронтационных стереотипов, который легко превращает ближайшего родственника и доброго соседа в заклятого врага и поганого супостата, делает возможным самое невероятное и крайне нежелательное развитие событий.
В этой связи можно с достаточным на то основанием утверждать, что нынешняя кровавая кульминация украино-российских отношений, а точнее — внутренний взрыв в сердцевине Русского мира — готовился и планировался задолго до того, как стал фактом. На Западе не хуже нашего были осведомлены об исторических циклах Шпенглера и понимали, что даже при всем их желании сразу после развала СССР столкнуть Россию и Украину не получится — не тот человеческий материал. Должно было пройти как минимум двадцать лет, чтобы выполнить биологическую и идеологическую задачу по формированию новых, враждебных друг другу «суверенных» поколений с раздельной «исторической памятью».
Но, судя по тому, что эти задачи стали активно выполняться буквально сразу после развала СССР, можно сделать вывод, что изначально именно такая цель — столкнуть нас лбами — и ставилась. То есть то, что мы имеем сегодня и воспринимаем подчас как несчастливое стечение обстоятельств, на самом деле — закономерный результат заранее спланированной долговременной подрывной работы Запада против Русского мира, первым этапом которой стало уничтожение СССР.
Запад и его главные центры управления никогда не сводят горизонты своего планирования к ближайшей паре лет или периоду до очередных выборов, как это сплошь и рядом принято у нас. Запад, будучи реальным хозяином планеты, имеет возможность и необходимость планировать ее будущее в стратегическом масштабе — на десятки, а возможно и на сотни лет вперед. Так что для него шпенглеровский промежуток в два десятилетия — это даже не глобальная стратегия, а рутинная политическая практика, в которой он уже немало поднаторел. И идущая ныне, точно по историческим часам, украинская драма — очередное тому печальное доказательство.