Чирки

ЧИРКИ

Бабуля нервно ходит по квартире: то несуществующую пыль вытрет, то посудой погремит на кухне. Деда ждем с охоты. За окном уже стемнело, накрапывает мелкий нудный дождь, в духовке остывают потихоньку любимые дедовы котлетки в подливе, а его все нет и нет. Запахи по квартире витают такие, что я извелся весь. Но без деда за стол не садимся – традиция. Поэтому я деда вдвойне жду.
Но вот под окном звонко скрипнули тормоза старого «Жигуленка», хлопнула дверца и по ступеням забухали тяжелые шаги. Бабуля радостно метнулась к двери, попутно потрепав меня по вихрам, и успела открыть дверь прежде, чем дед нажал звонок. Это у них игра такая – кто вперед. Бабуля всегда выигрывает. Я так думаю, дед специально помедленнее поднимается и руку к звонку тянет. И когда дверь, глухо лязгнув замками, открывается, бабуля с хитрой такой улыбкой на деда смотрит, что он еще хитрее улыбаться начинает.
Высокий, широченный, в подвернутых броднях, с рюкзаком и ружьем в чехле на плечах и с утками на поясе, он шагает в квартиру, и прихожая тут же наполняется запахами пороха и дичи, и еще чего-то особенного, охотничьего. Снимает рюкзак, ставит чехол в угол, снимает с пояса ягдташ и протягивает его бабуле, усаживается на жалобно скрипящий под ним стул и откидывается к стене. Мы с братом тут же кидаемся тянуть с него сапоги, а дед устало улыбается, глядя на наши потуги. Потом, наступив на пятку, ловко стягивает сначала один сапог, затем второй, сматывает портянки и шагает в ванную, умываться.
- Деда, деда, а кого ты настрелял? Деда, а ты не промок? А сколько другие настреляли? А дядь Ваня?
Мы хвостами вьемся за ним, вдыхая удивительно вкусный запах охоты, и ждем историй. Ах какие истории рассказывает дед, это же никакими словами не передать! Его истории пахнут тайгой и костром, и настоящими приключениями, и сказками, и дорогой, и непонятно чем еще…
Наконец, умывшись и переодевшись, дед садится к столу, попутно чмокнув бабулю в макушку. Перед нами как по волшебству начинают появляться различные вазочки и судки с грибами, огурцами, помидорами, каким-нибудь салатиком и долгожданные котлеты с толченкой. Голод сильнее жажды историй, поэтому начинаем усиленно стучать ложками. Бабуля смотрит на нас, подперев ладошкой щеку, и счастливо улыбается. И только когда в заветной эмалированной кружке с пескарем парит душистый чай, а на столе появляются любимые дедовы сушки и вазочка с малиновым вареньем, дед начинает неспешный рассказ… И уже когда выпит чай и съедено варенье, я спрашиваю:
- Деда, а когда на охоту возьмешь?
Всегда спрашиваю, каждый раз, и каждый раз дед улыбается и отвечает:
- Скоро. Вот как подрастешь немного, так и возьму.
- А когда, когда я подрасту? Скорей бы!
- Не спеши, успеешь еще…
Я в очередной раз приехал к бабуле с дедом, сам приехал. Уже полгода как сам езжу, подрос. Только войдя в квартиру, я уже знал, что дед готовится к охоте: пахло ружейной смазкой, а из дальней комнаты доносилось напевание. Я разулся и пошел здороваться с дедом. Зашел и уселся на кровать, стараясь не мешать. Дед подмигнул мне и продолжил шуровать шомполом. На столике перед ним были разложены ершики, тряпицы, какие-то еще неведомые мне штуки.
Посмотрев ствол на свет, дед сноровисто собрал ружье и вдруг протянул мне:
- На-ка, примерься.
Я дрожащими руками принял от него тяжеленное МЦ-2112, приложил к плечу… Я и до этого многократно держал ружье в руках, но этот раз почему-то сразу показался мне особенным.
- Нет, не так – дед подошел со спины. – Плотно к плечу прижимай, забыл?
Я примерился, глядя на целик. Руки через пару минут ощутимо задрожали…
- Потяни курок…плавно.
Я дернул пальцем, силясь выжать курок – ох и туго идет!
- Так никогда не попадешь – дед улыбнулся…
К ночи, когда я уже почти не мог держать в руках ружье, дед сказал с хитрой улыбкой:
- Хватит. Завтра на реке потренируешься.
- На реке? Завтра?! – я не верил своим ушам. – Я еду на охоту?
- Едешь, едешь. Давай пока одежку примерим.
Еще полвечера дед учил меня наматывать портянки, бабуля подгоняла штаны и штормовку. Наконец дед сказал:
- Ложись спать, рано поедем.
Спать? Да как же можно уснуть? Невозможно! Нетерпение пожаром горело в груди, заставляя сердце колотиться и не давая сомкнуть глаз…
Конечно, я уснул. Дед бесшумно вошел в спальню и тронул меня за плечо. Он уже был одет, осталась только штормовка. Я вскочил, метнулся в ванную, потом на кухню. За окном – глубокая ночь, а бабуля суетится, накрывая на стол. Каша, чай с бутербродами – как все это можно есть посреди ночи? Под окнами скрипнули тормоза, и дед поднялся. Я вскочил, но дед усадил меня на место:
- Доешь спокойно, никто без тебя не уедет.
А сам поднялся и вышел в коридор. Видя мое нетерпение, бабушка быстро сложила бутерброды на газету, завернула и вручила мне:
- Беги уж.
Я сорвался с места, прижимая сверток к груди. Дед усмехнулся, забрал бутерброды и проворчал шутливо:
- А то бы я внука голодом уморил…
Оделся я рекордно быстро и стоял в дверях, дожидаясь деда. Вот он подхватил рюкзак и двинулся к выходу, бросив по пути:
- Ружье не забудь, охотник.
Я шагал по ступеням, неся на плече чехол с ружьем и чувствуя себя настоящим охотником. Дядь Ваня, дедов закадычный друг, курил, усевшись на капот «шестерки». Увидел меня и заулыбался:
- Оооо, нашего полку прибыло. Привет, охотник!
- Здрасьте.
Дед забросил рюкзак в багажник, захлопнул его, забрал у меня ружье и пристроил его в салоне. Я устроился на заднем сиденье, кое-как пристроив ноги в броднях, и машина тронулась с места.
Мы катились по ночному безмолвному городу в полной темноте, свет фар вырывал из темноты то придорожные кусты, то бордюры. Дед и дядя Ваня вполголоса о чем-то говорили, а я глазел по сторонам и не заметил, как заснул.
Проснулся от знакомого скрипа тормозов. Открыл глаза… Ух ты! Свинцовая гладь реки матово отблескивала в неверном утреннем свете, острые вершины елок протыкали серое, затянутое тонкой кисеей облаков небо, первые птахи пробовали голоса. От воды тянуло сыростью и… утками. Не знаю почему, но я был уверен, что именно так и пахнет утками. Дед стал каким-то собранным, движения утратили обычную неторопливость. Вместе с дядь Ваней они вытащили из багажника лодки, и через пару минут я уже вовсю работал ногой, наступая на резиновую «лягушку». Дед поглядывал на постепенно сереющее небо:
- Опаздываем, опаздываем….
- Деда, а куда мы опаздываем?
Дед не ответил – он уже весь был там, на реке. Наконец лодка накачана. Дядь Ваня подхватывает ее одной рукой и тащит к воде. Спустив ее на воду, он толкается ногой от берега, запрыгивает внутрь и берется за весла.
- А куда дядь Ваня?
- В скрадок – дед говорит негромко.
- А мы?
- А у нас свой, на берегу.
Мы с дедом торопливо идем вверх по течению, держа за проушины небольшой «Нырок». Вдруг дед сворачивает к воде - в этом месте у берега сплошная стена камыша, и вглубь зарослей ведет еле заметная тропинка. Осторожно ступая, дед пробирается все дальше и дальше, я за ним. И вот мы оказались на небольшом деревянном помосте, со всех сторон окруженном высоким, в рост деда, камышом. Лодку дед спускает на воду и накидывает веревочную петлю на торчащий из воды колышек.
- Деда, а это скрадок?
- Скрадок. Не шуми.
- А кто здесь мостки сделал?
- Я.
Дед был немногословен, и я перестал изводить его вопросами. Ружье он собрал очень быстро, напихал в магазин патроны и еще один загнал в патронник. Ждем. Зябко. Холодная сырость пробирается под кофту и гладит ледяными пальцами, над водой плывет стылый туман, над тайгой на том берегу поднимается серое зарево, еще четче обрисовывая силуэты елок и сосен.
Вдруг где-то выше по реке раздается выстрел, еще один… Дед прислушивается, держа ружье на коленях стволом к воде. Где-то рядом разносится свист крыльев, дед вскакивает, вскидывает ружье…
- Б-бах! Б-бах! Б-бах!
Стреляные гильзы покатились по настилу, над водой поплыл синеватый вкусный дымок, путаясь в камышах. Эхо выстрелов еще не стихло, а дед уже отвязал лодку и ловко вывел ее на открытую воду. В воде совсем недалеко от нас, раскинув изломанные крылья, плавали две утки. Меня затопила волна восторга! Уррра! Я на самой настоящей охоте!
- Деда, а что это за утки? – я тут же пристал к деду с расспросами.
- Кряковые – довольно пробасил он, вертя в руках пеструю тушку с ярко-синим пером на крыле.
- А какие еще бывают?
- Разные бывают – дед быстро набил магазин. – Нырки бывают, чирки, кряквы, шилохвости…да всех и не упомнишь.
Прямо над головой раздался уже знакомый посвист крыльев, дед вскинул ружье почти вертикально и сделал два выстрела. В воду упала еще одна утка. Я прыгнул в лодку и быстро погреб к утке. Она вдруг подняла голову и заработала крыльями, пытаясь уплыть. Не тут-то было! В три гребка я догнал беглянку и выхватил ее из воды. Белое брюшко, белые щеки, широкая белая кайма на крыльях – это точно была не кряква.
- Деда, а это кто? – я протянул трофей деду.
- А это нырок.
Меня распирало от счастья, я с трудом сдерживался от того, чтобы закричать во весь голос.
Снова перезарядка, ждем дальше. Солнце забиралось все выше, и утки стало много. То тут, то там небо взрезали табунки уток, стрельба слышалась со всех сторон. Стрелял и дед. Не каждый выстрел приносил трофей, но все же еще пяток уток дед подбил. Я смотрел на него и поражался произошедшей с ним перемене. Куда делся строгий и серьезный дед, который одним окриком, бывало, утихомиривал подпившего соседа? Сейчас передо мной сидел мальчишка, такой же, как и я! С горящими азартом и счастьем глазами, веселый и какой-то… легкий что ли.
Когда солнце поднялось повыше и утки стало меньше, дед потянулся с хрустом и спросил:
- Не оголодал?
Я отрицательно замотал головой – какой там голод, когда вокруг такое? Я немного оглох от частой стрельбы, но свое место ни на что бы не променял. Вдруг на воду прямо перед нами метрах в двадцати с плеском упал табунок небольших уток. Дед протянул мне ружье:
- Пробуй. Только помни как учил – курок тяни плавно, но сильно.
Я, не веря своему счастью, принял ружье, тесно вжал приклад в плечо и принялся выцеливать спокойно сидящих на воде уток. Полное ощущение, что они просто присели передохнуть. Задержал дыхание и плавно потянул спуск.
- Б-бам! – выстрел грянул неожиданно, приклад тяжело боднул в плечо, ствол подбросило вверх. Дробь сыпанула по воде, накрыв табунок. Утки сорвались с места, полетели над водой, часто взмахивая крыльями. Но две остались плавать, раскинув крылья с ярко-зелеными перьями. И тут уж я не выдержал, вскочил и во все горло закричал:
- Ур-р-раааа!
Дед тут же дернул меня вниз, отобрал ружье и сурово сказал:
- Никогда не скачи с заряженным ружьем. Никогда.
И так серьезно он говорил, что я сник и только кивнул.
- Плыви за трофеями – дед легонько подтолкнул меня в спину. Я тут же забыл все огорчения: мои утки! Сам добыл, по-настоящему! Подплыв, я некоторое время рассматривал плавающих, распластав крылья, птиц, стараясь покрепче запомнить увиденное – ведь это мои самые первые в жизни трофеи! Дед не торопил меня. Он с улыбкой наблюдал за моим счастьем. И когда я вернулся и передал ему уток, он очень серьезно на меня посмотрел, потом вдруг расцвел в улыбке и хлопнул меня по плечу:
- С полем!
Счастью моему не было предела. Я вертел уток так и эдак, разглядывая их и вдыхая чудесный запах, тот самый, который дед привозил с собой с охоты. Теперь это и мой запах!
- Деда, а это что за утки?
- Это чирки, Динька.
- И как их готовят?
- Лучше всего с капустой потушить.
- А бабуля потушит?
- Как попросишь – дед улыбался.
- А как надо просить?
- А подумай, что бабушка любит?
Я пожал плечами.
- Эх ты, тетеря – дед потрепал меня по волосам.
- Цветы?! – осенило меня. – А где я сейчас цветы возьму?
Тут уже дед пожал плечами. Мда, ситуация…
Оставив лодку в камышах, мы вышли на берег и занялись костром. Дед достал из багажника большой котел, и пока я ходил за дровами, споро ободрал уток.
- Крякву щипать замаешься, с нее проще чулком кожу вместе с пером снять, видишь? А вот чирка можно и пощипать – с него перо легко сходит.
- Деда, а чего мы готовить будем? Ты же говорил, что чирков лучше с капустой?
- Первых уток обязательно надо на берегу съесть. Сейчас мы из них шулюм варить будем.
- Шулюм?
Какие удивительные охотничьи слова: кряква, чирок, шулюм… Я верил и не верил, что это все по-настоящему. Я так долго об этом мечтал, и вот оно, наступило мое время. И как-то даже немного грустно стало, что больше первых уток не будет, но потом волна невероятного счастья смыла все переживания, и я принялся помогать деду. Чистил картошку и морковку, толок в ступке перец – дед признавал только такой, самолично толченый.
Когда дядя Ваня вышел на берег, волоча подбитых уток, над поляной плыл умопомрачительный запах.
- С полем - поприветствовал его дед.
- И вас с полем! – глядя на мою довольную физиономию, дядя Ваня, конечно же, обо всем догадался. Вопросительно глянул на меня.
- Чирки. Два! – гордо рапортовал я.
- Твоя порода, Василий Петрович!
- А то чья же, моя и есть.
- Ну, теперь вместе на охоту ездить будем. Ружье покупать придется, а? – дядя Ваня подмигнул мне. – Что скажешь, Петрович?
- Ну, без ружья сложновато на охоту ходить, с рогаткой разве что. Как думаешь, подобьешь утку из рогатки? – дед смотрел на меня с хитрецой.
- Конечно! Я голубей знаешь как бью?
- Ух ты, знатный охотник: с рогаткой на утей. Скажи еще, влет будешь бить?
- Могу и влет – сегодня меня ничто не могло смутить.
- Точно твоя порода – хохотнул дядь Ваня. – Такой же герой.
Так, подтрунивая надо мной и друг над другом, дед с дядь Ваней быстро выпотрошили уток и прибрали их в багажник. Скоро и шулюм поспел. Я ел его, обжигаясь, и был самым счастливым на свете! Потом я убедился, что самый вкусный шулюм из чирков. В тот раз я привез домой трех уток, взятых мной на вечерней зорьке. Вместо цветов я привез бабуле букет из разноцветной листвы, и видели бы вы ее глаза…
С тех пор я не раз бывал на утиной охоте, добывал и гусей, но самой ценной добычей для меня так и остались чирки.