Всё, как у людей

Молодой комар родился наглым и независимым. Для него, только что покинувшего мокрейшее место в лесу, не существовало авторитетов — он обжужжал все окрестные деревья и кустарники, успел поделиться радостью, что он есть, он существует, он — независимый, шебутной и хоботной, с окружающими лесные чащи другими божьими тварями. Комар строил планы и «прожекты» — как будет развиваться в этом мире, как он расправит крылья и навострит хоботок в ближайшие недели…


Старые и опытные комары-командиры, видя такую активность собрата, покряхтывали и недовольно бурчали — зачем нам «ветры перемен», к чему это свободолюбивое пипискивание с демократическим уклоном, как бы чего не вышло… А молодой комар продолжал повышать свой демократический и свободолюбивый зум, с другими молодыми собратьями обсуждая, каким путём должно идти комариное царство-государство, какого размера хобот и размаха — крылья должны иметь коллеги.

… И угораздило же нашего молодого комара залететь далеко и высоко, и «жужжануть» с высоты обо всем, что он думает… Назавтра он был вызван в высшие комариные инстанции, где обвинён в срыве производственной программы переустройства лесного хозяйства, внесении диссонанса в культурную отрасль, завале медицинского обслуживания, программы перевооружения, пенсионной реформы, принижении образования, развале комароаграпрома… Поставленный в угол, комар, выслушивая грозные обвинения, то синел, то бледнел, то сгибался под тяжестью грозных политических претензий. И зачем, спрашивается, жужжанул, не подумав, зачем взлетел высоко, не посоветовавшись?

— Простите, извините, не знал, не ведал…, — в конце разноса промолвил молодой комар. — Я искуплю…

Шлёпнутый по пятой точке, комар рванул из высших инстанций глубоко-глубоко в лес на бреющем полёте. Плюхнулся в болото. Утонул. И стал раньше срока мотылём. Бессловесным. А что, и в тине есть своя жизнь…