Как сообщал паблик Mash, глава скорой помощи Москвы Николай Плавунов разослал своим замам инструкцию — как медики должны вести себя в конфликтных ситуациях на вызовах. Медиков обязали слушать ругань пациентов: "дайте выговориться (гневная тирада не длится дольше 50–60 секунд)". Им запретили вступать в спор, как бы ни вёл себя пациент. А чтобы сохранить самообладание, руководитель посоветовал медикам "начинать говорить после ПОЛНОГО выдоха".
— Перевозка. Детская, — женщина-врач, зевая, взяла карту вызова.
— И это в час ночи. От не спится народу. (Она прочитала примечания.) Да ещё и от полиции. Ну поедем. Поглядим. (Она обернулась к фельдшеру.) Иди водителя толкни. Он уж, поди, решил, что ночь пришла.
Доехали быстро. В квартире помимо пожилой хозяйки находилось человек пять полицейских и истошно плакал младенец месяцев шести от роду.
Позвонив по 03, она оставляла дверь в квартиру открытой, ложилась в кровать и, заслышав в коридоре шаги, принималась жалобно стонать, причитая, что всё болит и что пора уже ей умирать. Иногда, особенно, когда на бригаду приходили новички, старший по бригаде фельдшер, приложив палец к губам, взывая к молчанию, неслышным шагом пересекал бабкин коридор и, остановившись у входа в комнату, подзывал к себе напарника.
Времени было достаточно, но толкаться в метро в таком прикиде и на таких высоченных каблуках желания не было. Девушка ступила с тротуара на проезжую часть и подняла руку, ловя такси. Проезжавший мимо микроавтобус создал, наверное, слишком сильную для её анорексичного тела воздушную волну. Покачнувшись, девушка отпрянула обратно на тротуар. Зацепившись каблуками за бордюр, она упала и подняться на ноги самостоятельно уже не смогла:
— Так, говорите, где вы его нашли?
— На крыльце дома спал. Я его еле втащил. Не бросишь же. Брат всё-таки, — мужик горестно всплеснул руками. — И в кого такой? Мать не пила. Отец не пил. Я не пью. А этот — ну каждый день.
— А участкового врача вызывали?
— Да толку? Пришёл, послушал. ОРВИ, говорит. Лечитесь.
— Долго едете, — статный короткостриженый мужчина открыл дверь квартиры. — Два часа ждём.
На вешалке в коридоре аккуратно висела форма сотрудника полиции в чине майора.
— Жалуйтесь, — в четыре утра фельдшеру было уже всё равно. — Уволят — будете по четыре часа ждать.
— Да я не в обиду, — мужик закрыл за фельдшером дверь. — Я ж тебя знаю. Сколько раз по службе пересекались. Понимаю, что не чаи гоняете. Ребёнок просто. Жалко.
— Алло! Слушай! — голос диспетчера в мобильнике был дружески просящим. — Ты прям у дома почти, куда только что вызов пришёл. Запишешь? А потом сразу обедать. Гиппократом клянусь!
— Давай. От тебя ж не отвяжешься, — фельдшер записал адрес. — А повод есть?
— Передано просто — "плохо". Ни возраста, ни номера подъезда. Что за больные пошли? Вы там уж сами посмотрите. Если что — реанимационные бригады на подстанции.
— А вас… — заведующая жестом Мюллера указала на двух приятелей. — Вас я попрошу остаться.
Медперсонал станции, на секунду было замерший, возобновил процесс покидания пятиминутки. Через небольшой промежуток времени в зале остались только два фельдшера, заведующая и старший врач.
Приехавшая на зов фельдшерской бригады реанимация оценила ситуацию как "полная ж…" и сразу взяла всё в свои руки. Но больной уходил, из последних сил срывая с себя кислородную маску, давая понять, что он ничего больше не хочет. Через секунду монитор показал прямую линию.
— Час с ним боремся. Два раза уже заводили, — один из фельдшеров снова начал качать.
День катился к вечеру, когда фельдшеру выпало "прокатиться полечить" в старую часть города, где стояли пятиэтажные коробки. Сделаны были коробки из доброго кирпича. И, если в такой квартире сообразить хороший ремонт, жизнь станет лучше, а жить станет – веселее.
— Ме-е. Кха, кха… Мене боль… больнич-ный… — мужик с трудом выговаривал слова. Внешний вид его самого и убранство квартиры не оставляли сомнений в диагнозе. — М.. мне завтра на рабо… ту.
Наверное относится к "врачебным байкам", хотя история имела место быть.