Спецназ ВВ показал журналистам, что чувствуют заложники: Рассказ офицера СпН

Из официальной прессы:

«Представитель контртеррористического центра МВД в ходе своего выступления напомнил об ответственности СМИ перед обществом. Он предостерег от необдуманного "вброса" информации, который может нанести непоправимый вред.

Основные занятия завершатся комплексными учениями по практической отработке учебного материала, где некоторые из репортеров будут выступать в роли заложников, а другие будут выполнят свои привычные функции, или станут контролировать правильность выполнения всех действий.

На итоговые учения собираются приехать министр внутренних дел Нургалиев, генеральный секретарь ОДКБ Бордюжа, а также представители администрации президента России, ФСБ и других ведомств» .

Это был апрель 2005 года, по-моему. 4 апреля. Как раз после Беслана, когда в очередной раз выяснилось, что журналисты ничерта не умеют работать со спецназом, и когда выяснилось, что журналисты нихрена не понимают, как надо себя вести в зоне проведения спецопераций. В очередной раз.

Первый раз был на «Норд-Осте», когда НТВшная пара «отличилась» со снайперской «лёжкой», второй раз момент был как раз на Беслане. Ну, там был полный «абзац». И тогда решили, что надо проводить регулярные большие семинары по обучению журналистов поведению в зоне спецмероприятий. Силовики пошли навстречу и развернулись лицом к народу. Не то, что народ достал просьбами - инициатива была ровно от «силовиков». Мол, ребята-журналисты, давайте мы с вами поработаем чуть-чуть, ну потому что, сколько ж можно-то! Задолбали…

Долго решали, где все это будет проводиться, и решили, что межведомственный, международный Центр по противодействию терроризму-экстремизму и прочим «-измам» – будет в самый раз. База удобная, от Москвы недалеко, все под руками, можно работать.

Пригласили туда энную ораву журналистов, писучих и снимучих. Там все были, даже немеряная орава журналистов из Белоруссии. Значит, им неделю давали лекции, с такими, полу-практическими занятиями, ну, не то чтобы в «поле», но… показывали, рассказывали, объясняли, учили, грубо говоря.

И для них зачётом должна была быть большая «показуха», оно же практическое занятие. В ходе которого энная часть журналистов, могла бы спокойно отработать все полученные навыки и умения в плане того как это освещать, как с кем разговаривать, и как НЕ мешать «силовикам» работать.

Ну а отдельные активисты, и те, у кого очень много адреналина и хочется на жопу приключений – те могут побыть в качестве заложников. Заодно поймут – каково это.

Я как сейчас помню: погода была – говно редкостное, снегу было по самые яйца. Температура то ли минус пять, то ли минус шесть. И по легенде учений, там первая часть была «захват заложников и удержание их в отдельно стоящем живом доме сельской застройки».

Там как раз у нас домики были одноэтажные… О, с домиками была отдельная история! Домики достались в наследство с советских времен, когда-то это была «выставка достижений ГУИНа»! Ну, да, музей ГУЛАГа. А домики там были хорошие, их там было то ли семь, то ли восемь типов, двух- трех-этажные, быстро возводимые, все совершенно разной планировки. Для отработки действий групп – песня, то, что надо! Ну а поскольку времена смутные, электричества там нету, тепла нету, холодно-голодно, благо, что снега внутри нет.

А нас когда «накачивали» перед всем этим делом – была команда, что типа работать по полной программе, но без открытого членовредительства - следов не оставлять – а если оставляете, то аккуратно. Значит, нам дали женщину-психолога, штатного, которая должна была следить со всеми нами там, внутри, на случай если вдруг у бедных заложников «сорвёт крышу». С ней же рядом женщина-медик со всем набором лекарств всего и вся. Ну, им команда – нам не мешать. Только если совсем жопа - тогда да. А так – смотрите, наблюдайте.

Брал нас тогда… воздушный ОМОН, родной и любимый, куда ж без него. Командиром тогда только-только стал один мужик, который долгие годы был «замбоем» (заместителем по боевой подготовке). «Замбоем» он был идеальным – нормальный мужик, вдумчивый, адекватный. И это был первый год его командирства – он и мужиков дал, и снарягу дал, без проблем все было.

Ну значит крайний день у журналистов, наша «показуха»-отработка… кто хочет быть? Вызвались две какие-то девки, одна из них, как сейчас помню, была корреспондент… то ли «Православная Русь», то ли ещё какая-то религиозная газета, ну что-то вот такое вот, ну, типа «Русь изначальная». Какое она имела отношение к нам – так никто и не понял. Но у этой «Руси изначальной» папа был при больших погонах, это уж потом выяснилось.

Ну и там, перед началом мероприятия, стоит весь этот журналистский пул, камеры, туда-сюда, выходит генерал, дескать, уважаемые журналисты – кто хочет?

«Ликероводочный завод – два человека». Ну, вылезают эти две: а можно мы, а можно мы? Их к нам в цепкие лапы, мы тут же «мамочку» (шапочку-маску) на морду дырками назад, морду вниз, пинок под зад – полетели.

И – вылезает журналистик один с телевидения. Весь из себя такой на понтах, приталенные джинсики, типа – ну, покажите мне Беслан. А в оцеплении стоял как раз воздушный ОМОН, первым, у них как раз такой Гриша был. Щитоносец. Он на себе «Забор» (штурмовой щит) таскал. «Забор» сам по себе килограмм под 60 весит. Ну и чтобы с ним хорошо бегать… в общем, Гриша был такой, невысокого росточка, квадратный, проще перепрыгнуть, чем обойти, да.

Значит, раздается вот это – типа, «ну, покажите мне Беслан». И люди некоторые видят, как отодвигается «Забор», оттуда появляется нога, смачный пинок под жопу – и «Забор» задвигается обратно. Кто отвесил пендаль – никто не понимает. Стоит кусок металла, такой, немерянный, со смотровым окошком.

А, в общем… весной 2005 года, говорить о том, что «покажите мне Беслан» - неосмотрительно было. Ты Беслан хочешь увидеть? Ну, сейчас ты его увидишь. Маску на морду, пинок под зад, руки в гору и вперед.

«Злые террористы», как понимаешь, это мы. Было три «злобных террориста» – Али, Ахмед и Ага… Завели в комнату, сажаем к стенке, а сидеть неудобно, потому что мебели же нет – там голый пол и стены, и всё. Их – туда, пятки – максимально далеко от стены, но при этом сидит она на корточках, т.е. рыпнуться она уже не может, и попой до пола она не достает. Оч-чень неудобная поза… Руки, соответственно, за головой, пальцы переплетены, чтобы не дергалась. Сверху команда: - Сидеть, не рыпаться, говорить тогда, когда разрешат! Всем все понятно?

Команда, естественно, со «страшним тирраристским акцэнтом»: - Слишишь? Э, рюсским изыком сказаль, собак неверний, ишакь пазорний, сколька раз тибэ гаварить – без команды будешь, кишки выпущу, панила?! Всем все ясно?

Девки просекли. Они-то лекции слушали. Этот вылезает… Я, говорит, журналист, мне можно! Ну, на фразу «я журналист» получает звездюлей. Типа – тебе команды говорить не было! (Пока аккуратно, пока без следов). Команды не было! И сверху – бум!

– Меня бить нельзя!
Бум!
– Тебе говорить никто не разрешал, сиди, молчи. Всё усек?
– Усёк.
Бум!
– Тебе же сказано – без разрешения не говорить!
Вроде затих.

А они же ни хрена не видят. Плюс ещё покрутили на местности, они не знают, где они находятся, дезориентация. Сидят, ждут. Дальше начинается одиночный допрос: фамилия, имя, место жительства, точный домашний адрес, состав семьи, «счас придём будим рэзать», туда-сюда...

Сумки все вытряхнули. Типа – вещи с собой есть? Давай сюда! А, нормальная же женская логика – она едет куда? Она едет в Подмосковье, с ней будут интеллигентно разговаривать – а тут ни фига себе, мало того, что сумки взяли, так ещё и все вытряхнули, вверх-вниз. Нормальная женская реакция, ой, у меня там телефончик, у меня там это, это, это, ой, а как же так! Ой, а вот туда вдруг полезли, по карманам обшмонали...

Начинается разговор. Ты кто? Маша. А точно Маша? Точно Маша. А если не врать? Да точно, точно! А кто дома?.. Ну, стандартный «раскол», короче, минут по 5-7 на каждого. При этом они же слышат, что происходит сбоку. Пока человека «колешь», периодически лупишь в стенку чем-нибудь тяжелым. Человек не понимает, что происходит. Такое впечатление, что сбоку уже кого-то убивают. Минут за 15 всех разговорили – этот опять начал выёживаться, типа «я журналист, со мной так обращаться нельзя, а давайте я вам помогу»… Да-да.

В общем, минут через 10, по-моему, с ним слегка переусердствовали. Не сильно – но чуть-чуть. Потому как в очередной раз на вопль «я журналист», в очередной раз огрёб по печени. (Следов нет, но неприятно). Опять – я писать хочу. А тебя, козла, никто не спрашивал, что ты хочешь! Твоя задача – сидеть и не выёживаться, сиди!

Холодно, они начинают замерзать. Это видно. Ну, у них с собой же ничего нет, естественно, никто из них ничего специально не брал – да даже если бы и брали. А видно, что девки – они уже синие стали. Ножом маску приподнимаешь – челюсть открой! (А с собой во фляжке спирт, чистый, неразбавленный). Челюсть открой! Открывает. Туда из фляжки – бульк! Ножом челюсть закрываешь – глотай! Ик… Открывай! А они настолько замерзшие, настолько офигели, что не понимают, что им дают чистый спирт. Потом горячий кофе из другой фляги – бульк! Глотай! В очередной раз ножом челюсть открываешь, туда кусок шоколадки - глотай. Двоих так более-менее в себя привели, а мальчонка, то ли ему кофе не хватило, то ли шоколада... по-моему, шоколада ему и не хватило.

Плюс, на фоне всего этого постоянная трепотня между Али и Агой, насчет того, что вот правая, она, вот, как бы можно и воспользоваться, пока ещё туда-сюда – пока не началось. Перо в бок (ну то есть не в бок, понятно, просто лезвие к телу приложили) – пошли!

Вот если бы ОМОН пришел минут на пять попозже… она бы сама дала, точно тебе говорю. Потому как в отличие от парня… парню досталось хорошо, на самом деле – за его собственную дурь. Потому что если тебе 4 раза сказали, что «говорить будешь только по команде, когда тебе скажут» – а ты пытаешься перечить, и при этом получаешь, ну, в общем, немало, и при этом пытаешься качать права, что ты журналист – то тебя первым же порежут (если взаправду). Ну, там не порезали, там по ребрам хорошо постучали, плюс по шее досталось. А причем, они-то думали, что это минут на пять, на семь, на восемь – а дальше придет доблестный ОМОН и их всех разом освободят. А у нас команда – на 40 минут это счастье растянуть, по полной программе. И они-то не знают, что кроме нас в комнате – психолог, медик. К тому же это фиксировалось на видео, но это уже служебная документация, понимаешь, она ушла в недра, как учебное пособие в дальнейшем.

Так вот, девку уже наполовину раздели – я тебе говорю, она была уже сама готова дать, только чтобы отстали. И поняла, что любой приказ – лучше выполнять. Потому что по шее досталось и им тоже. Соразмерно – но и им тоже. В таких ситуациях, люди почему-то моментально обучаемые становятся. А опять же – вторая чувствует, что соседку подняли и куда-то увели. Плюс ее по ходу дела, пока обыскивали – облапали. Плюс оценивали как на базаре обеих, типа, кого брать, эту или эту? Типа – да ну, эта слишком плоская. Да ладно, плоская, сейчас ножом поднимем, посмотрим! А когда ты сидишь, и минус пять, и у тебя по ребрам холодный клинок скользит – не через свитер, а напрямую – в общем, неприятно. И том, что всё это не более чем учения – забывается мгновенно!

Ну, пришел доблестный ОМОН, всех радостно освободил. Они сидят, натянуты маски, ничего не видят, только все это чувствуют. И вдруг слышат – стрельба, взрывы, через маски видят вспышки светошумовых гранат, потому что она даже через маску просвечивает, и просвечивает хорошо.

И они-то надеялись, что вот сейчас-то оно будет, вот, свобода! А ни хрена подобного, потому что дальше – «фильтр» (фильтрационный пункт) и думают, дальше с них снимут масочки, и нежненько, под ручки аккуратно выведут, ни хера подобного. Они в том же виде, только добавилисть «наручники», пинками выгнаны омоном на фильтрационный сбор.

И там продолжается шоу, потому что: докажите, что вы – это вы, а какое вы имели отношение, а действительно ли вы были заложницей, а кто может это подтвердить, а на основании чего вы оказались в заложниках, а какие подробности, как вас взяли… Потому что это же тоже нужно тем журналистам, которые сидят в «пуле». И все это показывается – журналистам, они видят все. Единственное, что журналисты, которые сидели в «пуле», не видели – они не видели обработку заложников внутри. И для журналистов очень хорошо была разница видна: люди, которые заходили, и те, кого оттуда вывели.

Потом идет общая «прессуха» сразу, с заложниками. Там было забавно, потому что, нас-то было трое. А у них начинают выяснять – а сколько было террористов, которые вас брали в заложники? Ой, а мы не видели. Ну, вы же слышали – сколько? Ну…наверное человек семь. Ну, вы сможете их опознать? Нет, не сможем. Ну, по голосам? Нет, не сможем. Вы сможете ну хоть что-то? Нет, не сможем. А почему? Этого мы не видели, это мы не запомнили, это мы не помним. Как с вами обращались? Ну, типа, спасибо, что не зарезали.

Так вот, после «показухи» была итоговая большая «прессуха». Вот там забавно было… Первый вопрос, который всегда всем задавался, перед началом всех мероприятий: господа журналисты, можно ли освещать позицию боевиков? И журналисты все как один: да, можно, нужно, нужно предоставить боевикам возможность высказаться, высказать свои требования, это позволит спасти заложников, туда-сюда, они же тоже типа люди… Типа это не бандиты, а это незаконные вооруженные формирования, борющиеся за свободу одной независимой области.

Ну, так, итоговая «прессуха», где зал делится чётко на две группы. Вторая группа – там, где эти две девицы. И они говорят – чего-о-о-о? Этим зверям ещё и давать возможность говорить? Да их, козлов, мочить надо, прямо там, в сортире, как завещал великий президент! Не то, что трибуну не давать – сказать нельзя ничего не давать! Где увидел – там и мочишь!

А с мальчоночкой забавно получилось. Потому что мальчонка начал тут же верещать, как только его спас ОМОН: «Я свой, я журналист!». Ну, ему и досталось – на сей раз уже от ОМОНа. Типа – разбираться кто ты, будет следователь, а сейчас пока что не базарь; по нашим данным было захвачено трое, но там были женщины, а кто ты мы вообще не знаем. На «прессухе» он сидел, держась за все причинные места и потирая их.

Ну, а дальше команда руководителя учений: товарищи офицеры, кто исполнял роль «террористов» – прошу встать. Ну а там-то уже все переодевшиеся, уже в нормальном виде, уже в форме, с регалиями. Встают «Али», «Ахмед» и «Ага».

Ну и руководитель учений говорит: уважаемые товарищи журналисты, как видите, вот офицеры Центра, которые исполняли роль «террористов» - их было всего три человека, а не семь, как показывали экс-заложники. Вот, это наши сотрудники, это наши офицеры. Так что можете подойти поближе, можете поговорить, порасспросить, задать все интересующие вас вопросы, типа, как они дошли до жизни такой.

Прибегает мальчонка, держась за помятые бока, и начинает: ну вот, ну что вы, ну как же так, я же свой, вы же знали, что я журналист, почему вы со мной так обращались…

Я ему говорю: мужик, ты сейчас обращаешься к кому? К офицеру правоохранительных органов – или к «террористу Али»? «Террорист Али» сейчас тебе загонит перо под рёбра, и на этом разговор с тобой закончится. А если ты обращаешься к офицеру – то вопрос не по адресу.

А к тебе, уважаемый, одна-единственная просьба: поскольку ты, так или иначе, успел наснимать наши рожи в открытую, то прежде чем пускать это дело в эфир, либо закрой лица, там, где мы засветились (не по своей воле, понятно), либо позвони, мы приедем, посмотрим, что у тебя получилось.

Ни хрена подобного. Это был, по-моему, четверг – в субботу, в итоговой программе недели пошел сюжет с открытыми лицами! А мальчонка потом очень долго, как мне рассказывали, бегал по редакции, и кричал, что вот, крутой спецназ – ни фига он не крутой.