Страна Советов. Моя карьера политинформатора (10 фото)
Однако, прежде чем писать дальше о том, как получали информацию дети Страны Советов, мне бы хотелось для начала привести свежий пример того, какими волшебными качествами обладает эта странная «субстанция» под названием информация.
А было так, что при нашей внучке мы долгое время вообще не говорили о прошлом, разве что об отдельных бытовых моментах. Никто не рассказывал ей ни о событиях 1991 года, ни о крахе КПСС и его последствиях. Новости по телику мы вообще не смотрели, так что никакой информации о том времени она не получала. В школе мы тоже выбрали ей учительницу, которая учила именно считать и писать, а не рассказывала про свой ревматизм и о том, как хорошо (как плохо) было раньше жить. И вот, когда она училась уже в классе втором, зашел у нас как-то разговор о коммунистах, а я возьми да и скажи, что тоже им (коммунистом) был. Внучка моя опасливо так на меня посмотрела, понизила голос и спросила: «А бабушка знает?» Я чуть со стула от смеха не упал. Пришла тут и бабушка, и мы общими усилиями прочли внучке что-то вроде лекции по политграмоте. «Даже так…» — задумчиво произнесла она, и больше мы к этой теме долго не возвращались. Но мне жутко интересно до сих пор: откуда она набралась мыслей о том, что быть коммунистом – это страх и ужас? Солженицына во втором классе не читают, учительница им такого сказать не могла, знаю точно. И вот вопрос: откуда информация?
А вот кинофильм «Чапаев», помнится, вызвал какое-то странное чувство. Не понравилось, как чапаевец говорит: «Интеллигенция» (я-то уж знал, что такое интеллигенция, а он, «наш», взрослый дяденька, выходит, этого не знает…). И в итоге мне больше всего понравилась в этом фильме именно «психическая атака» Корниловского полка.
Причем вопрос этот напрямую связан и с моими детскими воспоминаниями. В прошлом материале я уже писал, что у нас, детей того времени, было не принято расспрашивать о чем-то взрослых. Вернее, их спрашивали, но в самых, так сказать, критических случаях, а так мы сами все откуда-то узнавали. «Не лезь, не мешай, уйди, ты еще маленький…» — типичный набор отговорок на наши вопросы. Вот по отрывкам разговоров, репликам и усмешкам взрослых, из радиопередач и телепередач, плакатов на заборах мы и познавали мир, плюс школа и учебники, а еще книги. То есть вокруг нас существовало определенное информационное пространство, и оно-то нас и формировало. Все, кстати, точно так же, как и сейчас, только способы получения информации изменились, а также возросла ее доступность и объемы.
«Психическая буржуинов». Кстати, такую эта атака оставила память, что и «психическая атака» в кинофильме «Сказка о Мальчише-кибальчише» ни у меня, ни у большинства моих знакомых мальчишек смеха не вызвала. Наоборот. «В них стреляют, а они идут!» — обсуждали мы увиденное, сидя верхом на заборе в саду. А потом как-то по ТВ показали в три дня подряд «Чапаева», «Александра Пархоменко» и «Мальчиша», и это взорвало нам мозг. Мы тут же наделали винтовок с затворами из шпингалетов, и устроили бой на поляне, причем мне, как младшему, досталось командовать другими малышами. Была и еще одна причина – у меня был флаг Южной Кореи, сшитый для участия в первомайской демонстрации по заданию нашей учительницы (порядочной дуры!). Ну, и мы шли и падали, а взрослые останавливались и смотрели, а мы потом опять вставали и опять шли, трубя марш: «Тара-ра, там-та-та-ра, тара-там-там-тара, тара, тара, там, та-та!» Захватили «красных», и все как в фильме «Мы из Кронштадта», должны были привязать им на шею кирпичи и сбросить с обрыва. И мы даже веревки припасли руки им связать. А вот наши надежды найти камни, увы, не оправдались. Ну, я и приказал заколоть их штыками и до сих пор горжусь своей находчивостью! В ответ были крики: «Так не играют! В кино не так!!!» Вот как на нас тогда действовало современное киноискусство.
Негатив, кстати, шел из него же. Как-то, лет в пять-шесть, я подхватил где-то на улице забавный стишок про рыжеватую гориллу, которая занималась какими-то странными делами с несчастным попугаем, который застрелился. Рифма там была прекрасная. Но много незнакомых слов. Но память у меня была прекрасная. Выучил, повторил, а потом пришел к маме с бабушкой и выдал им… «поэзию». Надо сказать, что с педагогической точки зрения они поступили совершенно правильно. То есть не стали охать и ахать, и меня ругать, а объяснили, причем весьма деликатно, что слова в этом стишке – плохие, и хорошие дети их не говорят. Что это матерные слова. И этого было достаточно, потому что среди нас, уличных мальчишек улицы Пролетарской, это было самое последнее дело – говорить такие слова. Жаловаться взрослым за разбитый нос товарищем было нельзя, но можно было тут же во всеуслышание им наябедничать: «А он по-матаному (или «по матам») сказал!» — и зазорным это не считалось, а виновника тут же драли как сидорову козу.
В силу неупорядоченного приема информации, о многих событиях из мира взрослых мы узнавали случайно. Например, о том, что случилось в Новочеркасске в июне 1962 года, я именно так и узнал. Сидел на лавочке перед домом и болтал ногами. Ждал товарищей идти играть. И тут мимо проходит пошатывающийся, явно пьяный гражданин, присаживается рядом и говорит: «Запомни пацан! Они стреляли в народ в Новочеркасске. Понял?» Я отвечаю – «понял», меня вообще предупреждали, опасаться пьяных и не перечить им. Ну, он встал и пошел дальше, а я пошел в другую сторону. И подумал: «Раз сказал взрослый, пусть и пьяный, значит, так оно и есть. А кто и в кого мог стрелять?» К тому времени я уже точно знал про 1905 год, из художественного фильма про революцию, показанного по телевизору. Там пели песню: «Твой старший сын на площади Дворцовой / Ходил просить он милости царя, / Его укрыл, как полотном суровым, / Кровавый снег начала января…» Помню, что фильм мне очень понравился, хотя название его забылось. Из него я узнал про «бомбочки-македоночки», после чего свинтил шар с дедовой кровати, набил «серой от спичек», приладил фитиль из бельевой веревки и бросил в сад. Рвануло классно, совсем как в кино! Но тут было явно другое… И вдруг меня осенило: вот такие, как этот дядька, куда-то шли, видно, хулиганили («все пьяницы хулиганы!»), и в них за это стреляли. И правильно, нельзя в таком виде по улицам шастать.
На другой день спросил у мамы: «А правда, что в Новочеркасске стреляли в народ?» Но она приложила палец к губам и сказала, что об этом говорить нельзя. Ну, нельзя и нельзя.
Потом стал какой-то плохой хлеб. Липкий, а буханка внутри с пустотой. Говорили, что кукурузный. Но мне он нравился. Почему? А катышками такого хлеба было очень здорово стрелять из стеклянной трубочки девчонкам в голову, а еще он прекрасно лепился и потом засыхал намертво. Я из него таким образом слепил «настоящий» маузер, и это было нечто!
И совсем уж удивительным показался мне кинофильм «Остров сокровищ» (1938 года). Сняли его в столь вольной интерпретации повести Стивенсона, что юный Джим там превратился в девушку Дженни, обычные авантюристы — в ирландских повстанцев, сражающихся против англичан, да еще и командир у них в начале фильма говорит: «А зубы у вас есть, а когти у вас есть? Если нет оружия, надо отнять его у врага!» Последнее, в общем-то, верно. Но не зубами же их кусать… Но вот судьба трех песен из этого фильма интересна. «Бей, барабан!» — как ни пытались песню запускать в массы бодрости ради, популярности она не сыскала. «Песенка Дженни» в войну стала любимой песней раненых в госпиталях, и ее часто передавали по радио. А вот песня пиратов «Приятели, дружней разворачивай парус…» в СССР после войны почему-то стала песней пьяниц. Как запоют: «Йо-хо-хо! Веселись, как черт!», так можно было сразу же волочь «певцов» в вытрезвитель!
Или вот другой случай. Как-то вечером, когда мама пришла с работы из института и бабушка кормила ее ужином, а я пытался под их разговор уснуть, что было непросто, поскольку стенки в доме были очень тонкие, слышу, что она нечто интересное рассказывает. Оказывается, на кафедре марксизма-ленинизма у них нашелся преподаватель, который написал письмо в ЦК КПСС с жалобой на Хрущева, обвиняя его… во многих плохих делах. И что из ЦК пришло письмо устроить заседание парткома и исключить его из рядов КПСС. Но тут в Москве произошел Пленум ЦК, и на нем Хрущева «наконец-то сняли и отправили на пенсию», и теперь в парткоме обсуждают, что делать с этим преподавателем. Вроде надо похвалить за активную гражданскую позицию, но как-то неудобно. Но зато хотя бы в партии оставили.
Потом я очень удивлялся кинофильму «Добро пожаловать, или Посторонним вход запрещен». Ведь там о кукурузе говорят как о королеве полей. Но ведь «волюнтаризм» Хрущева уже развенчали, значит, показывать такое нельзя?! И еще там написано: «Дети — хозяева лагеря», но всем руководит «плохой» товарищ Дынин. Что-то это напоминало, но вот что, ребенку было не понять…
В общем, совершенно непонятно как, но к 1968 году я стал самым настоящим правоверным «гомо советикус» и все, что бы вокруг меня ни случалось, было хорошо!
В классе меня выбрали политинформатором, и я регулярно слушал и радио, и смотрел новости по телевизору, и, конечно, одобрял ввод наших войск и танков в Чехословакию, следил по газетам, сколько американских самолетов сбито во Вьетнаме, и регулярно сдавал деньги в фонд борющегося Вьетнама.
В том же году я побывал летом в Болгарии (это была моя первая 13-дневная заграничная поездка), мне там очень понравилось, и теперь я мог еще и рассказывать как очевидец, что там хорошо, а что «не очень».
Словом, молодой человек я был проверенный и подкованный, ведь характеристику на меня с разрешением на выезд за границу писали и классный руководитель, и парторг школы.
И тут я вдруг слышу по радио, что в Москве проходит Международное совещание коммунистических и рабочих партий (5—17 июня 1969 г.), в нем участвуют компартии разных стран (всего 75 коммунистических и рабочих партий.), и, оказывается, многие из них нас не поддерживают! Говорят, что ввод войск в Чехословакию был ошибкой! И ладно бы, один-два человека так говорили, но нет. И австралийская КПА, и новозеландская, и французы, и кто только не высказывал там своего недовольства по этому поводу! А ведь все знали, и я в том числе, что мы всем «помогам-помогам»… И вот тебе такая благодарность! Признаюсь, я был тогда в большом недоумении. «Как же так?! Да как они посмели?!»
И этот персонаж тоже постоянно вызывал у меня недоуменные вопросы: ну откуда у нас такие берутся, а главное, как они попадают в начальники? Куда смотрят партия и правительство?
Многие наши кинофильмы вызывали у меня откровенное недоумение. Например, «Волга-Волга». Ну какой смешной фильм, но откуда там взялся этот дурак и бюрократ, из-за которого-то все и началось? Почему его не сняли с работы? Или «Карнавальная ночь» — замечательный фильм. Но и там в начальниках показан круглый дурак, а товарищ Телегин, депутат Горсовета и член ЦК профсоюзов, над Огурцовым знай себе смеется, а одернуть и заменить… почему-то не торопится. Почему?
Пока смотрел «Карнавальную ночь», все время думал, ну почему товарищ Телегин, депутат Горсовета и член ЦК профсоюзов, не вмешается и не поставит Огурцова на место?
Но особое впечатление на меня в то время произвел роман Александра Мирера «Главный полдень», который я прочитал в 1969 году. Мало того, что там пришельцы высаживаются не где-то там, в Америке, а высаживаются в нашем советском городе, так там еще говорилось о «терках» между генеральным секретарем ЦК КПСС и министром обороны, следствием которых по ходу действия имели место разные «несуразности». Помнится, тогда я почувствовал еще большее недоумение, чем год назад: «Ну разве можно так писать? Это же явно… антисоветское». Впрочем, подумал так не я один, из-за чего Мирера после этого романа не печатали до 1992 года. Но возникает вопрос: зачем тогда книгу вообще печатали? Кто пропустил? Если бы не пропускали, то и запрещать бы не пришлось... Главное, перед этим я прочитал его книгу «Субмарина «Голубой кит», вполне невинную детскую фантастику, а тут вдруг такое… Да разве у нас в ЦК КПСС эдакое могло быть, пусть даже и в фантастическом романе?
«Главный полдень» и продолжение «Дом скитальцев» — очень интересные и необычные для советской фантастики произведения. В особенности вторая книга – жутко мрачная технократическая утопия.
Вот так, постепенно, информационные границы знания об обществе нас понемногу и расширялись. И все было в, общем-то, так, как я тогда же прочитал в одной очень хорошей познавательной книге под названием «Экспедиция к предкам»: «Учение свет. А информация – иллюминация!»
А еще в СССР в рамках того, о чем можно было писать, выходили замечательные детские книги знаний. Например, серия познавательных книг, написанных Александром Свириным в соавторстве с Михаилом Ляшенко, выходившая с 1962 по 1970 годы в издательстве «Малыш» (до 1963 года издательство называлось «Детский мир»). Главной особенностью книг этой серии была подача научно-популярной информации детям в игровой форме: как процесс изучения нашего мира детьми-инопланетянами. Здорово было придумано, и я очень ждал выпуск книги по истории средних веков, но почему-то эта серия закончилась на древнем мире. Узнал из серии этих книг больше, чем из всех школьных учебников!
Продолжение следует…