Указ семь-восемь (14 фото)
В спорах об эпохе тридцатых-сороковых годов нередко можно услышать такой аргумент: «Да вы вспомните хотя бы „Закон о трех колосках“! Голодных людей за горсточку пшеницы к стенке ставили и в лагеря отправляли, даже детей!»
Много лет принято считать, что «Закон о трех колосках» специально был придуман в роли «карающего меча», направленного «на головы крестьянства в разгар голода». Реальность, как обычно, куда сложнее «кухонных аргументов» и безапелляционного упрощения. В этой истории нашлось место и комплексу объективных причин, и попыткам «разом решить большую проблему», и, конечно, бездумному и (наоборот) осознанно злостному его употреблению.
Вор Ручечник и голодные крестьяне.
Вспомним знаменитый роман «Эра милосердия» братьев Вайнеров и снятый по нему культовый фильм «Место встречи изменить нельзя», где герой Евгения Евстигнеева, уличенный в краже шубы вор Ручечник, бросает реплику Жеглову: «Указ семь-восемь шьешь, начальник?»
Какое это имеет отношение к «Закону от трех колосках»? Дело в том, что «Закон о колосках» и «Указ семь-восемь» — неофициальные наименования одного и того же документа — Постановления ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 года «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности».
Но как вор-рецидивист Ручечник оказался «в одной лодке» с простыми крестьянами?
«Терпеть дальше немыслимо»...
В июле 1932 года глава СССР Иосиф Сталин написал записку, адресованную Лазарю Кагановичу и Вячеславу Молотову. Там, в частности, говорилось: «...за последнее время участились, во-первых, хищения грузов на желдортранспорте (расхищают на десятки мил. руб.), во-вторых, хищения кооперативного и колхозного имущества. Хищения организуются главным образом кулаками (раскулаченными) и другими антиобщественными элементами, старающимися расшатать наш новый строй. По закону эти господа рассматриваются как обычные воры, получают два-три года тюрьмы (формально!), а на деле через 6-8 месяцев амнистируются....Терпеть дальше такое положение немыслимо».
Еще один литературный персонаж — подпольный миллионер Корейко из «Золотого теленка», сколотившего капитал на масштабных хищениях собственности в условиях советской власти. Ильф и Петров не выдумали его на пустом месте. К началу 1930-х годов масштаб хищений государственной собственности достиг таких величин, что напрямую угрожал экономическому и социальному положению в стране. При этом люди, похитившие миллионы рублей, с точки зрения закона не отличались от человека, укравшего, например, кусок хлеба и получали мягкие наказания. Что, конечно, не могло испугать потенциального расхитителя
Удивительным сейчас кажется и то, что еще в одной из документов, положивших начало «указу семь-восемь», шла речь о зарубежном опыте.
Из записки Сталина Кагановичу и Молотову от 24 июля 1932 года: «Капитализм не мог бы разбить феодализм, он не развился бы и не окреп, если бы не объявил принцип частной собственности основой капиталистического общества, если бы он не сделал частную собственность священной собственностью, нарушение интересов которой строжайше.... Социализм не сможет добить и похоронить капиталистические элементы и индивидуально-рваческие привычки, навыки, традиции (служащие основой воровства), расшатывающие основы нового общества, если он не объявит общественную собственность (кооперативную, колхозную, государственную) священной и неприкосновенной».
Тот самый указ.
7 августа 1932 года выходит Постановление ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 года «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности».
Согласно ему, за хищение колхозного и кооперативного имущества, хищение грузов на железнодорожном и водном транспорте вводится «расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией имущества». Также Постановление предписывает «применять в качестве меры судебной репрессии по делам об охране колхозов и колхозников от насилий и угроз со стороны кулацких и других противообщественных элементов лишение свободы от 5 до 10 лет с заключением в концентрационный лагерь».
Также указывается, что лица, попавшие под действие указа, не подлежат амнистии. Фактически это была попытка ввести жесткий закон, который предоставил бы инструмент для борьбы с расхищениями. То есть, в теории, должен был бы решить проблему пусть и не сразу, но глобально. Для чего с расхитителями предлагалось действовать максимально жестко.
Из инструкции по применению постановления: «В отношении кулаков, как проникших в колхоз, так и находящихся вне колхоза, организующих или принимающих участие в хищениях колхозного имущества и хлеба, применяется высшая мера наказания без послабления...
... В отношении трудящихся единоличников и колхозников, изобличенных в хищении колхозного имущества и хлеба, должно применяться десятилетнее лишение свободы...
... В отношении председателей колхозов и членов правлений, участвующих в хищениях государственного и общественного имущества, необходимо применять высшую меру наказания и лишь при смягчающих вину обстоятельствах — десятилетнее лишение свободы».
Таким образом, указ был направлен против всех расхитителей, а максимальную жесткость наказания предполагал равным образом и для кулаков и для государственных служащих.
В «Указе 7-8» часто и грозно звучит слово «расстрел», из чего часто делается вывод, что попавшие под его санкцию немедленно ставились к стенке. Но вот сохранившаяся в архивах статистика первых месяцев действия «Закона о трех колосках»: к высшей мере было приговорено 3,5% осуждённых, к 10 годам лишения свободы — 60,3%, и ниже 36,2%. При этом 8о процентов тех, кто попал в третью категорию, вообще не подвергались лишению свободы.
10 лет за беспокойство поросенка...
Однако, как это почти всегда бывает, выпущенный закон на практике начал использоваться совершенно не так, как предполагалось в теории.
«Один парень был осуждён по декрету 7 августа за то, что он ночью, как говорится в приговоре, баловался в овине с девушками и причинил этим беспокойство колхозному поросёнку. Мудрый судья знал, конечно, что колхозный поросёнок является частью колхозной собственности, а колхозная собственность священна и неприкосновенна. Следовательно, рассудил этот мудрец, нужно применить декрет 7 августа и осудить „за беспокойство“ к 10 годам лишения свободы». Особенно интересно, что этот случай в качестве вопиющего нарушения приводит не кто-либо из современных исследователей, а знаменитый сталинский прокурор Андрей Вышинский в своей брошюре «Революционная законность на современном этапе», выпущенной в 1933 году.
А в издании «Советская юстиция» в 1934 году приводится целый ряд аналогичных случаев применения «Закона о колосках»:
Учётчик колхоза Алексеенко за небрежное отношение к с.-х. инвентарю, что выразилось в частичном оставлении инвентаря после ремонта под открытым небом, приговорён нарсудом по закону 7/ VIII 1932 г. к 10 г. л/с. При этом по делу совершенно не установлено, чтобы инвентарь получил полную или частичную негодность...
Служитель религиозного культа Помазков, 78 л., поднялся на колокольню для того, чтобы смести снег, и обнаружил там 2 мешка кукурузы, о чём немедленно заявил в сельсовет. Последний направил для проверки людей, которые обнаружили ещё мешок пшеницы. Нарсуд Каменского р-на 8/II 1933 г. приговорил Помазкова по закону 7/VIII к 10 г. л/с...
А вот и искомые «колоски»: «Нарсуд 3 уч. Шахтинского, ныне Каменского, р-на 31/III 1933 г. Приговорил колхозника Овчарова за то, что „последний набрал горсть зерна и покушал ввиду того, что был сильно голоден и истощал и не имел силы работать“... по ст. 162 УК к 2 г. л/с.». Последнее особенно важно, потому что несчастный колхозник Овчаров был осужден не по «Указу 7-8», а по более мягкой 162-й статье.
Почему? Потому что власти, получив результаты первых месяцев действия закона, поняли, что результат получается не тот, на который рассчитывали. Действие Постановления начинают корректировать, регулируя правоприменительную практику. В феврале и марте 1933 года выходят нормативно-правовые акты, требующие прекратить практику привлечения к суду по «закону от 7 августа» лиц, виновных «в мелких единичных кражах общественной собственности, или трудящихся, совершивших кражи из нужды, по несознательности и при наличии других смягчающих обстоятельств».
Та же «Советская юстиция» случай колхозника Овчарова рассматривает как грубейшее нарушение — не заслуживал он и двух лет лишения свободы.
Три пуда колосков.
Вышинский приводит даже такую статистику: «По данным, зафиксированным в особом постановлении Коллегии НКЮ, число отменённых приговоров в период времени с 7 августа 1932 г. по 1 июля 1933 г. составило от 50 до 60%».
В РСФСР пик дел по «Закону о колосках» пришелся на первое полугодие 1933 года, когда по нему были осуждены 69 523 человека. А уже спустя два года, в первом полугодии 1935, будет вынесено всего 6706 приговоров. В Украинской ССР картина аналогичная: 12 767 осужденных в 1933 году, и всего 730 человек — в 1935-м.
Были ли по-настоящему громкие дела, связанные с «Законом о колосках»? Были, и немало.
Вот выдержка из записки руководителей ОГПУ на имя Сталина от 20 марта 1933 года: «Обращают на себя внимание крупные хищения хлеба, имевшие место в Ростове-на-Дону. Хищениями была охвачена вся система Ростпрохлебокомбината: хлебозавод, 2 мельницы, 2 пекарни и 33 магазина, из которых хлеб продавался населению. Расхищено свыше 6 тыс. пуд, хлеба, 1 тыс. пуд, сахара, 500 пуд, отрубей и др. продукты. Хищениям способствовало отсутствие чёткой постановки отчётности и контроля, а также преступная семейственность и спайка служащих. Общественный рабочий контроль, прикреплённый к хлебной торговой сети, не оправдал своего назначения. Во всех установленных случаях хищений контролёры являлись соучастниками, скрепляя своими подписями заведомо фиктивные акты на недовоз хлеба, на списание усушки и на развес и т.п. По делу арестовано 54 человека, из них 5 членов ВКП(б)».
Никаких кулаков, с виду порядочные советские граждане. И подобных примеров было в избытке.
Помогли ли «драконовские меры»? Отчасти. К июню 1933 года количество хищений на транспорте снизилось почти в четыре раза, резкое снижение было зафиксировано и в колхозах и кооперативах.
Массовая реабилитация 1936 года.
Однако правоприменительная практика продолжала оставаться неудовлетворительной. Андрей Вышинский, ставший прокурором СССР, в конце 1935 года обращается в ЦК, СНК и ЦИК с запиской, в которой добивается масштабного пересмотра дел лиц, ранее осужденных по «Закону о колосках».
В газете «Правда» Вышинский пишет: «Осуждались колхозники и трудящиеся единоличники за кочан капусты, взятый для собственного употребления и т. п.; привлекались в общем порядке, а не через производственно-товарищеские суды; рабочие за присвоение незначительных предметов или материалов на сумму не менее 50 руб., колхозники — за несколько колосьев и т. п. Такая практика приводила в конечном счёте к смазыванию значения закона 7 августа и отвлекала внимание и силы от борьбы с действительными хищениями, представляющими большую социальную опасность».
16 января 1936 выходит постановление ЦИК и СНК СССР, согласно которому Верховному суду, Прокуратуре и НКВД поручалось проверить правильность применения постановления от 7 августа в отношении всех лиц, осуждённых до 1 января 1935 года.
Это была масштабная работа, которая была завершена за полгода. 20 июля 1936 года Вышинский подготовил докладную записку, адресованную Сталину, Молотову и Калинину, что пересмотр дел на основании постановления от 16 января 1936 года завершён. Всего было проверено более 115 тысяч дел, и более чем в 91 тысяче случаев применение закона от 7 августа 1932 года признано неправильным. В связи со снижением мер наказания было освобождено 37 425 человек, ещё находившихся в заключении.
На 1 января 1936 года в заключении находились 118 860 человек, осужденных по «Указу 7-8», то 1 января 1937 года их остается 44 409.
Количество смертных приговоров по «Указу 7-8» в первом полугодии 1933 года, на пике применения документа, этот процент, согласно архивным данным, достигает 5,4 процента. Дальше идет стремительное снижение этого показателя.
Советская власть, создавшая «Закон о трех колосках», сама убедилась в том, как он применяется на практике, и вынуждена была практически вручную налаживать его использование.
Почему вор Ручечник попал под «Закон о трех колосках».
Но вернемся к вопросу, заданному в самом начале — причем здесь вор Ручечник? Вспомним, что говорил Глеб Жеглов: «Но сегодня вышла у вас промашка совершенно ужасная, и дело даже не в том, что мы сегодня вас заловили... Вещь-то вы взяли у жены английского дипломата. И по действующим соглашениям, стоимость норковой шубки тысчонок под сто — всего-то навсего — должен был бы им выплатить Большой театр, то есть государственное учреждение».
Ручечник специализировался на кражах личного имущества, и за подобное, как уже говорилось, в СССР карали не так, чтобы уж слишком строго. А вот кража шубы супруги английского дипломата приравнивалась к хищению государственной собственности, и матерый вор неожиданно для себя угодил под тот самый «Указ 7-8», который в послевоенное время применялся нечасто, но продолжал действовать.
Утратил силу «Закон от трех колосках» в 1947 году, в связи с принятием указа «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества».