Сталин: тиран или великий провидец - часть 4

Метания фашистских извергов и попытки союзников спасти Германию

Попытка спасти тонущий корабль фашистского государства преподносилась как «акт гуманизма», имеющего цель уберечь от «угрозы большевизма» население Германии и Европы. Вспоминая о своем свидании 23 января 1945 г. с чиновником германского министерства иностранных дел, осуществлявшим связь с генеральным штабом армии, Г. Гудериан пишет, что оба они хотели добиться заключения «хотя бы одностороннего перемирия». Больше того, открытие фронта перед англо-американскими войсками гитлеровцы рассматривали уже как практическую задачу. Германский министр иностранных дел тоже считал, что англичане и американцы должны стать союзниками гитлеровцев против СССР, но в данный момент не решился поддержать точку зрения начальника генштаба армии перед Гитлером. Гудериан, не оставляя надежды получить поддержку в самых верхах фашистской элиты, обратился к Гиммлеру. Тот ответил? «Дорогой генерал- полковник, еще слишком рано!» А вечером того же дня Гитлер отправил Гудериана в четырехнедельный отпуск для «поправки здоровья».
Зондаж возможностей заключить одностороннее соглашение с союзниками проходил и непосредственно на нейтральной земле. Генерал СC Вольф, который на итальянском фронте ведал войсками СС и полицией, 8 марта в Швейцарии встретился с Алленом Даллесом. Едва ли Вольф сам решился на такой шаг. Очевидно, его надоумили сверху. Кто это сделал, нам не было известно, да это и не имело особого значения. О самой встрече Генеральный штаб получил данные от разведки, а о содержании переговоров не трудно было догадаться. До нас доходили также сведения, правда не очень определенные, о тайной борьбе за власть в руководстве фашистской Германии.
Следует заметить, что гитлеровским генералам было весьма на руку то толкование понятия «капитуляция», которого придерживались наши союзники. Последние хотя и требовали безоговорочной капитуляции Германии перед Объединенными Нациями в масштабе всей войны, но в то же время делали из этого принципа весьма существенное исключение, разрешая своим военачальникам принимать капитуляцию войск противника на поле боя, что понималось весьма широко вплоть до прекращения военных действий на отдельных фронтах. Пронюхавшие об этом «исключении» немцы отлично поняли, что им предоставляются многочисленные и удобные лазейки. Капитулировав «на поле боя», можно было как бы пригласить наших союзников в Германию, открыть войскам англо-американцев широкую дорогу в глубь страны и позволить занять ее территорию, сняв тем самым необходимость вступления сюда Красной Армии. При такой капитуляции, кроме того, не предусматривалась ее безоговорочность, и можно было, так сказать в законном порядке, выговорить себе ряд преимуществ вплоть до отхода немецко-фашистских войск на свою землю, чтобы уберечь их от разгрома. Понятно, что при вступлении англо-американцев в Германию сохранялись бы промышленная база рейха и войска нацистской армии, а также территория, нужная для продолжения войны против Советского Союза. Было известно, что наши союзники терпимо относились и к учреждениям фашистского государства, что тоже давало наци надежды на будущее. 1 марта состоялась вторая, ставшая известной нам, встреча К. Вольфа с А. Даллесом. Но на этот раз в Швейцарию прибыли в секретном порядке начальники штабов английских и американских войск, действовавших на итальянском театре войны.
Переговоры в Швейцарии шли уже почти полмесяца, а Советскому правительству никаких сообщений от союзников не поступало. Только 21 марта министр иностранных дел Англии А. Иден распорядился известить правительство СССР о переговорах, что и было официально сделано.
Советское правительство, борясь за единство союзников и не давая врагу спасти свою армию и государство от поражения, весьма резко отреагировало на эти переговоры, затеянные за спиной СССР. Черчилль, если верить его воспоминаниям, был «возмущен» советским демаршем, однако на обострение отношений не решился.
Участники переговоров в Италии ни о чем тогда не договорились. Слишком уж велики оказались запросы гитлеровских генералов. Дал нужный результат и резкий протест Советского правительства: англичане и американцы стали регулярно сообщать нам о ходе переговоров па итальянском фронте. 22 апреля 1945 г. и начальник Генерального штаба Красной Армии получил от глав британской и американской миссий в СССР письмо. Нас информировали, что главнокомандующий немецкими войсками в Италии не имеет в настоящее время какого-либо намерения капитулировать со своими войсками «на приемлемых для нас условиях» (подчеркнуто мною - С. III.), и поэтому в соответствии с указаниями начальников объединенного штаба все переговоры прекращены и этот вопрос считается закрытым. Правда, спустя пять дней переговоры были возобновлены, но немецко-фашистским генералам на сей раз никаких условий выдвигать не позволили, а сами переговоры велись уже не в Швейцарии, а в штабе командующего английскими войсками Александера.
Другим письмом в тот же день главы военных миссий сообщили Генштабу, что наметилась возможность переговоров о капитуляции немецко-фашистских войск в Дании. Там нацисты через посредников связались с Советом свободы страны, но «забыли» включить в состав капитулирующих войска СС и полицию, отличавшиеся, как известно, особыми качествами карателей. Нас порадовал и сам факт, что в Дании оккупации фашистских извергов приходит конец, и быстрота, с которой союзники информировали теперь наш Генштаб о вероятности переговоров с представителями противника. Но скоро, 27 апреля, поступило ещё одно письмо: наметилась возможность капитуляции врага на территории Голландии.
Генеральный штаб внимательно учитывал все эти обстоятельства и обстановку на фронте, возникающую в связи с такими событиями, и требовал от союзников не допускать усиления гитлеровского сопротивления на востоке за счет войск западного фронта. Главнокомандующий союзными войсками Эйзенхауэр уверял, что он эту нашу законную просьбу строго выполняет.
Тем не менее мы не исключали возможность появления на нашем фронте немецко-фашистских войск, снятых с западного фронта. Это выдвигало новые задачи для советской разведки и операторов: разведчики обязаны были своевременно предупредить Верховное Главнокомандование о маневре противника, а операторы - предложить меры по разгрому подходящих к нашему фронту сил врага.
Было очевидно и другое: нацисты постараются сохранить свои войска от полного разгрома на восточном фронте, опираясь на труднодоступные рубежи местности южных и юго-западных районов Германии. Такими рубежами являлись горные цепи на севере и северо-западе Чехословакии, Альпы на территории Австрии. Отсюда в случае необходимости гитлеровцам можно было отойти за линию фронта спешивших с запада американцев и англичан. Наша задача заключалась, следовательно, в том, чтобы не дать противнику занять там прочную оборону или перейти в расположение союзников.

Факты скоро подтвердили общую правильность наших выводов. От англичан в конце марта мы узнали, что значительная часть германских правительственных департаментов уже переведена куда-то на юг. Затем американцы сообщили, что Риббентроп вызвал 7 апреля 1945 г. посла Японии Осиму и сообщил ему, что изменения в военной обстановке могут вызвать «необходимость перевода германского правительства временно в Южную Германию». Стали появляться достоверные сведения о том, что Гитлер создает «Альпийскую крепость». Начальник чехословацкой военной миссии генерал Пика, сообщая нам ежедневно краткую сводку положения в Чехословакии, с конца марта неизменно докладывал о сосредоточении сил и средств немецко-фашистских войск в горных районах. Туда шли железнодорожные эшелоны и машины с цементом и другими строительными материалами, направлялись разного рода ремонтные мастерские, подвозились штабное оборудование и рабочие команды. Было видно, что противник не теряет времени и не жалеет материальных средств на оборудование пунктов управления, строительство складов, системы огневых позиций для разных видов оружия, мест размещения и районов обороны войск. Соблюдалась тщательная маскировка всех проводимых мероприятий.
Место «Альпийской крепости» - на стыке Германии и Австрии (район Мюнхен, Инсбрук, Зальцбург) - как нельзя более соответствовало сделанным нами выводам. Это настораживало, тем более что Черчилль, обращаясь к объединенному англо-американскому командованию, без обиняков настаивал на том, чтобы Берлин занять самим и русским не отдавать по соображениям чистой политики. В письме Эйзенхауэру 31 марта 1945 г. он рекомендовал форсировать Эльбу и продвигаться далее до немецкой столицы.
Советскому правительству удалось тогда предотвратить возможные серьезные осложнения в отношениях между союзниками. Наши воины день ото дня решительнее били врага, что было лучшим средством приближения часа победы. Войска 1-го и 2-го Белорусских фронтов успешно ликвидировали противника в Померании. Здесь перестала существовать крупная группировка немецко-фашистских войск. Наши операции на берлинском направлении были теперь надежно обеспечены во всех отношениях.
Политические сети расставлялись нацистами еще более широко в апреле 1945 г. После того как 16 апреля три наших фронта двинулись в наступление на столицу фашистской Германии, в руки командующего 1-м Белорусским фронтом маршала Г. К. Жукова попали показания пленного о том, что противник получил задачу решительно не уступать русским и биться до последнего человека, если даже в тыл немецких частей подойдут американские войска. Командующий доложил столь необычные сведения телеграммой И. В. Сталину. Об этом, конечно, немедленно узнал и Генштаб.
В то время доклады в Кремле по обстановке Берлинской операции приходилось делать по нескольку раз в течение дня. Так было и 17 апреля, когда мы с А. И. Антоновым прибыли в Стайку с хорошими известиями об успешном штурма Зееловских высот. По ходу доклада затронули и сообщение командующего фронтом.
- Нужно ответить товарищу Жукову, - сказал И. В. Сталин,- что ему, возможно, не все известно о переговорах Гитлера с союзниками...
Он подождал некоторое время и, заметив, что Алексей Иннокентьевич и я приготовились записывать, продиктовал короткую телеграмму на 1-й Белорусский фронт. Указав, что получил сообщение Жукова, он продолжал: «Не обращайте внимания на показания пленного немца. Гитлер плетет паутину в районе Берлина, чтобы вызвать разногласия между русскими и союзниками. Эту паутину нужно разрубить путем взятия Берлина советскими войсками. Мы это можем сделать, и мы это должны сделать».
1 апреля наша артиллерия открыла огонь по Берлину, а на следующий день советские солдаты ворвались в город. Обстрел не только испортил Гитлеру и без того невеселый день его рождения, но и вынудил отдать распоряжение об отправке передовой команды в Зальцбург - в «Альпийскую крепость»: время уже не ждало.
Как известно, перебраться на новое место Гитлеру не пришлось. Причин для этого было много: в частности, «крепость» еще не была готова, а американцы уже подходили к ней вплотную. Но главное, видимо, состояло в том, что до последнего момента Гитлер надеялся, что ссора союзников произойдет до того, как падет Берлин.
Действия Красной Армии в районе Берлина угрожали противнику не только потерей города, с положением которого большинство населения Германии связывало свои представления о непоколебимости фашистского государства, они грозили также обходом столицы с последующим выходом советских войск на Эльбу. Здесь должна была состояться встреча с войсками союзников, что означало рассечение всего фронта противника и связанные с этим весьма большие затруднения для него.

Угрожающие обстоятельства подхлестнули нацистов. 19 и 21 апреля 1945 г. Гиммлер обратился к Англии и США с предложением о капитуляции немецко-фашистских войск на западе. Предложение было сделано в Стокгольме устно графу Бернадотту, который являлся заместителем председателя шведского общества Красного Креста. Союзники не отвергли предложений, но дали понять, что примут такую капитуляцию лишь совместно с СССР.
В тот же день 21 апреля британская и американская военные миссии сообщили советскому Генеральному штабу, что в ближайшем будущем возможна безоговорочная капитуляция крупных сил противника на любом из участков главных фронтов. Они писали: «Начальники объединенного штаба считают, что каждая из главных союзных держав, если она этого пожелает, должна получить возможность послать своих представителей для присутствия на переговорах по поводу любой из подобных капитуляций. Однако никакому предложению о сдаче не может быть дано отказа только потому, что будут отсутствовать представители одного из трех союзников...»
Мы дали на это свое согласие, хотя сам тон письма был не очень уважительным и из текста его следовало: дескать, хотите вы или не хотите, а мы капитуляцию примем при любых обстоятельствах, даже если она будет, по сути дела, направлена против вас - наших союзников.
Очевидно учитывая доброжелательный тон переговоров с англо-американцами, гитлеровское командование вечером 21 апреля отдало войскам на западе приказ снять все силы с участков, где действовали американцы, и бросить их на восточный фронт. Так начинали проявляться, оборачиваясь против нас, результаты переговоров гитлеровцев с союзниками.
22 апреля, когда в убежище имперской канцелярии состоялось последнее оперативное совещание, Йодль выдвинул предложение, которое пока никто официально сделать не решался: снять с фронта против англо-саксов все войска и бросить их в бой за Берлин. Гитлер принял предложение и взял на себя руководство этой операцией. 24 апреля была отдана особая директива, предписывавшая командующим группами армий направить все имеющиеся у них силы против «смертельного врага, против большевизма». При этом указывалось, что не следует обращать внимание на то, что англо-американские войска могут овладеть значительной территорией. Директива пошла всем командующим группами армий немецко-фашистских войск в Европе. В тот же день под Берлин против советских войск было двинута 12-я немецкая армия генерала Венка.
Советские войска между том окружили Берлин и, последовательно штурмуя городские кварталы и дома-крепости, пробивались с равных направлений к рейхстагу. К западу от Берлина наши части вышли на Эльбу и 25 апреля соединились в районе Стрела, Торгау с американцами.
Теперь набрался смелости и Геринг, который был ближе всех к фронту американских войск. 25 апреля он направил Гитлеру радиограмму, где напоминал, что согласно воле самого фюрера он, Геринг, является его преемником. Настало время, когда это следует практически осуществить. Геринг сообщал, что берет на себя руководство государством, поскольку Гитлер, находясь в окруженном Берлине, не в состоянии предпринять что-либо действенное. А он, Геринг, имея на то необходимые полномочия, может вступить в прямые переговоры с англо- американцами.
Гитлер разгневался на то, что кое-кто из ранее близких к нему лиц уже считает его политическим трупом, назвал своего «преемника» трусом и изменником и отстранил его от командования авиацией. Через два дня после происшествия с радиограммой Геринга один из высокопоставленных чиновников прессы доложил Гитлеру о сообщении агентства Рейтер относительно того, чтоГиммлер обратился к правительствам США и Англии с предложением заключить сепаратный мир. Чиновник доложил также, что Гиммлер известил оба правительства о болезненном состоянии Гитлера, который якобы находится при смерти и проживет недолго. Гитлер был взбешен. Он должен был доказать свое исключительное право влиять на ход событий. Последняя надежда возлагалась на 12-ю армию Венка, которая могла явиться существенным аргументом на поле сражения. Видимо, не без нажима Гитлера на свет появилось тогда письмо командующему 12-й немецкой армией, подписанное Борманом и Кребсом 29 апреля. Они писали: «Дорогой генерал Венк! Как видно из прилагаемых сообщений, рейхсфюрер СС Гиммлер сделал англо-американцам предложение, которое безоговорочно передает наш город плутократам. Поворот может быть произведен только лично фюрером, только им! Предварительным условием этого является немедленное установление связи вашей армии с нами, чтобы, таким образом, предоставить фюреру внутри- и внешнеполитическую свободу ведения переговоров...»
События, однако, развивались не в пользу Гитлера и его приспешников. Бои шли в Берлине вблизи рейхстага и имперской канцелярии, которая уже несколько дней находилась под непрерывным и точным огнем советской пехоты и артиллерии. Поняв, что пришел конец, и сыграв комедию венчания с Евой Браун, Гитлер и его жена 30 апреля покончили с собой.

После смерти главаря его последыши продолжали настойчиво требовать от войск сомкнуть все фронты в кольцо и удерживать во что бы то ни стало свои позиции, не допуская захвата советскими войсками большой территории Германии. Они продолжали надеяться на «политический выигрыш» - разобщение СССР и его союзников. Новый глава фашистского «правительства» адмирал Дёниц назвал акт самоубийства Гитлера «героической смертью», а всех тех, кто желал прекратить войну, трусами и предателями. Немецкие солдаты на восточном фронте под угрозой жестоких карательных мер продолжали упорно воевать.