Мария Бочкарева и ее Женский Батальон смерти

На призыв Бочкаревой и Женского Союза помощи Родине откликнулось свыше двух тысяч женщин. По распоряжению Керенского женщинам-солдатам выделили отдельное помещение на Торговой улице, отрядили десять опытных инструкторов для обучения военному строю и обращению с оружием. «На редкость стройно и молодцевато маршируют взводы "солдат", подобранных по росту, представляя зрелище необычное и трогательное до слез. Это "Женский батальон смерти"!», - отмечал корреспондент «Огонька», посетивший казармы необычной воинской части и начале июня 1917 года. «Всюду звенящим металлом звучит команда организатора батальона... Она мелькает как метеор, перебегая от одного взвода к другому, и вся горит огнем вдохновляющей ее идеи».

В советской литературе и кинематографе сформировался достаточно карикатурный образ Женского батальона и его участниц. Их было принято рисовать как неких легкомысленных и невежественных особ, авантюристок и искательниц приключений, в том числе и сексуальных. Какая-то доля истины в подобных утверждениях, возможно, и была, однако, даже статистика образовательного уровня бочкаревского батальона свидетельствует скорее об обратном. В его состав входило до тридцати процентов курсисток (в том числе, и престижных Бестужеских курсов), а свыше сорока процентов женщин имели среднее образование. Таких показателей не было, пожалуй, в тот момент ни в одной из воинских частей петроградского гарнизона. Среди личного состава батальона присутствовали и представительницы известных фамилий: княжна Татуева из знаменитого грузинского рода, Добровольская - дочь генерала, а батальонным адъютантом была Скрыдлова - дочь адмирала Черноморского флота.

Многочисленные публикации и фоторепортажи рисовали жизнь женщин-солдат в красочных и весьма идиллических тонах. Реальность же оказалась гораздо прозаичнее и суровее. Мария сразу установила в батальоне жесткую дисциплину: подъем в пять утра, занятия до десяти вечера, краткий отдых и простой солдатский обед. Даже во время еды в столовой, если начинались разговоры, звучал металлический окрик «командирши»: «Не люблю базара, не люблю базара. Тише!». Или раздавались замечания, вроде: «Нечего дуть на ложку и прохлаждаться. "Там" некогда будет заниматься такими нежностями. Надо здесь еще привыкать ко всему».

Первые проблемы возникли по сравнительно мелкому, но для молодых женщин такому важному, поводу - из-за короткой стрижки. Дальше - больше. "Интеллигентные особы" вскоре начали жаловаться, что Бочкарева слишком груба и "бьет морды, как заправский вахмистр старого режима". Кроме того, она категорически запретила организовывать в ее батальоне любые советы и комитеты и появляться там партийным агитаторам. Формально это было явным нарушением порядков, установленных в армии после Февраля знаменитым «Приказом № 1». Сторонницы "демократических преобразований" обращались за помощью даже к командующему Петроградским военным округом генералу П.А. Половцеву, но тщетно. "Она (Бочкарева. - А.К.), - писал он в своих мемуарах «Дни затмения», - свирепо и выразительно помахивая кулаком, говорит, что недовольные пусть убираются вон, что она желает иметь дисциплинированную часть".

В конце концов, в формируемом батальоне все же произошел раскол - с Бочкаревой осталось 250 женщин, а остальные ушли, чтобы влиться в ряды другого формируемого батальона. Уход «демократок» и «неженок» мало взволновал Марию Леонтьевну. Ее настроение хорошо передает фрагмент одного из интервью:

«- У вас еще продолжается запись в батальон?
- Нет, прекращена. ...Каждый день приходят проситься. Это хорошо - значит, поняли, - но всем отказ. Довольно.
- Не предполагается оставлять запасных кадров?
- Не к чему. Уйдем и умрем. Пусть этим занимаются другие».

21 июня 1917 года на площади у Исаакиевского собора состоялась торжественная церемония вручения новой воинской части белого знамени (в других источниках говорится, что знамя было светло-желтого цвета - А.К.) с надписью "Первая женская военная команда смерти Марии Бочкаревой". На левом фланге отряда в новенькой форме прапорщика стояла взволнованная Мария, только что произведенная в первый офицерский чин специальным приказом Керенского: "Я думала, что все взоры устремлены на меня одну.

23 июня необычная воинская часть отправилась на фронт. Жизнь здесь окончательно развеяла романтику. Батальон придали 525-му пехотному полку. Бочкарева вспоминала, что «никогда прежде не встречала такой оборванной, разнузданной и деморализованной шантрапы». Первоначально у казарм батальона пришлось даже поставить часовых: революционные "солдаты - граждане" приставали к "бабам" с недвусмысленными предложениями. Боевое крещение батальон получил в ожесточенных боях с немцами под Сморгонью в начале июля 1917 года. В одном из донесений командования говорилось, что "отряд Бочкаревой вел себя в бою геройски", подавал пример "храбрости, мужества и спокойствия". И даже один из лидеров белого движения генерал Антон Иванович Деникин, весьма скептически относившийся к подобным "суррогатам армии", признавал, что женский батальон "доблестно пошел в атаку", не поддержанный другими частями.

Боевые будни сопровождались иногда и трагикомическими эпизодами, порожденными «спецификой» батальона. Так, в один из напряженных моментов, когда на счету у Бочкаревой был буквально каждый боец, она неожиданно застала одну из своих «дам», занимающейся за деревом любовью с каким-то солдатом. Вне себя от ярости, Мария ткнула «девку» штыком, а незадачливый «кавалер» еле спасся бегством.

В боях батальон понес большие потери. 9 июля сама Бочкарева была контужена и отправлена в петроградский госпиталь. После выздоровления она получила приказ нового Верховного главнокомандующего Лавра Корнилова сделать смотр женским батальонам, которые начали расти как грибы после дождя. Смотр московского батальона показал его полную небоеспособность. Расстроенная Мария возвратилась в свою часть, твердо решив для себя "больше женщин на фронт не брать, потому что в женщинах я разочаровалась". Возможно, в своих оценках боевой офицер Бочкарева (за храбрость ей было присвоено звание подпоручика, а затем поручика) исходила из слишком высоких критериев. В обстановке революционной смуты создать в сжатые сроки по-настоящему боеспособную часть было просто нереально. Об этом свидетельствовал и опыт организации в Петрограде нового женского батальона.

После Октябрьского переворота Бочкарева, по указанию Советской власти, также была вынуждена распустить по домам свой батальон, а сама вновь направилась в Петроград. В Смольном кто-то из высокопоставленных представителей нового режима (сама она утверждала, что это были Ленин или Троцкий) долго убеждал Марию, что она, как представитель крестьянства, должна встать на защиту власти трудящихся. Но в ответ Бочкарева лишь упорно твердила, что слишком измучена и не хочет принимать участие в Гражданской войне. Почти то же - "Я боевого дела во время Гражданской войны не принимаю", - спустя год заявила она белогвардейскому командующему на Севере России генералу Марушевскому, когда тот пытался заставить Марию заниматься формированием боевых частей. За отказ разгневанный генерал приказал было арестовать Бочкареву, и его остановило лишь вмешательство английских союзников.

Возможно, здравый крестьянский инстинкт подсказывал Марии, что и красные, и белые хотят использовать ее авторитет в своей непонятной игре. Но Бочкаревой все же пришлось участвовать в политических играх. По поручению генерала Корнилова она с поддельными документами в одежде сестры милосердия пробиралась в 1918 году через охваченную Гражданской войной Россию, чтобы совершить агитационную поездку в США и Англию.

В День независимости 4 июля 1918 года Бочкарева была приглашена американским президентом Вильсоном на обед в Белый Дом. Мария Леонтьевна в ответ на его приветствие сказала, что считает себя счастливой женщиной, так как вышла из народа и видит сегодня президента свободной страны. Когда Вудро Вильсон поинтересовался, «кто прав и кто виноват в России, то я ему сказала, что я слишком мало разбираюсь в этом вопросе и боюсь попасть в ложное положение», - вспоминала она впоследствии. Находясь в Англии, М.Л. Бочкарева получила в середине августа 1918 года краткую аудиенцию у короля Георга V, на которую прибыла в офицерской форме со всеми своими боевыми наградами. В ходе пятиминутной беседы король сказал, что рад видеть вторую Жанну д'Арк и приветствовал ее «как женщину, которая много сделала для России». Но вопрос о политических взглядах вновь поставил Марию в тупик. «Король спросил, к какой партии я принадлежу, а верю я только генералу Корнилову. Король сказал мне новость, что Корнилов убит, я сказала, что я не знаю, кому теперь верить, и в гражданскую войну я воевать не думаю», - так в апреле 1920 года записал ее показания об этой встрече военный следователь Особого отдела ВЧК 5-й армии Подболотов.

Во время пребывания в Соединенных Штатах Мария продиктовала одному из соотечественников свои воспоминания. Ее беллетризованная биография «Яшка», вышедшая в 1919 году в США, наделала много шума. Книгой зачитывались такие разные люди, как британский военный министр, а затем премьер Уинстон Черчилль и лидер испанской компартии Долорес Ибаррури.

После возвращения в Россию Бочкарева находилась в резерве Архангельского фронта. Отказ от активного участия в войне с большевиками сильно поколебал ее былой героический ореол среди сторонников белого движения. Мария тяжело переживала. Она опустилась, стала много курить, активно «прикладываться» к спиртному. В случайной компании пила стаканами водку, демонстрировала свои боевые награды. От греха подальше, белое командование на Севере приняло решение отправить ее на прежнее место жительства в Томск. Здесь она формально вошла в состав армии Колчака.

Позже - уже осенью 1919-го состоялась встреча c самим "Верховным" - адмиралом А. В. Колчаком.

Постаревшая, измученная скитаниями и почти утратившая последние остатки женского облика Мария Леонтьевна пришла просить об отставке, но он уговорил Бочкареву продолжить службу и сформировать добровольный санитарный отряд. Мария произнесла страстные речи в двух омских театрах и за два дня завербовала 200 добровольцев. Но дни самого "Верховного правителя России" и его армии уже были сочтены. 1-й Женский добровольческий санитарный батальон Бочкаревой оказался никому не нужен.

Когда Красная Армия заняла Томск, Бочкарева сама явилась к коменданту города, сдала ему револьвер и предложила Советской власти свое сотрудничество. Комендант от предложения отказался, взял с нее подписку о невыезде и отпустил домой. В рождественскую ночь 1920 года она была арестована и затем отправлена в Красноярск. На все вопросы следователя Бочкарева давала откровенные и бесхитростные ответы, чем поставила чекистов в сложное положение.

Никаких явных доказательств ее реальной "контрреволюционной деятельности" обнаружить не удалось, в боевых действиях против красных Бочкарева также не участвовала. В конечном итоге, Особый отдел 5-й Армии вынес постановление: "Для большей информации дело, вместе с личностью обвиняемой, направить в Особый отдел ВЧК в г. Москву".

Возможно, это сулило в результате благоприятный исход, тем более что постановлением ВЦИК и СНК смертная казнь в РСФСР была в очередной раз отменена. Но, к несчастью, тут в Сибирь прибыл заместитель начальника Особого отдела ВЧК И. П. Павлуновский, наделенный Феликсом Дзержинским чрезвычайными полномочиями. Высокопоставленный представитель Москвы не понял, что же смутило местных чекистов в деле этой явной «контры». На постановлении он написал краткую и, в прямом смысле, убийственную резолюцию: "Бочкареву Марию Леонтьевну - расстрелять". 16 мая 1920 года приговор был приведен в исполнение. "Русской Жанне д'Арк" шел тридцать первый год.

Российский биограф Бочкаревой кандидат исторических наук С. В. Дроков считает, что она не была расстреляна: из красноярских застенков её вызволил Исаак Дон Левин, вместе с ним она отправилась в Харбин, где встретилась с однополчанином вдовцом, ставшим её супругом. Сменив фамилию, Бочкарева якобы до 1927 года проживала на КВЖД, пока не разделила участь русских семей, насильственно депортированных в советскую Россию. Очень любила сыновей мужа, погибших в годы Великой Отечественной войны. Однако правда ли это, не знает никто.

Мария Бочкарёва реабилитирована в 1992 году