Настоящие знания можно получить только при непосредственном общении с настоящим преподавателем. Никакие даже самые умные учебники и пособия не способны дать того, что вам даст Мастер из рук в руки. В своём училище мне посчастливилось встретиться именно с такими преподавателями, многие из которых прошли Великую Отечественную. Всех их я до сих пор вспоминаю с любовью и теплотой, какими бы жёсткими или мягкими они ни были.

Есть справедливая пословица о том, что сапёр ошибается только один раз. Нечто подобное можно сказать и об армейском шифровальщике, с той только разницей, что ошибка сапёра будет стоить жизни ему самому, а вот за ошибку шифровальщика могут заплатить своими жизнями совсем другие люди. Такой ошибки шифровальщику не простят, но цена её может быть очень велика.

Взаимоотношения нашего брата шифровальщика с оперуполномоченными особых отделов военной контрразведки во времена СССР – это отдельная тема. Непростая и не всегда безболезненная для обеих сторон. Контрразведка тщательно опекала нас, следила за нашим окружением и безопасностью нашего ремесла. Для них мы были секретоносителями высшей гильдии. Для нас же они были…

За время моей службы в авиации мне доводилось слышать диаметрально противоположные мнения о роли и значении шифровальной службы, которую я представлял в авиационном полку. С одной стороны мне каждый год на подведении итогов неизменно вручали ценный подарок с формулировкой «за обеспечение безаварийности и безопасности полётов». А с другой – находились офицеры, и в немалых чинах, отзывавшиеся о нас свысока и даже надменно.

Те, кто служил в незапамятные семидесятые-восьмидесятые, хорошо знают, что такое офицер-двухгодичник. Призывали этих молодых людей в армию на два года после военной кафедры гражданского вуза. Само собой, после военной кафедры и двухмесячных сборов понятия этих офицеров о службе были весьма далеки от общепринятых в армии. От этого и случались такие вот казусы.

Войсковую стажировку на последнем курсе училища я ожидал с трепетом и волнением. Ещё бы, предыдущий выезд в войска на практику был сильно омрачён моим бестолковым руководителем. А тут ещё в последнюю минуту до выезда мне поменяли место стажировки, и вместо удачной и хорошо известной части в Харькове направили в Крым. А что там именно, никто не знал. Я был первым, кто ехал туда.

Вопрос армянскому радио: «Может ли брак по расчёту быть удачным?»
Ответ: «Может. Если расчёт был удачным».
Ну а если расчёт был не очень? Тогда, как говорится, не взыщите.

Характер у нашего нового командира корпуса ПВО был ещё тот. Мало кто из офицеров мог с ним нормально общаться. А уж если кто-то попадал к нему в немилость, то такому несчастному можно было только глубоко посочувствовать.

Полётная смена бомбардировочного полка дальней авиации была скомкана, ещё даже не начавшись. Главный герой разгоревшегося безобразного скандала сидел на КП полка, являя всем окружающим здоровенный фингал под левым глазом. Обладателем этого «украшения» был начальник политотдела авиадивизии полковник Хоменко. Он-то и должен был со своим экипажем вылететь одним из первых в эту лётную смену в качестве командира бомбардировщика ТУ-16. Но не вылетел.

В конце семидесятых я только-только окончил Рязанское училище и делал свои первые шаги в должности командира взвода ВДВ. По молодости лет я тогда был холостяком. И так уж получилось, что мой комбат тоже холостяковал. Развёлся. Ну а у двух холостяков всегда найдётся о чём поговорить по душам, особенно под соответствующее горячительное сопровождение. Вот так и зацепились языками однажды вечером после трудового дня.

Эту историю мне рассказал знакомый офицер-десантник, ветеран войны в Афганистане. Отслужил он за речкой почти два года. Был ранен, контужен. Несколько раз должен был погибнуть от пуль, осколков, в рукопашных схватках. Но эта забавная история имела место ещё до его командировки в Афган.

В конце девяностых я уже снял свои офицерские погоны и был в запасе, но работал по своей же специальности шифровальщика в одной серьёзной государственной конторе. Были у меня в ведомственном подчинении несколько органов спецсвязи в наших филиалах. Приходилось время от времени наведываться к ним в гости, имея на руках секретные документы.

До поступления в военное училище я почему-то был уверен в том, что все военные, а в особенности офицеры – люди серьёзные, вольностей во время службы не допускают. Но вся моя дальнейшая офицерская служба напрочь опровергла это заблуждение. Ну, военное училище с его курсантскими шутками и приколами не в счёт. Зелень ещё, что с них взять. Но вот когда взрослые дяди в немалых воинских званиях и должностях троллят друг друга, это уже что-то.

В тот день я собирался выехать в один из дивизионов нашей бригады. Нужно было посмотреть забарахлившую спецтехнику в кодогруппе, так как солдату-срочнику это было не по зубам. Ну и заодно проверить общее состояние дел на месте. Уже почти на выходе меня поймал начальник штаба бригады и попросил по дороге захватить из города в дивизион одного из офицеров дивизиона.

Все наши училищные отцы-командиры, начиная с командиров взводов, были исключительно из наших выпускников. Однако представленный нам 1 сентября на третьем курсе новый командир взвода, не имел к нашей спецуре никакого отношения. Новый взводный окончил общевойсковую бурсу, чем он жутко гордился и даже успел там послужить, не понимая того, что для нас он был залётной птицей.