История про Гену Чувикова
Знаете, я вот в последнее время всё чаще замечаю, как люди хвастаются своей отроческой глупостью. Вот я мол, такой дурак был, что аж ух! Такие глупости
вытворял, что аж ах! Ну, меня это как-то за живое начало задевать. И я тогда в памяти порылся хорошенько и выудил оттуда замечательную историю, которая
приключилась со мной и моим лепшим другом Жорой, в классе эдак шестом-седьмом.
Учился с нами такой персонаж как Гена Чувиков. Уже тогда он был выше всех нас как минимум на голову. Всегда слегка сгорбленный, он носил своё тонкое, хрупкое тело на не менее тонких и длинных ногах. Маленькое круглое лицо, слегка оттопыренные уши. И в довершение, под узким лбом обиженно поблескивали два маленьких
чёрных глаза. В общем, Гена - это такой себе ослик ИА, только если его не кормить месяц, а потом за еду заставить ходить на задних лапах. Так вот, всё
Геннадий норовил к нам с Жорой в компанию влиться, за что, надо сказать, частенько ему доставалось.
В день когда приключилась эта история, мы придумали Гене «задание», после которого он, в случае успеха, навсегда стал бы нашим другом. «Всего-навсего» ему
нужно было просидеть урок физики в шкафу. Ну и что, скажут многие, что тут сложного? Да, ничего, если только не считать, что учительницей физики у нас была Хромова Нина Максимовна - величайшее творение зла на земле! Мы её боялись так, как глисты и вампиры чеснок. На её уроках даже мухи старались не летать, а мы дышать аккуратней, так, чтобы не привлечь её внимания. Когда она вызывала к доске, лично мне всегда хотелось с криком сигануть в окно и убежать подальше,
зарыться глубже, свернуться калачиком и тихонько молчать. А ещё я помню, как она однажды заболела, так в школе карнавал был похлеще бразильского.
В общем, Гена согласился. Сразу после физкультуры мы втроём влетели в класс. Нами быстро был выбран каземат для Геннадия. Им оказался двухэтажный пенал,
стоявший в углу класса между стеной и остальными шкафами. Освободив верхнюю полку от бесполезного хлама, мы водрузили туда Гену. И всё бы хорошо, но ноги
Гены были против всего происходящего. Гена пыхтел, кряхтел, подтягивал их к себе руками, но так и не мог зафиксировать - они постоянно открывали дверцу.
Тогда, мы с Жорой выдвинули пенал, закинули туда снова Гену. Повернули пенал дверцей к стене и задвинули его обратно на место. Очень, очень довольные собой, мы уселись за свои парты. Через полминуты в классе началась обычная «переменная» паника – самолётики, крики, визг, суета. И только мы с Жорой сидели спокойно - в предвкушении.
Нина Максимовна появилась классе в своей любимой манере – бесшумно, она словно материализовалась возле доски. Тут же прозвучал звонок и ученики, с воробьиным проворством разлетелись по своим местам.
Началась перекличка и голос Нины Максимовны заскрипел, словно острый нож по стеклу. О да, её манера переклички это было что-то! Произнеся фамилию, она тут же впивалась взглядом в ученика и, только выпив из него всю душу, переходила к следующему. Гена шел в списке последним.
- Чувиков, - пауза, тишина, - Гена Чувиков, - снова тишина. Взглядом, словно щупальцами, она обшаривает пустое место за партой, - Хорошо, - её, и без того
тонкая, линия губ сжимается в еле уловимую полоску, - начнем урок.
Пенал в углу класса хныкнул.
Истерика своей лёгкой рукой постучала мне по плечу. Чтобы сдержать смех, я, что есть силы, стукнул ногой о парту. Но удара никто не услышал, потому, что в
классе кто-то громко хрюкнул. Это, как ни странно, был Жора. Он хрюкал вцепившись зубами в рукав свитера. Красное лицо и глаза, которые вот-вот должны были вылезти из орбит, нещадно его палили.
- Орехов!
И тут Жора как давай лаять! Нет, он не смеялся, он именно лаял, как собака! Собрав волю в кулак, а вещи в портфель, я, под ошарашенные взгляды
одноклассников, ринулся к двери, иуже в коридоре дал волю чувствам. Через секунду за мной вылетел Жора.
Выйдя на улицу и отдышавшись, мы решили окончания урока не дожидаться, тем более, он последний, а Гена и так вылезет. Покричит, его и выпустят. С этой мыслью мы и разошлись по домам. Пообедали, переоделись и на стадион! А там футбол, футбол и ещё раз футбол, пока полностью не стемнеет. Бывало, что и мяча уже давно не видно, а мы всё бегаем. Потом чумазые, уставшие, но очень довольные собой мы шли домой…

Каток
Я шел по утоптанной снежной тропинке вдоль забора и понимал, что в мире случилось нечто необъяснимое, но важное. Я был полон неги
и водочного отвердителя. Да, я был тверд в решениях и нежен в поступках. А за забором, блядь, играла музыка! София Ротару пела
песню про то, как она кого-то любила, а тот, кого она так любила, ее не нашел. Реально так не нашел, сволочь. Поэтому у
замечательной певицы было столько страсти в голосе, что я не выдержал и перелез через забор. Там я угодил прямо в глубокий
скрипучий сугроб. В сугробе я не остался — это смирение перед природой, а мы люди гордые и отважные.
Когда я сбросил с лица снежную пелену, то передо мной взорвался огромный каток. В лучах прожекторов переливался лед, похожий на северное сияние. А вокруг, вокруг меня, как тени из прошлого, проносились счастливые люди, обутые в коньки. И румянились эти
люди, словно птицы снегири. Сверкали лезвия как звезды, и пар из счастливых ртов клубился фантастическими узорами. А я стоял
умерший от стыда и неопределенности, подобно судебному приставу.

Блядь! Как это получилось, что я ушел с хаты пораньше, устав от разговоров о промерзшем цементе и сиськах Анны Семенович? Чья-то заботливая рука мягко подталкивала меня по миру и включила песню в исполнении Софии Ротару.
Впрочем, стоял я на льду недолго. На льду вообще долго не простоишь, даже если поставить это перед собой как принцип
самоутверждения.
Я, падая и бормоча псалмы, направился к трибунам, где в уютном сарайчике давали на прокат коньки всего за 60 рублей на час. Там толпились люди возрастов разных и полов обоих. Они переобувались, смеялись и матерились как ангелы. И все это за 60 рублей.
И вот я один из них. Достав припасенный «чекунделек», я глотнул водки и вышел в люди. О боги, как давно я не стоял на коньках!
Много лет не стоял и не катался. Но это не причина вернуться назад и потребовать обратно 60 рублей. Лед зовет. Катайся,
Bespyatkin, познай тайну скольжения и силу инерции!
И я поехал. Слабо так, неуклюже, но поехал. Вжик, вжик — как Спаситель, я парил над предрассудками и международной экономикой. И вскоре я поймал забытый инстинкт равновесия, и с криком «Охуенн-а-а-а!!!» совершил круг почета самому себе. Я забыл обо всем,
включая сгоревшую бетономешалку и песни группы «Любэ». Лавируя в потоке подобных мне счастливцев, я дышал морозом и улыбался
женщинам. Да, здесь были женщины, и какие! Таких не встретишь в «кислотных» клубах и на пенных вечеринках. Таких не встретишь
даже в среде богемной аристократии, где говорят о Довлатове и древнеиндийской философии. Эти женщины были похожи на птиц из
мультфильма о Маугли. Как в джунглях, они перелетали с ветки на ветку и были цветными картинками из журнала «Мурзилка». Снежные королевы, не синюшные, как Ольга Дмитриевна из шестой квартиры, а колоризованные, я б сказал, как в фотошопе. И они тоже мне
улыбались. Люди, ходите на каток, а не в дурацкие клубы, которые горят как порох и несут только убожество мысли и спутанность
сознания. Выше катка может быть только ленинский призыв учиться, учиться и учиться!
Учился и я, обгоняя собственные ноги мечтой. Это приводило к падениям или столкновениям с объектами. Падения — хуйня, а вот
объекты матерились. Я удовлетворял свои рефлексы и память. Колючие снежинки пугливо танцевали вальсы, а в свете прожектора пела какая-то мразь. Но я катался, как может кататься человек, уважающий Конституцию и водку с красным перцем. Я сам был как красный перец. Один на весь каток такой огненный и готовый к подвигу.
…Внезапно я понял, что время мое вышло, да и устал я как-то с непривычки. Поэтому пришлось перемещать тело к сарайчику проката. Вот тут, как говорят программисты, надо создать «точку восстановления», чтобы потом, если что, вернуться к нужному моменту жизни.Я ее не создал. Заглядевшись на одну из «птиц» в голубой курточке, я опоздал с торможением. Коньки поехали по оси «Х», захватив ноги, оставив голову и руки на оси «Y». Перемещаясь по этой оси моя голова встретила лед затылком, и мысли по инерции вонзились в это самый лед как картечь. Тьма…
* * *

История значка BMW
Не все предприятия автомобильной промышленности сразу строились как производители автомобилей. Одни начинали с запчастей, другие – с
велосипедов и мотоциклов, третьи – с авиационных двигателей и первых самолетов. В конце ХIХ – начале ХХ века и аэроплан, и автомобиль, и
мотоцикл были в равной мере экзотичны и дороги, а сами автомобилисты (автогонщики) пользовались не меньшей славой, чем авиаторы. “Небо
отразится на капоте вашей машины” – рекламный слоган продавцов автохимии. Но ведь многие автомобили действительно “родом с неба”: предприятия,
выпускавшие их, первоначально специализировались на авиационных двигателях и агрегатах. Разумеется, о своем небесном происхождении эти марки не забывают: на эмблемах обязательно остается или крыло птицы, или силуэт самолета, или просто клочок синего неба…
Есть марка, авиационное происхождение которой тщательно замаскировано, – BMW. Круг, разделенный на четыре сектора, представляет собой не что
иное, как вращающийся пропеллер: изначально компания производила авиамоторы.
Компания Bayerische Motoren Werke AG (”Баварские моторные заводы”) возникла в 1916 г. в Мюнхене при слиянии двух небольших предприятий –
Rapp-Flugmotoren Werke и Otto-Werke, производивших с 1913 г. авиадвигатели. С началом Первой мировой войны количество заказов на авиационные
двигатели резко увеличилось, и компании решили объединиться.
На первой эмблеме, принятой в 1917 г., был изображен вращающийся пропеллер. Однако эмблема казалась слишком сложной и мелкой, и к 1920 г.
пропеллер был сильно стилизован. Круг от пропеллера разделили на четыре четверти, серебристо-белые сектора внутри черного ободка стали
чередоваться с небесно-голубыми. Эти цвета оказались гораздо важнее, чем цвета стали и неба: белый и синий – традиционные баварские цвета, на флаге Баварии синяя полоса снизу, а белая – сверху. Сам же герб Баварии официально описывается так: “увенчанный короной щит с полем,
веретенообразно окрашенным серебром и лазурью”, то есть покрытым белыми и голубыми ромбами. Символика этого герба, принадлежавшего сначала
графам фон Богенам, которые жили под Регенсбургом до 1242 г., нам не ясна. Когда род вымер, их владения и герб переняли находившиеся с ними в свояческом родстве Виттельсбахи, а чуть позже герб стал символом всей Баварии. Белые и синие ромбы до сих пор можно увидеть на бутылках
знаменитого баварского пива. Логотип получился простым и легко запоминающимся, а синий, серый и черный до сих пор являются корпоративными
цветами концерна.
На производство мотоциклов и автомобилей BMW перешел не по своей воле. После окончания Первой мировой войны фирма оказалась на пороге краха: по Версальскому мирному договору немцам запретили производить двигатели для самолетов, а двигатели в то время были единственной продукцией BMW.
Именно поэтому заводу пришлось перепрофилироваться на выпуск сначала мотоциклетных двигателей, а затем и самих мотоциклов. В 1923 г. в продажу поступили первые мотоциклы R32, а в 1928 г. – и автомобили британской марки Austin, изготовленные по лицензии. Первые 100 “Остинов” выпустили с правым рулем, но после покупки заводов в Айзенахе BMW начинает производство малолитражного автомобиля Dixi, адаптированного к немецким
условиям. Производство автомобилей было поставлено на конвейер, а этим тогда могла похвастать только компания “Даймлер-Бенц”. 15 000

Самые нелепые разводы;)
10) Пара очень эмоциональных польских иммигрантов в Ганновере (Германия) решила оформить законный брак. Правда, во время гражданской церемонии 50-летнему новобрачному что-то не понравилось, и он попытался кухонным ножом отрезать волосы жене, которая моложе его на 16 лет. Молодая
супруга возмутилась и обратилась в полицию. Которая немедленно запретила мужу встречаться с женой. Впоследствии пара предприняла две попытки
наладить отношения, но они тоже закончились ссорами. Глупо до гениальности.
9) Следующий случай удивляет не причиной развода – о ней ничего не известно, – а обстоятельствами. Страшный удар постиг 44-летнего малайского
бизнесмена Рослана Нгаха: обе его жены, хорошие подруги, одновременно подали на развод, даже не предупредив своего мужа. Таким образом, всего за три минуты Нгах потерял сразу двух жен – своеобразный рекорд.
8) Иерусалимский религиозный суд четыре раза за 19 лет расторгал брак одной и той же пары – и пять раз регистрировал его. Дело в том, что муж и жена отличаются не только взрывным темпераментом, но и страстной религиозностью, поэтому фиксируют у раввина все свои конфликты и примирения. Раввинат даже назначил расследование – не преследуют ли ветреные супруги каких-либо корыстных целей. Но выяснилось, что, напротив, они терпят немалые убытки на разводах и новых свадьбах.
7) Типичным до нелепости оказался первый развод режиссера Леонида Нечаева. Когда он переехал к своей Антонине в коммуналку, теща попросила его как-нибудь «облагородить» огромные фикус и столетник, занимавшие пол-комнаты. Леонид и «облагородил» – обстриг их до приличествующих комнатным растениям размеров. Увидев это, теща упала в обморок, пришлось вызывать «Скорую». А очнувшись, заявила Антонине: «Или он, или я». Леонид
развернулся и ушел. Правда, сам развод состоялся нескоро – в те годы следовало опубликовать в прессе крохотную заметочку о разводе, и Леонид
два года копил на нее деньги.
6) В сирийском городе Латакия жених с невестой прямо на свадьбе обнаружили, что не сошлись характерами. Во время сирийской свадьбы невеста
должна выбрать для будущего мужа шуточную песню. Девушка приготовила композицию «Я люблю тебя, мой ослик» – в ней поется о том, что сама жена может называть любимого как угодно, к примеру ослом, но никому другому не позволит обзывать его. Под эту развеселую песню невеста предложила
исполнить танец молодоженов, и отказалась менять музыку. Тогда жених вырвал у диджея микрофон и трижды произнес в него фразу «я с тобой
развожусь». На этом история короткого брака и завершилась.
5) Бывают ситуации, когда не развестись просто невозможно. 67-летний румынский пенсионер Санду Б. женился на молодой 47-летней женщине и жил с ней счастливо восемь месяцев. А на девятый месяц бурманская кошка жены съела одного за другим двух любимых попугаев мужа. Что, как написал в
исковом заявлении Санду, и выявило «полную несовместимость супругов». Попугай – друг человека, а вот жена – еще не факт.
4) Никогда не покушайтесь на святое! Английский футбольный фанат Нил Дьюхарт объяснил суду свое желание развестись тем, что жена постирала его любимую футболку с коллекцией автографов. Суд немедленно признал жену виновной в вандализме и удовлетворил иск Нила. В постановлении, к
сожалению, не говорится, носил ли Дьюхарт данный раритет или просто хранил его. Когда муж годами ходит в нестиранной футболке, надо либо
стирать, либо разводиться, а лучше и то, и другое.
3) Подлинным садистом показал себя мистер Даниэльсон из Кливленда, США. Его жена Бебе обожала детективы. И подлый муж в каждой новой книге в
районе 30-й страницы писал на полях имя убийцы. Дальше читать, конечно, было уже неинтересно. Услышав про эту традицию, судья встал на сторону женщины и дал ей развод «по причине особенно утонченно-жестокого обращения мужа».
2) 55-летний немецкий фермер Вольфганг Зобер из города Наумбурга познакомился по интернету с 38-летней дамой, которую звали Рэнди Виктория. Она была очень мила на фотографиях и еще милее при реальном знакомстве. И только во время брачной ночи обнаружилось, что Рэнди – не совсем женщина. Точнее, совсем не женщина. Ральф (так звали «даму» на самом деле) оказался обладателем пениса и отцом двоих детей. На что рассчитывала невеста, не очень понятно, ведь обманутый фермер немедленно потребовал развода, каковой и получил. А местные борцы за права транссексуалов и геев
обвинили Вольфганга в предрассудках и гомофобии.

Дон Кихот и Бык - кора.....(из воспоминаний поручека)
Житуха в офисе скучная, но тут повезло: загнали нам сорок харь стажерок-практиканток из института – бери какую хошь. Ну, я беру Танечку (рост
180, ноги 110), и начинаю ее учить волшебным тайнам, мля, профессии. Ну, и кокосы попутно подкатываю. Учится, лапочка моя, хорошо, и все-все
понимает, и на кокосы смотрит вполне благосклонно. Сама спрашивает:
- Ты, наверное, хочешь со мной тово… переспать?
Нет, грёбаный попугай – хочу сделать из тебя опытного манагера! Но лет-то ей 20, я таких недопонимаю: хрен проссышь, что у нее на уме, может

до сих пор прынца ждет? Говорю вежливо: отчего ж, можно и в кинишку, но в оконцовке – пуркуа бы, собственно, и не в писю? У нее голос на
слезе: ты мне, говорит, тоже нравишься, но ничего у нас не получится… Это почему? Я, говорит, «уже дважды пробовала пройти этот путь с
мужчиной», но ничего не получилось, наверное, я какая-нибудь неправильная, они не могут… - и в краску вся! Это с твоими студентами, что ли –
смеюсь я – правильно, чего они могут, кроме как пятерки получать? А я мэн бывалый, короче, хорош кролика клонировать, поехали…
Приехали. У меня стандартная хата офисного раба: пустая поляна, СD да двуспальный аэродром, и Танечку трохи ломает от пейзажа, но я наготове:
выписал ей полторашку красного, заморского, называется «Бык-кора», типа раскрепоститься. А сам уже крепость вскрываю, пахнет так шопес…ец:
девичья пелотка, свежепомытая, розовая, духами чуть спрыснутая… Сам из штанов выпрыгнул, Танечку на спинку нежно повалил, прицелился, и
замирая от предвкушения, туда – бык…
Что за притча?! Вошел на полштыка, и – как в стену кирпичную! Бык, бык, бык-бык-бык…Эффект нулевой. Нет, конечно, стоит у меня не так, как
десяток лет назад, при желании согнуть можно, но – стоит же, до сих пор никто не жаловался! А у Танечки уже слезы на глазах, и голос дрожит:
предупреждала же, мол, я уродка, ничего у нас с тобой не получится…
- Нет уж, - говорю, - душа моя, никакая ты не уродка, ты очень хорошая, а это просто недоразумение какое-то, но мы его щас разрешим палюбе…
И давай ее пытать! Час целый, ну как только: и с упора лежа, и сверху на себя насаживал – рывком, и на стиральную машину на брюшко клал, сам
сзади – да чтоб тебя разорвало! Да половины и все, будто реально там корой заросло… Только что, в натуре, как бык, с разбега не пробовал.
Пальцем тыкал. Банку вазелина «Норка» извел, и сам по ходу пьесы кончил два раза, да все не то: на полштыка – не тема! У меня аж скулы сводит,
разум мутится – так хочется задвинуть до упора, аж по самые кокосы… Хоть плачь!
- Танечка, - говорю, - а ты хоть сцышь-то нормально, не мешает ничего?
- Нормально, - говорит.
- А течка у тебя раз в месяц бывает?
- Бывает, - говорит, а сама плачет, - а это… мне мама намекала, у нее такие же проблемы были… у нас в роду кожа грубая, это наследственное…
- Ладно, - говорю, - солнышко мое, ты успокойся, соси вот «Бык-кору». Ложись на спинку, глазки закрой, а дяденька будет делать тебе волшебный
релакс…
Почал я вторую банку «Норки», принес из холодильника огурец (длинный такой, гладкий – парниковый) и давай им работать. Танечка взвизгивает –
больно ей, а я сам уже злюсь, ну, и перегнул палку – сломал овощ. Взял из инструментального ящика шпатель, повыковыривал из волосни вазелин да
огуречные семечки, стряхнул их яростно на пол, думаю – хватит! Пора переходить к крайним мерам.
Принес из холодильника непочатый батон полукопченой. Хорошая колбаса, дорогая – «Дон Кихот» называется, с крупным перцем, в запястье почти
толщиной, вся такая благородной плесенью покрытая… Я ж тебя, думаю, нимфетка бронированная, ща потешу деликатесом! А Танечка смотрит на этот
транклюкатор, и глаза у нее делаются по 5 советских копеек:
- Может, - говорит, - ты на нее хоть этот… презерватив оденешь,… а то она вся в пенициллине…
Справедливо. А хвать-похвать – нет гандонов в доме, а время первый час ночи, а дежурная аптека за два квартала. Х…ле делать – побежал.
Врываюсь туда, ору:

Матрац
Вспоминается один очень принеприятнейший случай. Мне то смешно не было. А вот другие посмеялись. Поехали мы значит с супругой и нашими друзьями
поваляться на солнышке и покупаться. В самом Палермо особо не покупаешься, поскольку кругом одни причалы, корабли и катера. А ближайшее
пляжно-курортное место к городу - это Мондело. Там конечно здорово, особенно если в первый раз...Белый чистый песочек, сартиры , души, за

отдельную плату можно взять лежаки и зонты. Вода очень теплая и очень чистая. Вобщем отлично. Добраться до Мондело не проблема, поскольку с жд
вокзала ходит прямой рейсовый автобус, но мы поехали на машине...Буквально 8 км...и на месте! Остановились, как щас помню недалеко от Пиацца
Вальдесси (кароче площадь Вальдесси). Тачку оставили, и пошли на побережье, там метров 150 до моря...На удивление, народу не было почти
никого...Единственное, метрах в двадцати от нас, были два чувака.
Расположились замечательно. Повалялись на солнышке, искупались , посмеялись. А потом я надул матрац, взял маску, трубку и решил посмотреть
подводный мир...Все остались на берегу. Я лег на матрац и начал грести руками, при этом голову опустил под воду...Красиво!Просто охереть...Вода
настолько прозрачна, видно каждый камушек на дне...Вообщем плыл и плыл я на этом матраце и отплыл от берега на очень даже приличное
расстояние...потом я решил перевернуцца на спину и просто покачацца на воде, смотря на безоблачное небо...Перевернуцца было не так просто, но я
все же перевернулся, снял маску, трубку и закрыл глаза. Кайф одним словом...Но покайфовать долго мне не было суждено. Дело в том, что я
почуствовал, что мой матрасик, стал мягче...Я резко поднял голову и увидел, что побережье предстало передо мной тоненькой полосочкой на
горизонте. Вот тогда я реально подсел на очко...Эта надувная хуйня реально пропускала потихоньку воздух...он сука сдувался...Плаваю я конечно
не плохо, но и не олимпийский плавец. Т.е. проще говоря замаячила мысль, что если он сейчас сдуецца метров через 100 я пойду на корм рыбам...а
до берега плыть и плыть. Потихоньку...разворачиваюсь как катер и начинаю грести в противоположную сторону...Думаю блять, как же я сразу не
заметил , когда надувал его...Вроде все нормально было! Все время, что я на нем пытался добраться до берега, я ощущал как он опускается под
мной...это очень неприятное ощущение. Когда до берега оставалось еще наверное метров 100, я оказался в морской водичке, а мой ебанный матрасик,
был где то под водой...Все.Терять больше нечего. Маску и трубку я проебал вместе с матрацом...
Признаться честно, когда я доплыл до берега, я завалился на песок и пролежал так минут 20...Супруга и друзья смотрели на меня широко раскрыв
глаза...они-то не знали, что произошло...Потом я им рассказал...поржали все вместе...Тока супруга не смеялась...Видать запереживала...Я им
говорю: «Представляете мое лицо, кагда я понял, что матрац спускает воздух, а до берега чуть ли не полкилометра?!» Они говорят: «А мы смотрим и
не понимаем. Уплыл на матраце в маске, с трубкой, а возращается без всего. Мы уж подумали ты от акулы так улепетываешь!» Я говорю: «блять,
маску жалко, 300 баксов cука»...

Рим - "вечный город"
Помница произошла со мной прикольная история. Сначало, конечно, думал нахер-нахер такие приключения...но сейчас-то вспоминаецца с улыбкой. И
хорошо, что вообще есть чего вспомнить...Короче говоря, была осень. Я и супруга собираемся взять отпуск...У меня все получаецца отлично, я его
беру, а у нее в самый последний момент обламываецца и ее направляют по работе в Милан.(в какое-то там рекламное агентство рассмотреть условия
какого-то контракта)...растроился я дико...потому как собирались съездить отдохнуть в Англию.Я так этого ждал. Думал наконец- то посмотрю
Тауэр, Биг Бэн, Темзу...и тут такое
западло... Вообщем, это писец...Нахера я думаю ваще в отпуск шел...что теперь делать-то? Дома сидеть как то печально...Супруга (по ее словам)
собиралась уехать на неделю. В начале я сидел думал, шо же это за контракт сука такой, который неделю смотреть надо...меня это напрягало
немного...было у меня подозрение, что закрался факт пиздобольства у моей ненаглядной. Ну с другой стороны думаю, зачем ей брехать то мне? Это я
еще могу, а она не такая...Потом как выяснилось, зря я волновался. Не соврала...Фото показывала...да и приехала раньше...дней через пять...
Вообщем уехала она, и остался я один...Пригласил соседа-карефана...Рассказал ему облом года...он конечно же понял, посочуствовал, а потом
говорит, мол, чего ты расстраиваешься...давай в Рим двинем...у меня там брат живет! Я сначала не соглашался...думаю хуля там делать...а потом
прикинул, вроде бы и вариантов больше и нет...короче поехали...Сыграл свою роль факт,что я не разу не был в Риме. А там, как я знаю, улетные
ночные клубы...да и сам город потрясающий.Когда прилетели, его братан нас уже ждал. Расположил нас в своем доме отлично. Жил он один, потому
как с супругой в разводе был. Говорит нам : вы короче отдыхайте, если чего звоните...мне с вами особо не получицца оторвацца, работы много...
Ну не получицца, так не получицца...Мне он , честно говоря, не понравился...странный такой тип...на своей волне...А еще говорит мол, баб сюда
не водить, оргии не устраивать, не дебоширить...бля...я думаю, ну и какой тогда смысл? Остается только в девять часов спать ложиться. Друган
мне говорит: Не обращай внимания, он малый странный, но нормальный...Че-нить придумаем...Вообщем поужинали...кое-как (хозяин жрать готовить
был явно не мастак). Марко (мой корешь), говорит: Ну что? Погнали ночной Рим смотреть? Я говорю: погнали. Не заблудимся? Тот в ответ: да не
бойся, хуйня война, разберемся, если што брату позвоним...Переоделись...моднявые шмотки нацепили, туалетной водой набрызгались, аж за километр
несло...Думаем, ну фсе, щас все римлянки наши будут...Такие два мачо-ловеласа, шо пиздец!Ориетируясь на зрительную память Марко (он говорил, что бывал в Риме раньше), и проходив кругами несколько раз одно и тоже мы, все-таки вышли к
«Испанским лестницам», а тут почти рядом был, так называемый известный ночной клуб Gilda (или Gild не помню, но шота типа того). Остановившись
около него, мы поняли, что попасть туда видимо не судьба...Во-первых, была огромная очередь, а во-вторых тачки которые туда подъезжали, явно
дали понять, что по деньгам мы вряд ли потянем это заведение...Подъехал лимузин, из которого вышел, видимо какой-то крутой перец, толпа
расступилась, и он прошел внутрь...Я говорю: Понятно...а есть че-нить попроще? Марко улыбаясь говорит: Давай искать!
Нашли...это бля пиздец...клуб назывался «Alibi». Запомнил сука его надолго...Я еще при входе удивился. Дело в том , что во многих итальянских
клубах, мужские компании (ну без телок короче) не приветствуются, а в некоторых клубах даже ваще не пускают без женщин.

Яйцо



Яйцо, с лёгким голубым оттенком скорлупы , выглядело несколько кругловатым, но в жизни Конюшину встречались яйца и больше - это он знал точно, потому что любил их и в сыром, и в жареном, и в любом виде. На тупой части, там, где ему и полагалось быть, стоял круглый розовый штамп.
Конюшин ещё раз постучал яйцом об стол, и брови его сошлись у переносицы.
- Катя, - обратился он к жене, - ты, что мне мороженое яйцо подсунула?
- Господь с тобой, Гриша! Я их только с плиты сняла... Что случилось?
- Не разбивается?..
- Пап, дай я разобью, - активно вмешался шестилетний сын Колька.
- На, - пробурчал отец и не без интереса стал наблюдать за действиями сына.
Колька быстро отыскал острый угол у стола и аккуратно шлёпнул по нему той частью яйца, что в народе именуется "жопкой". Яйцо - не разбилось. Оно не разбилось и после второго и третьего Колькиных ударов. Тут Конюшин-младший стал с остервенением колотить яйцом во что попало, но был вовремя остановлен отцом.
- Дай сюда, - с раздражением сказал он.- И запомни, яйца курицу не учат.
После этих слов, Конюшин-старший изо всех сил стукнул яйцом о стену. От стены отлетел кусок штукатурки, а яйцо... На яйце не было и царапины.
- Так оно не настоящее, - догадливо улыбнулась жена.
- Деревянное, - гаркнул обрадовано сын.
- Как бы не так, - буркнул глава семьи, - вот посмотрите.
Конюшин выставил яйцо на свет окна и любой зрячий мог сказать, что яйцо было прозрачным и в нём что-то плавало.
- Теперь послушай, - сказал муж, потрясая яйцом возле уха жены, и лицо супруги вытянулось в крайнем недоумении.
- Что же получается? Новый сорт яиц вывели? Так об этом ни по радио не объявляли, ни в газетах не писали.
- Газеты... Радио..., - передразнил Конюшин жену. - А то получается, что в наших руках феномен, так сказать, загадка природы. Завтра его с собой на работу возьму. Может, что ребята подскажут.
На заводе во время перерыва в курилке Конюшин показал яйцо товарищам и объявил:
- Кто разобьёт - ставлю пол-литра.
- Ты уж сразу уточни: какие пол-литра, чего пол-литра, - съязвил фрезеровщик Васин.
- Чего хошь, то и поставлю, - сурово отрезал Васин.
- Ну, мужики, до конца перерыва - десять минут. Давайте искать подвох, - сказал Семёнов.
- А чего тут искать, - крикнул токарь Новиков, - яйцо, небось, деревянное. Я сам такие на пасху точил.
Конюшин принялся выставлять яйцо на свет, трясти им возле ушей рабочих. Когда вся бригада убедилась, что яйцо неподдельное, нашлось немало желающих заработать "дармовые пол-литра", но тут Васин объявил:
- К пол-литру Конюшина я добавляю свою долю и усложняю задачу. Яйцо надо поставить на торец и разбить его лбом, не повредив носа. Ручаюсь, не простое это дело.
- Зачем же,- возразил Конюшин, бейте по нему, чем хотите.
Но его уже никто не слушал. Инициатива в споре перешла в руки Васина и задача, на первый взгляд не понятная, теперь обрела иное, более осмысленное выражение.
- Ну, кто первый? Подходи! - кричал Васин.
- Братцы, дайте мне попробовать! - взмолился слесарь Митин, протискиваясь к центру действия. - Нос у меня с пуговку, лоб чугунный, а душе ох как жару хочется!
После трёх попыток разбить яйцо у Митина на лбу образовался синяк, превратившийся скоро в шишку.
За Митиным было ещё двое, а потом по яйцу стали колотить, чем попало.
Картина, начавшаяся в квартире Конюшина - на заводе как бы получила второе продолжение.
Яйцо били молотком, кувалдой, бросали об железобетонный пол, даже пробовали расплавить в пламени газовой горелки. От пламени яйцо слегка порозовело и более... ничего.
- Нонсенс! - сказал фрезеровщик Васин, и всем скопом они понесли яйцо под пресс...
Потом у Конюшина были крупные неприятности. Ему здорово досталось от начальника за сорванный график работы цеха, за сотрясение мозга у Митина, наконец, за поломанный пресс итальянского производства.
После смены к Конюшину подошёл Васин.
- Ты что собираешься с яйцом делать?
- Учёным понесу, - угрюмо прогудел Конюшин.
- И зря... Не помогут!
- Почему?
- Потому, что оно заколдованное. Здесь магия нужна, белая или чёрная...
- Болтун ты, Васин!
- Ну, неси, неси... И копейки за него не получишь, а главное - тайну яйца не узнаешь.
- А ты что можешь предложить?
- У меня друг есть, Витька Терёхин, бывший одноклассник. В школе, в институте отличником был, а сейчас колдуном стал, по магии специализируется. Людей лечит, будущее предсказывает. У него, говорят, даже собака с кошкой разговаривает, понимаешь. Разговаривают на человеческом языке. Мистика! Да и только! Вот я и говорю: давай твоё яйцо Витьке снесём, а там посмотрим...

Про попугайчиков
-- Дзззззззззззз! — требовательно раздалось в коридоре.
От неожиданности Карл Иванович просыпал горсть кунжута мимо лотка.
-- Дзззззззззззз! — снова раздалось в прихожей.
-- Иду, иду! — крикнул Карл Иванович, запахнул халат и закашлялся.
«Кого там в такую рань?» — думал он, шаркая тапочками по линолеуму, усыпанному перьями и зерном. Плотно закрыв за собой дверь комнаты, он приоткрыл входную дверь, накинув цепочку.
В полумраке лестничной площадки стоял высокий молодой парень с орлиным носом и таким же орлиным взглядом. Карл Иванович порылся в кармане халата, достал очки и нацепил их. Парень производил неопределенное впечатление: абсолютно выбритая голова настораживала, а стопка книг под мышкой успокаивала.
-- Доброе утро! — улыбнулся парень. — Мы проводим месячник по распространению книг преподобного учителя Свами Прабхупады. Вы слышали про Господа Кришну?
-- Слышал, — поморщился Карл Иванович. — Я все уже слышал в этой жизни, молодой человек.
-- Вы можете звать меня просто Коля, — улыбнулся молодой человек и вопрошающе покосился на дверную цепочку.
-- А могу я вас не звать? — саркастически произнес Карл Иванович, не собираясь снимать цепочку.
-- Могу спорить, — как ни в чем ни бывало продолжал Коля, — вы не очень в теме, как Господь Кришна дарует вечное наслаждение и освобождение от страданий!
-- И как?
-- Впустите господа Кришну в свое сердце!
-- Ему там не понравится, — вдохнул Карл Иванович. — Старое изношенное сердце, два инфаркта. Что ему там делать?
-- Да не ему, а вам! — рассмеялся Коля. — Попробуйте повторять: Харе Кришна, Харе Кришна — Кришна Кришна, Харе Харе. Сразу станет легче!
-- Просто повторять?
-- Конечно!
-- Повторять может и попугай.
-- А вот смотрите, что по этому поводу говорит Прабхупада... — Коля ловким движением распахнул верхнюю книгу строго посередине. — Вот, слушайте...
-- Коля, — перебил Карл Иванович. — Я старый человек, фронтовик, атеист. Найди себе юную красивую девочку и рассказывай ей все это. Поверь мне, Коля, выйдет куда больше проку.
Коля разочарованно вздохнул и по-детски вытянул губы трубочкой.
-- А кто-нибудь из внуков дома есть? — спросил он, аккуратно вглядываясь в сумрак прихожей.
-- Я один живу, — покачал головой Карл Иванович. — Внучка в Германии.
-- Ну... извините за беспокойство. Счастья вам! Харибол!
Карл Иванович запер дверь, дошлепал до кухни, налил стакан воды, сел в кресло и выпил. Некоторое время он дремал, откинувшись на плетеную спинку. Затем открыл глаза, посмотрел на часы, нацепил на голову радионаушники и включил телевизор. Телевизор тут же принялся бубнить, а Карл Иванович положил на колени стопку газет, а за ухо карандаш, просунув его за дужкой наушников. Газеты он листал быстро, останавливаясь лишь на предвыборных новостях. Пару раз нахмурился, а один раз понимающе кивнул и обвел карандашом заметку.
В какой-то момент ему показалось, что к бойкой скороговорке дикторши добавился посторонний гул. Карл Иванович сдвинул наушник с левого уха и прислушался. «Дзззззззззззз!!!» — надрывался звонок в прихожей.
Кратко выругавшись, Карл Иванович поднялся с кресла и поспешил к двери под непрекращающийся звон.
* * *
На лестничной площадке стояли две женщины лет по шестьдесят, одна держала в руке красную папку, а другой давила на кнопку звонка.
-- Прекратите трезвонить, с ума сошли?! — рявкнул Карл Иванович, и женщина испуганно отдернула руку. — Что надо?
-- А я уж думала, никого нет, — простодушно откликнулась дама с папкой, а ее спутница согласно закивала. — Доброе утро! Мы собираем подписи за кандидата в губернаторы от нашего округа Адаскина Эмиля Гарриевича.
-- Зачем? — нахмурился Карл Иванович. — Через неделю выборы. Зачем подписи?
-- Честно говоря, — вступилась вторая женщина, — мы бы хотели просто вас проинформировать о нашем кандидате. Эмиль Гарриевич — очень честный человек, у него два сына и четыре внука, он владелец сети супермаркетов «Русская троечка». Очень честный. Может, вы нас впустите?..
-- Как может честный человек владеть сетью супермаркетов? — не выдержал Карл Иванович. — Зачем твердить о том, чего не знаете? Заладили как попугаи: честный, честный! Так и говорите: талантливый предприниматель, удачливый бизнесмен. Про честность-то зачем? Нахапал денег на торговле оружием в первые годы перестройки. Я в «Русской троечке» даже зерно для птиц не покупаю!

Ма-ли-на
Эх, вот ведь и огородник из меня тоже так себе...
И обидно, как обидно – потому что ведь хочется. Неистребимая дедушкина жила рвет внутренности и так отчаянно просится наружу, что кажется вот-вот и умру. Лишь нечеловеческим усилием воли сдерживаюсь я от того, чтобы не выскочить в свои огороды и не выкопать кривенькую шестигранную клумбу, немедленно заткнув в нее какое-нибудь дохлое Дебарау. И что примечательно – хотя дед полжизни потратил на помидоры, для гармонии с окружением ему требовалось всего два томата – один принимался в начале поллитры, а второй в ее конце. При том и дом и двор, и весь наш нехитрый обиход служили плацдармом для его томатных игр – даже в крохотной моей песочнице могли подсушиваться какие-нибудь особенно ядреные коровьи подстилки.
- Но ведь пахнет, - говаривала я дедушке.
- Так ведь от быка, - отрезал он. – Ты-то помидорки, небось, любишь?
И хотя бычье говно считалось каким-то очень ценным, а помидорки я, действительно, любила, от тесного соседства с органикой детство мое хирело и, в отличие от вышеупомянутых помидорок, цвело "так себе".
Никогда-никогда, - шипела я, стряхивая какашки с носка туфельки. – Низачтонизачто.
Но загад, он, как известно, беден, а гены, увы, едучи.
Нет, не помидоры. Лучше! Ма-ли-на. Но вот скажите мне, разве не прекрасно – ма-ли-на. По моему, это даже звучит как песня. Причем мне, как и дедушке, нужны ровно две штучки – первая, для того чтобы покрыться аллергической сыпью, а вторая для того чтобы сыпь начала чесаться. Да, я ее не ем ни в каком виде. Более того, мне и не хочется – сам вкус этой ягоды напоминает мне о простудах, желтоватом барсучьем жире и многоразовых шприцах с мерзкими железками на стеклышках. Бррр. Но ведь ма-ли-на. Ведь КУСТ! Или даже 10 прекрасных кустов, растущих по границе с соседским забором. И ведь сколько полезного сразу – живая изгородь от неживой соседской бабищи, до 3 килограммов с куста при правильном поливе, 2 без оного, и во всяком случае 0,5, если присесть пописать в нужном месте. Вот именно «живучесть» мне и понравилась больше всего. Пускай, думаю, всякие психи от сельского хозяйства пшикают на свои гортензии минералкой, небось, у меня и без минералки заколосится.
Кхм... Всякий опытный садовод знает - для того чтобы, посадить новую хорошую ма-ли-ну, нужно сначала выдрать старую плохую хозяйскую. И тут вот главное, во-первых, чтобы рука, не дрогнула, а во-вторых, как только паскудная мыслишка «ведь уже же растет, может и Бог с ней» замаячит – гнать ее, мерзавку, взашей. Поэтому на хозяйский малинник я пошла как Чапай на белогвардейцев – дурная, красная, с секатором в руках и банкой пива в брюхе. Кровожадности моей не было предела: часа 2 я ее резала, часа 3 добивала лопатой, а потом повыдергивала останки да и сожгла их нафиг. Даже вредная бабушка Галя меня зауважала.
- Вот ведь, дочка, - сказала она. – Вот можешь ведь, когда захочешь. И что мы теперь сюда посадим? Гортензии?
- Типун тебе на язык, и злой тли на твои соцветия, бабушка, - ответила бабушке я. - Тут мы посадим ма-ли-ну.
Лицо бабушки стало похожим на моську Фасолика, в тот момент, когда он увидел папин тапок из под шубы деда мороза, поэтому мне сразу же пришлось пояснить.
- Ну новую малину посадим, особенного ремонтантного сорта. Урожайную.
- Аааа, - сказала бабушка, ушла в дом и вернулась оттуда с панамкой.
– Ты бы что ли одела, а то солнце тут какое-то... печет...
Всякий опытный садовод знает, что для того чтобы посадить новую хорошую малину, нужно не только выдрать старую плохую хозяйскую но еще и основательно начитаться журналов по огородничеству. Ох уж эти мне 15-рублевые журнальчики. Вы думаете е**нутые тусуются в подворотнях, поджидая 10-летних девочек в розовых трикотажных трусах? Нет, господа – я вас уверяю – они там, на этих плохой бумаги листиках вещают про кресс-салат и устроение клумб из автомобильных покрышек.
Чесслово – я вчера читала излияния одной старушки под названием «как защитить газон от сорняков». Них*я, говорит старушка, никаких проблем я с сорняками не имею. Я первый год полила все раундапом, а они вылезли, и на второй полила – вылезли, тогда я и на третий полила – меньше стало. А на пятый год я не только раундап использовала но и железный заслон по всему периметру забора сделала. И теперь они вылезают редко-редко, а если какой одуванчик точечно появится, то я раундап в шприц заливаю – и прямо в маковку одуванчику тыкаю.
Чуете размах? Человек 5, пять, 1-2-3-4-5 лет боролся с одуванчиками. Со всеми вместе и с каждым поименно, прости меня Господи. И кстати это очень хорошо, что она газоном занимается, а не ведет уроки танца в младших классах.
Но зато что хорошо – на каждой странице мнения противоположные. Кто-то говорит поливать, кто-то не поливать, кто-то удобрять, кто-то нет – в общем выбирай что нравится. Само собой, я выбрала «не поливать», «не удобрять» и «часто не смотреть», но, к глубочайшему моему сожалению, про «брать какие попало саженцы» нигде написано не было. Наоборот, все заладили, что саженцы обязаны быть хорошие, селекционные и не иначе как из питомника.
Собственно в первый раз, я почувствовала что дело зашло далеко, в тряском трамвае, везущем меня с толпой пенсионеров в сторону Тимирязевских теплиц. Пенсионеры были в серых плащах, синтетических платках и с негламурными сумками-тележками, я была в гламурном золотом пиджаке с непокрытой головой и без всякой сумки. В принципе, уже там, в трамвае, мне стало ясно, что мероприятие мое безнадежно, но мой внутренний Виктор Степанович не позволял мне сдаться: что-что, а вопли «ууууу, сууууки, говна продали», он начинал только ПОСЛЕ покупки саженцев, но никак не ДО. Вместе с этой оживленной тележечной толпой я дошла до нужного места. Собственно его издалека видно было – очередь чуть ли не от ворот начиналась. Своеобразный пенсионерский аттракцион «вспомним 80-е» был прост, бесхитростен и бабушками воспринимался «на ура». Сначала нужно было занять место в самом конце очереди, договорившись с соседом спереди и сзади что ты отойдешь (тут, кстати, мой пинжачишко пошел на пользу – могла бы и не предупреждать). Потом нужно валить в начало очереди с бумажкой и ручкой – там, прямо на входе в теплицу висит перечень того, что в этой самой теплице продается. Списываешь название, сорт, валишь на свое место в очереди, дожидаешься, когда тебя в пускают в теплицу, диктуешь список того, что тебе нужно, ждешь, пока соберут заказ, а потом идешь на кассу, чтобы оплатить покупки.
Кхм. Правильно. Конечно же, большинство людей сделают вывод что «больше я, бл*ть, сюда не в жизнь, е*ись конем ваша малина». Но я не большинство. Я одна такая... умная. А поэтому вывод я сделала вот какой: «больше я, бл*ть, сюда не ногой, е*ись конем ваша малина. Но если я сюда больше ни ногой, то надо купить все пирям, потому что следующего раза не будет».

Как это было
Шепот проникал в уши, как назойливый комар - в щель противомоскитной сетки.
- Возьми себя в руки!
- Даже не знаю.. А вдруг он разозлится? Мой отец тоже хорош! Мог бы и поприсутствовать.. На всякий случай..
- Не мандражь, будь мужчиной!
Бог поежился, поерзал в кресле и проворчал:
- Временами это сводит меня с ума...
Он прикрыл глаза и отключил всеслышание.
За воротами райского сада двое продолжали шептаться.
- Будь вежлив, спокоен и терпелив, понял?
- Но, Ева, почему мы должны непременно соблюдать все эти дурацкие..
- Ты меня любишь?!
- Ты же знаешь, что да!
- Тогда потерпи. Я папу знаю - сначала поерепенится, потом смирится.
- Хорошо, хорошо! Давай уже войдем. Раньше начнем, раньше...
- Адам, держи себя в руках! Вдохни глубоко. Готов? Ну... с папой!
- Папа, здравствуй!
- А, дочь... Здравствуй! - Бог поглядел на вошедших поверх свитка, который как бы читал, - Как поживаешь? Ну и кто это с тобой?
- Папа! - Ева укоризненно прищурилась.
- Да, да, - Бог пожал плечами, - Всезнание не освобождает от необходимости соблюдать приличия. Попробуем еще раз.. Здравствуй, дочь! Как поживаешь?
Бог на долю секунды скривился и отключил всезнание.
- Прекрасно, папа, спасибо, - Ева широко улыбнулась, - Вот, познакомься - это Адам. Адам, представься.
Тот сделал шаг вперед и вежливо поклонился.
- Адам Сатанеевич Примат-Сапиенс. Можно просто Адам.
- Очень приятно! - в голосе Бога не прозвучало ни одного приятного звука, - Отче Наш Ижееси. Можно просто Отче Наш.
- Уважаемый Отче Наш, - начал Адам
- Так, стоп! Это я погорячился, - Бог поморщился, - С "наш" мы подождем. Не звучит, знаете ли. Я еще ничего не решил. Давай.. мнэ.. ближе к делу.
Адам решительно кивнул.
- Хорошо. Я люблю Еву и хочу на ней жениться. Прошу вашего согласия и отеческого благословения.
- Ах, какая неожиданность! - Бог всплеснул руками, - Я даже представить себе не мог!
- Папа!
- Что - "папа"?! Что - "папа", я тебя спрашиваю? Ничего не знаю! Потому что! Ты хоть представляешь себе, из какой он семьи? Нет, род старинный, не спорю. Но с самого низу!
- Папа! Ты же сам порицаешь снобизм!
- Прекрати мыслить стереотипами. Пути отцовского инстинкта неисповедимы!
- Уважаемый Отче Наш! - Адам на всякий случай заслонил Еву собой, - Я, хоть и сын своего отца, но уже взрослый, самостоятельный мужчина и прошу вас оценивать мою личность вне всякой связи с моим происхождением.
- Нет, вы слышали! - саркастически усмехнулся Бог, - Он мужчина! Он пробрался в чужой дом, притаился за чужим деревом, подстерег чужую дочь, воспользовался статусом примата - и прям сочится весь от самодовольства! Да почему, собственно, ты решил, что такой важный вопрос, как замужество дочери, я стану обсуждать с юнцом?! Уж если на то пошло, то прилично было бы твоему отцу нанести мне визит. Обсудить, так сказать, перспективы. Взвесить все про и контра. Что же он не соизволил, а?
Адам смущенно развел руками.
- Он очень занят. Готовится править бал. Металл отливает сутки напролет. Говорит, что заботится об экономической стабильности молодой семьи...
- Ах, он уже все решил! - Бог возмущенно фыркнул, - У него уже все на мази! Он уже заботится о молодой семье! Ну так вот - можешь передать своему папеньке, что я никому не позволю навязывать мне свою волю, принимать за меня решения, вынуждать меня к тем или иным поступ...
- Ну как не стыдно?! - Сатана, неожиданно материализовавшись из воздуха в соседнем кресле, покачал головой, - Творец всего сущего! Отец взрослой дочери! Пожилой мужчина, одним словом, а как дитя малое, честное слово. Борода вон уже седая!
- Иди в ребро! - огрызнулся бог, - Ишь ты, "пожилой". Я вас всех переживу!
Но все-таки взял себя в руки.
- Я еще ничего не решил.
- Папа, - терпеливо напомнила Ева, - Других вариантов у меня все равно нет. А биологические часики тикают между тем..
- Как бы не дотикаться до.. мнээ.. святого духа, - хмыкнул Сатана.
- Типун тебе, - отмахнулся Бог, - Вот что.. дети, идите погуляйте по саду. Яблочек там поешьте. Хуже уже не будет. А нам тут нужно обсудить пару вещей.

Муза и грибы
Писатель был лысоват, несмотря на сравнительную молодость, пузоват и бездарен. Служа третий год после университета обычным бухгалтером в одной из столичных фирм, он получал сравнительно неплохие деньги. В силу своей неженатости и, соответственно, имея массу свободного времени, некоторое время назад он не нашел ничего лучшего, чем заняться литературной деятельностью. «Ну вот сначала в стол попишу, потом в интернет выложусь, потом, глядишь, и книжка моя выйдет...» - примерно так думал он вечерами, кусая кончик ручки, хмуря брови и отправляя в корзину для бумаг исписанные кривым почерком листки – словом, вел себя как любой начинающий бумагомарака, обладающий непомерными, но отнюдь не неподъемными, амбициями и полным отсутствием таланта.
Но, хотя он был и бесталантен – он был отнюдь не глуп, поэтому его рукописи с завидным постоянством складировались только в тумбочку стола, и до Интернета дело не дошло. Уж что-что, но меньше всего он хотел видеть злые презрительные комментарии таких же маршалов пера и генераллисимусов печатной машинки, как и он, и еще меньше – не дай Бог – читать эти самые комментарии.
В тот злополучный вечер он вышел просто прогуляться, набраться новых впечатлений и, возможно, идей для своего нового тумбочного блокбастера. Но вместо впечатлений и идей он встретил своего бывшего одноклассника Славку-Ворчика. Ворчиком его прозвали за некоторое сходство с деревянной палкой, с одной стороны которой находилась лошадь, а с другой плуг. Ворчик был длинным и тонким, Славка тоже. Правда, злые языки шептали, что прозвали его не из-за внешнего сходства, а внутреннего, и доля правды в этом была. С одной стороны Славка ржал как конь, а с другой стороны, в определенные моменты своего существования, тормозил, как плуг.
- Здорово! – Славка привычно заржал. Через два квартала ему в ответ заржала лошадь конного милиционера, патрулирующего улицу.
- Привет.. – Писатель тяжело вздохнул.
- Чего кислый такой? Даже не. Углекислый!
- Да так. Грустно все вокруг. Мыслей нет. Вроде отдушину нашел – писать разное – а не пишется. Таланта, наверное, нету. Призвания... Да и..., - Писатель был настроен на более долгий и проникновенный монолог, но Ворчик его быстро перебил.
- Нету призвания, говоришь? Не ссы. Появится!
- То есть?
- Короче тут тема одна есть.
- Какая? Писательная?
- Да какая писательная! - Ворчик сделал театральную пятисекундную паузу и видя, что собеседник заинтересовался более чем, выпалил – ГРИБЫ!
- Собирать что ли?
- Да собрано давно все. Это как допинг для культуриста, нам только трех латов не хватает. А Моррисон знаешь какую музыку под ними писал!!! Короче, берем напополам – у тебя сразу такой талант проснется, что мама не горюй, успевай только от издателей тапками отбиваться.
Перспектива отбиваться тапками выглядела привлекательно, денег было жалко.
- Да не жмись! Это и не наркотик даже. Так, галлюциногенчик. Можешь вон с картошкой пожарить... Это не дурь, от которой только голова болит..
Писатель вздохнул и выложил пятерку. Через пятнадцать минут он стал счастливым обладателем двух латов сдачи и трех грибов средней величины и повышенной морщинистости.
- Помни! Все, что ты увидишь – реально, - напоследок Ворчик сделал страшные глаза, – И пожалуйста, что бы не происходило – относись к этому серьезно.... Шутка! – Славка коротко хохотнул и пошел дальше.
Еще через десять минут Писатель был дома. Разделся, выключил верхний свет, оставив включенной верхнюю лампу, с сомнением посмотрел на грибы и все-таки решился. Прожевав, запил водой и стал ждать. Реальность не менялась, разве что цвета стали немного ярче.
«Что там Славка про Моррисона говорил?» - Писатель вспомнил то, ради чего он, собственно, грибы и ел. Пододвинув к себе лист бумаги, он взял ручку и начал привычно жевать ее кончик, ожидая прихода Мысли. Мысль не шла.
Наконец он вспомнил одну идею об сросшихся близнецах, влюбленных в одну девушку, и только было собрался заковать ее в кандалы слов и предложений, нацелив чернильное копье на первую строчку, как за спиной кто-то негромко кашлянул. Писатель обернулся, и увидел за собой в тени невысокий неясный силуэт. Небольшого роста, похож на человека – но что-то его насторожило. То ли количество рук было нечетным, то ли шеи не было...
- Вы это, поосторожнее с этим. А лучше – просто положите ручку на стол. Только мееедленно. – Силуэт пододвинулся поближе. Писатель медленно положил ручку на стол и поднял руки.
- Ну это необязательно. Руки можете оставить как есть.
- Кто вы собственно? – писатель почти не заикался от страху, чем позже небеспричинно загордился.
- Собственно я Муза. Вернее – тут голос гостя погрустнел – теперь, скорее, не Муза, а Муз... Да, музы могут менять пол, и это вовсе не грибы так на вас действуют – словно предвидя вопрос писателя, добавила Муза. А впрочем – лучше все по порядку. Так вы лучше поймете причину и цель моего визита. Для начала сядьте, вы просто обязаны увидеть как я выгляжу в данный момент. – Муза сделала шуршащий шаг вперед – И пожалуйста, попробуйте кричать не слишком громко, стенки тут тонкие.

Суббота
- Ну, за нас, за красивых! А если мы некрасивые – значит, мужики зажрались!
- Воистину!
Дзынь!
Субботний вечер. За окном трясёт больными пятнистыми листьями и разноцветными презервативами старый тополь, из хач-кафе под кодовым названием «Кабак Быдляк», доносятся разудалые песни «Долина, чудная долина» и «Чёрные глаза», а мы с Юлькой сидим у меня на кухне, и тихо, по-субботнему, добиваем третью бутылку вина.
- Нет, ну вот ты мне скажи, - хрустит хлебной палочкой Юлька, вонзаясь в неё своими керамическими зубами, - Мы что, каркалыги последние, что ли? А?
Наклоняюсь назад, балансируя на двух задних ножках табуретки, и рассматриваю своё отражение в дверце микроволновки. Не понравилось.
- Ершова, - обращаюсь назидательно, - мы – нихуя не каркалыги. Мы – старые уже просто. Вот смотри!
Задираю рубашку, показываю Юльке свой живот. Нормальный такой живот. Красивый даже.
- Видишь? – спрашиваю.
- Ни**я, – отвечает Ершова, сдирая зубами акцизную наклейку с четвёртой бутылки, - А, не… Вижу! Серёжка в пупке новая? Золотая? Где взяла?
- Дура, - беззлобно так говорю, поучительно, - смотри, щас я сяду.
И сажусь мимо табуретки.
Пять минут здорового ржача. Успокоились. Села на стул.
- Ершова, я, когда сажусь, покрываюсь свинскими жирами.
Сказала я это, и глаза закрыла. Тишина. В тишине бульканье. Наливает.
- Где жиры?
- Вот. Три складки. Как у свиньи. Это жиры старости, Юля.
- Это кожа твоя, манда. Жиры старости у тебя на жопе, п**даболка!
Дзынь! Дзынь! Пьём за жиры.
Хрустим палочками.
Смотрим на себя в микроволновку.
- Неси наш альбом, Жаба Аркадьевна – вздыхает Юля.
Ага. Это значит, скоро реветь на брудершафт будем. По-субботнему.
Торжественно несу старый фотоальбом. Смотрим фотографии.
- Да… - Через пять минут говорит Юлька, - Когда-то мы были молоды и красивы… И мужики у нас были – что надо. Это кто? Как зовут, помнишь?
- А то. Сашка. Из Тольятти. Юльк, а ведь я его любила по-своему…
- Х**ла. **ала ты его неделю, и в Тольятти потом выгнала. На кой он тебе нужен был, свисток плюгавый? Двадцать лет, студент без бабок и прописки.
- Да. – Соглашаюсь. – Зато красивый какой был…
- Угу. На актёра какого-то похож. Джин… Джыр… Тьфу, бля! Не, не Джигарханян… Джордж Клуни! Вспомнила!
Пять минут здорового ржача.
Переворачиваем страницу. Обе протяжно вздыхаем.
- Ой, дуры мы были, Лида…
- И не говори…
Остервенело жрём палочки.
Вся наша жизнь на коленях разложилась.
Мы с Юлькой в шестом классе.
Мы с Юлькой неумело курим в школьном туалете.
Мы с Юлькой выходим замуж.
Мы с Юлькой стоим у подъезда, и держим друг друга за большие животы.
Мы с Юлькой спим в сарае с граблями, положив головы на мешок с надписью «Мочевина».
- Уноси, Жаба Аркадьевна! – звонко ставит пустой бокал на стол Ершова, - Щас расплачусь, бл*!
Уношу альбом.
Дзынь! Дзынь! Хрустим палочками.

Чижик-пыжик
На зятя своего, Борю, Серафима Павловна пожаловаться не могла. Зять был непьющий, добрый, даже пенсию тещину в семейный бюджет не включал. «Вы эти деньги себе на черный день собирайте, мама», – ласково говорил он. И Серафима с грустью думала, что она, когда этот день, не дай Б-г, настанет, благодаря Бориным заботам будет богата, как никогда в жизни.
Сам же Борис зарабатывал много, хотя еще при знакомстве Серафима никак не могла понять, что это за профессия такая – нападающий, и Аллочке пришлось объяснять ей, что по профессии Боря – инженер, но работать он начнет позже, когда кончит играть. А до того времени, объяснял Боря, нужно успеть и одеться как следует, и мир посмотреть, и квартиру обставить мебелью...
– Так ведь она у нас и так обставлена, – искренне удивлялась Серафима. – Вот шкаф стоит, кровать, пианино, этажерка, и еще есть три стула, просто их сейчас не видно, потому что мы на них сидим!..
– Ах, мама, – задушевно отвечал Боря, – может быть, это и кровать или, как вы говорите, этажерка, но только все это не мебель. Мебель – это совсем другое! Ну ничего, положитесь на меня, и через пару лет вы свою собственную квартиру уже не узнаете...
За каждый забитый гол зятю платили премию, и играл он, пока собирали на мебель, очень результативно. Первой из квартиры исчезла кровать, которую Серафима подарила Аллочке в качестве приданого, – и в тот же день Боря привез из магазина ящик, в котором оказалась дюжина полированных досок, огромная плюшевая подушка и примерно полведра шурупов устрашающего размера, вымазанных машинным маслом.
Появление этого добра Серафима встретила спокойно – в конце концов, спать на этих шурупах предстояло не ей. Значительно тяжелее было расставаться со старым трехстворчатым шкафом. Он напоминал молодость и уютные вечеринки с чаем, семечковой халвой и соседями. На этих вечеринках у каждого был свой «номер», в том числе и у шкафа: в самый разгар веселья, когда сосед Эдуард Евтихиевич начинал рассказывать леденящие душу истории про покойников (он был сторожем на кладбище и часто сталкивался с ними по работе), дверь шкафа безо всякой видимой причины с таинственным скрипом открывалась. Все замирали на своих местах, с ужасом ожидая, что же будет дальше. Но дальше не происходило ничего, и старый шкаф в такие минуты становился похожим на слегка выжившего из ума дедушку, который хотел развлечь гостей веселым фокусом, но помнил его только до половины...
Теперь «дедушку» решили поменять на «Хельгу». Копили на нее довольно долго, и когда до нужной суммы оставалось забить всего один гол, Боря пригласил на матч всю семью. И Серафима видела, как он забил его, и вся команда обнимала зятя, и тысячи совершенно незнакомых людей на трибунах целовали друг друга, будто радовались, что теперь наконец у Бори будет полный гарнитур.
Утром следующего дня состоялся разговор, которого Серафима давно ждала и боялась.
– Ну вот, – сказал Боря, удовлетворенно оглядев комнату, – а туда мы поставим торшер-бар, – и он указал на угол, где стояло пианино.
– Какой такой «торшер-бар»? – испуганно спросила Серафима, неуверенно выговорив незнакомое слово. – А инструмент куда?! Инструмент куда денем, Боренька?!
– Да поймите, мама, – уговаривал зять, – у нас тахта новая, «Хельга», к нам интеллигентные люди в гости ходят, а тут этот гроб с музыкой! Просто смешно, честное слово... Ну зачем вам эта рухлядь?!
– А этот... торшер-бар нам зачем? – упорствовала Серафима.
– Чтобы вино ставить, – объяснял Боря.
– Так ведь у нас никто не пьет...
– А торшер – чтобы книжки читать, – объясняла Аллочка.
– Так ведь у нас никто не читает...
– Ну, знаете!.. – отрезал зять. – На пианино у нас, слава Б-гу, тоже никто не играет! И вообще, я уже объявления повесил, сегодня покупатели придут.
И он ушел на тренировку.
– Не расстраивайся, мамуля, – сказала Аллочка и, подхватив на руки двухлетнего Сержика, понесла его на английский.

Не в первый раз
- Ну что, Серега, пойдем, что ли? - пожилой сантехник Василий Потапович Мирошниченко сплюнул мокрый окурок "Беломора" в жестяное ведро и подхватил сумку с инструментами. - Эк ведь, раньше-то, помню, взлетал со всей этой тяжестью на девятый этаж без лифта, а сейчас на плечо повесил, и уже кости ломит.
Не услышав за спиной никакого движения, Василий Потапович недоуменно обернулся.
- Серега, ты где там? - и увидел, как его напарник, совсем еще молодой Сережка Беляев, трясясь всем телом, молча мотает головой и спиной обтирает побелку стены, пятясь в угол.
- Н-не пойду... н-не п-пойду я... дядя Вася... ст-трашно мне... - заикаясь, бормотал он, и отмахивался рукой, пальцы которой то ли были сложены в щепоть, как для крестного знамения, то ли просто скрючились от страха.
- Та-ак... - Мирошниченко снова скинул сумку с плеча и уронил ее, тяжело и глухо брякнувшую, на бетонный пол бойлерной. Он подошел к Сереге и крепко, точно в тисках, сжал его бледное и мокрое лицо между своих огромных и заскорузлых ладоней. - Это что еще за слова?
- Так там же это... дядя Вася... там же того...
- Этого, того! - передразнил его старый сантехник. - Ну, чего там, а, Сережка? Чего ты мекаешь? Говори нормально, ты мужик или так, поссать вышел, а?
Беляев несколько раз хрипло и глубоко вздохнул и, немного успокоившись, показал сведенными пальцами на дверь.
- Там же... конец света вроде как. По радио передавали.
- Тьфу ты, - Мирошниченко выпустил лицо парня из своих ладоней и несколько мгновений молча смотрел ему в переносицу. Потом вдруг коротко, без замаха, врезал тяжелую пощечину. Беляев охнул и схватился за враз опухшую щеку.
- Дядя Вася! Ты чего?! Да я сейчас...!
- А? - Мирошниченко приставил к уху сложенную ковшиком ладонь и вытянул из воротника клетчатой рубашки жилистую шею. - Чего я там слышу? Кто-то сопли перестал распускать, а теперь злиться начал? А? Вот то-то, Серега, так и надо. Ладно, закуривай пока, а я тебе кое-что скажу.
Глядя на то, как Беляев непослушными пальцами вытягивает из полупустой пачки папиросу, Василий Потапович засмеялся.
- Чудак ты человек, Серега, вот честное слово, чудак. Ну сам посуди: конец там света или начало - тебе не похрену мороз, а? Вызов же пришел, а значит, кому-то наша бригада понадобилась. А у того человека сейчас в квартире свой конец света, еще похлеще. И на чужой ему наплевать и растереть. Он там сейчас мечется, а мы в подвале сидим. Сорок лет я работаю, и такого себе ни разу не позволил - чтобы отсидеться да чифирить в подвале. Ты погляди, Сережка, ведь про нас, сантехников, и так думают всякое... Кого ни спроси, сразу ответят - раз сантехник, значит алкашня, пьянь гидролизная непросыхучая, образование два класса и три коридора сельской школы, разговаривать только матюгами умеет. Мол, неудачники сплошь, криворукие и жадные. Только и горазды, что по коврам и паркету сапожищами кирзовыми наследить, раковину расковырять как попало, а потом еще и деньжищи содрать за это такие, что, как говорится, заходи - не бойся, а выходи - не плачь.
- Это точно, - Беляев уже совсем успокоился, и теперь досасывал папиросу короткими и резкими затяжками, - когда родители узнали, что я сантехником работаю, такой скандал был. "Ты что, для того учился, что ли, чтобы в чужом говне копаться?" - мать орала на весь дом.
- Эхма... - вздохнул Василий Потапович. - Вот так всегда. А на самом деле если бы они знали, что мы делаем? От кого их бережем и спасаем? Как бы тогда запели? Кочумай, браток, не объяснить им. Да и нельзя. Помнишь, три года назад, когда ты ко мне в напарники только попал, а тебя сразу в крутой оборот взяли?
- Как не помнить, - Серега, перекатив окурок из одного угла рта в другой, усмехнулся, и Мирошниченко с удовольствием отметил, что парень уже не боится, а вполне даже "в плепорции". - Ты, дядь Вася, про ту историю с шогготами, что ли?
-Шогготы, шмагготы, - проворчал его напарник, - по мне так херня какая-то скользкая и ползучая. Ишь, твари, притасовались - людей досуха высасывать. Ментов вызывает родня, а толку? Поди-ка, товарищ следователь, догадайся, отчего на полу в ванной от хозяина одна сухая шкурка осталась. Помнишь, что мы с тобой т а м увидели, внизу?