Накануне дня флота

ИСТОРИЯ РУССКОГО ДОПЕТРОВСКОГО ФЛОТА И МОРСКАЯ ПОЛИТИКА ЦАРЯ АЛЕКСЕЯ МИХАЙЛОВИЧА. КТО ЕСТЬ НАСТОЯЩИЙ ОТЕЦ РУССКОГО ФЛОТА
5 августа 2011 года в Кронштадте был открыт первый в истории России памятник в честь победы русского флота 22 июля 1656 года.

Упоминаемое сражение произошло 22 июля 1656 года в ходе Русско-шведской войны 1656–1658 годов. Алексеем Михайловичем Романовым (Тишайшим), отцом Петра I, в ходе этой военной кампании и была предпринята очередная попытка вернуть назад земли, входящие в состав владений еще Великого Новгорода. Своих собственных сил явно не хватало, и именно тогда по настоянию патриарха Никона на помощь были призваны донские казаки, поскольку у тех был довольно серьезный опыт в мореплавании и морских сражениях. Издревле казаки из станиц, расположенных на Дону, Днепре, по берегам Азовского и Черного морей, использовали для торговых и военных нужд водные пути.

Более пяти сотен казаков вместе с тысячью московских стрельцов на легких одномачтовых судах напали около восточного берега острова Котлин на шведскую разведывательную эскадру. Справедливости ради надо заметить, что у шведов было всего три корабля, но зато больших по размерам и лучше вооруженных. Двум удалось уйти, третий, шведский флагман, был взят на абордаж. В качестве трофеев захватили пушки, знамена и восемь человек команды во главе с капитаном Ильреком Дальфиром. Произошло это ровно за полвека до того, как на Балтике в битве с северными соседями схлестнулся ПетрI. Победа в этой битве позволила России контролировать акваторию Финского залива до Ладоги долгое время.
Основатель – не Петр?
Тогда стольник русского царя Алексея Михайловича Петр Потемкин, командуя в Финском заливе соединенным отрядом стрельцов и донских казаков, «у острова Котлин полукорабль взял и начальника Ильрека Дальфира и пушки и знамена поймали». Так сообщают об итогах этого морского боя допетровские летописи. Теперь, через 355 лет, у часовни Спаса-на-Водах появился гранитный памятный знак, о который, как корабль о риф, разбивается в щепки миф о «Петре I – основателе русского регулярного флота». А в Российской национальной библиотеке отыскался и библиографический источник доказательства надуманности заслуг Петра в деле рождения флота. В столице Российской империи в 1831 году была издана тоненькая и довольно сухая по содержанию брошюра.
По сути, список начальников. Вот только название этой книжечки для поклонников «царя-плотника» убийственно – «Списки лицам, начальствовавшим в России морскою частию, от учреждения Корабельного приказа (1667 год) до настоящего времени».
Выходит, что тогда царские бюрократы знали, что еще в 1667 году в числе приказов (министерств) правительства двора государя Алексея Михайловича существовал Корабельный приказ, то есть, «морское министерство» Московской Руси XVII века. А мы забыли. Но, споткнувшись об этот исторический факт, удалось выявить целый пласт русской морской истории эпохи допетровской Руси, а также ознакомиться с биографией великого государственного деятеля – боярина Афанасия Лаврентьевича Ордин-Нащокина.
Одна из «заслуг» Петра I, о которой полагается говорить с особенным восторгом, состоит в создании первого русского флота. Не будем даже говорить, что флоты имела и Киевская Русь, и Господин Великий Новгород, так что приоритет более поздних государств уже под огромным сомнением. Ладно, будем считать, что это были флоты примитивные, древние и в этом смысле как бы «ненастоящие».

Но в XVI—XVII веках Московия располагает очень неплохим рыболовным и торговым флотом, возникшим совершенно независимо от флотов других европейских держав и без всякого учения у них. Я имею в виду флот поморов, базировавшийся в Архангельске и Холмогорах.

В современной России даже вполне образованные люди искренне считают, что кочи поморов были такими большими лодками вроде древнерусских ладей — без киля, без палубы, с самым примитивным парусным вооружением, здоровенными лодками, которые можно было вытаскивать на лед и в которых поэтому можно было лихо плавать по Ледовитому океану. То есть предки вообще-то, конечно, молодцы, смелые ребята, которым покорялись моря, но одновременно в этой системе представлений они выглядят создателями какой-то очень специализированной первобытной культуры, вроде полинезийцев, прошедших весь Тихий океан на двойных лодках-катамаранах, или эскимосов, сумевших освоить Арктику в снежных хижинах-иглу, делая все необходимое из шкур и кости морского зверя.

Ну так вот — поморы не были ни «русскими эскимосами», ни «русскими полинезийцами». Это были скорее уж русские европейцы и вели образ жизни, очень напоминавший образ жизни норвежцев — то же сочетание сельского хозяйства, в котором основную роль играло скотоводство, и мореплавания, рыболовства, добычи морского зверя. А кочи были океанскими судами — с килем, палубой, фальшбортом, двумя мачтами с системой парусов. Эти суда могли выходить в открытый океан и находиться там недели и месяцы; они полностью отвечали всем требованиям, которые предъявлялись в Европе к океанскому кораблю.

Размеры? От 14 метров от кормы до носа и вплоть до 22—23 метров. Размерами кочи были ничуть не меньше каравелл, на которых Колумб открывал Америку и на которых плавали по Средиземному морю вплоть до второй половины XVI11 века.

Впрочем, гораздо больше похож коч на суда Северной Европы — те суденышки, которые строились в Швеции, Норвегии, Шотландии, Англии. По классификации, разработанной в Лондоне страховым агентством Ллойда, коч — это «северная каракка», ничем не хуже других разновидностей.

О качествах коча говорит хотя бы то, что на этих судах поморы регулярно ходили к архипелагу Шпицберген, Свальбарду норвежцев, преодолевая порядка 2000 километров от Архангельска, из них 1000 километров по открытому океану, вдали от берега; добирались они до 75— 77 градуса северной широты. «Ходить на Грумант» было занятием почетным, но достаточно обычным. Более обычным, чем для голландских матросов плавание в Южную Америку вокруг мыса Горн.

О том, что русские регулярно бывают на Груманте — Свальбарде — Шпицбергене, в Европе знали еще в XV веке.

Тем более регулярно плавали поморы вдоль всего Мурманского побережья; огибая самую северную точку Европы, мыс Нордкап, добирались до Норвегии и лихо торговали с норвежцами, причем продавали готовую промышленную продукцию: парусное полотно, канаты и изделия из железа. А покупали сырье — китовый жир и соленую рыбу. В 1480 году русские моряки попали в Англию и после этого посещали ее неоднократно.

Считается, что английский моряк Ричард Ченслер в 1553 году «открыл» устье Северной Двины, Архангельск и Холмогоры. Он был принят варварским царем Иваном IV и погиб во время кораблекрушения в 1555 году, возвращаясь из второго плавания.

Не буду оспаривать славу британских моряков. Позволю себе только добавить, что поморы тоже «открыли» родину Ричарда Ченслера и были приняты его... цивилизованными сородичами за 70 лет до того, как Ченслер «открыл» их самих. А в остальном — все совершенно правильно.

Биллем Баренц в 1595—1597 годах «открыл» море, которое носит его имя, «открыл» Шпицберген и остров Медвежий и погиб, «открывая» Новую Землю. Нисколько не умаляю славы Виллема Баренца и его людей. Это были отважные моряки и смелые, самоотверженные люди. Каково-то им было плыть по совершенно незнакомым морям, мимо варварских земель, подумывая о Снежной королеве, морском змее, кракене, пульпе, гигантском тролле и других «приятных» существах, обитающих, по слухам, как раз где-то в этих местах!

Нет, я не издеваюсь! Я искренне снимаю шляпу перед этими отважными людьми; я уверен, что В. Баренц, умерший от цинги где-то возле северной оконечности Северной Земли и похороненный в ее каменистом грунте, на сто рядов заслужил бессмертие; что море названо его именем вполне обоснованно.

Только вот плавали по этому морю уже лет за пятьсот до Баренца (следы пребывания новгородцев на Груманте и Новой Земле датируются X веком), а от цинги не умирали потому, что умели пить хвойный отвар и есть сырое мясо и сало. И вообще, не видели в этих путешествиях никакой героики, потому что совершали их регулярно, из поколения в поколение и с чисто коммерческими целями. Ну дикари, что с них возьмешь...

А поскольку кочи должны были ходить все-таки в северных морях, их корпус был устроен своеобразно — обводы судна в поперечном разрезе напоминали бочку. Форма изгиба рассчитывалась так, что если судно затирали льды, то эти же льды, стискивая борта судна, приподнимали его и становились уже неопасны.

Таким образом были рассчитаны обводы полярного судна «Фрам» («Вперед»), построенного по проекту Фритьофа Нансена. И расчет оправдался! Когда «Фрам» затерли льды, его корпус поднялся почти на полтора метра, и лед не смог его раздавить.

И таких кораблей на русском Севере в XVII веке действовало одновременно несколько сотен! Позже я расскажу, куда девался этот флот и какова его историческая судьба.

А кроме того, вынашивались планы создания флота и на южных морях, и на Балтике. Алексей Михайлович вел переговоры с правительством Курляндии — нельзя ли завести свой торговый флот в Риге и Ревеле (Таллине)? Курляндцы отказали, но важен сам факт — Алексей Михайлович и его правительство всерьез думали об этом. Пусть порт в Архангельске имел торговый оборот в полмиллиона рублей (деньги совершенно фантастические), но ведь для Руси это был, так сказать, пассивный оборот — не русские купцы ехали куда-то, а к ним приезжали западные иноземцы. А хотелось, как видно, уже иного.

При Алексее Михайловиче предпринята и еще одна попытка — создать флот на Каспийском море. Иноземцы очень уж настойчиво просились торговать с Персией, очень уж умильно обещали и слишком уж большие деньги... Ордин-Нащокин подсчитал... и стал уговаривать свое правительство начать торговать самим: Благо живущие в Персии армяне подали челобитную, просили разрешения торговать через территорию Московии. Мол, приходится им продавать шелк через Турцию, и оттого очень обогащаются неверные. Так пусть лучше обогащаются единоверцы-христиане, а армянские торговцы будут в большей безопасности.

Подписав договор с армянами, Афанасий Лаврентьевич побеспокоился и о создании флота, который мог бы ходить в Каспийское море. Делать корабли велено было в Коломенском уезде, в селе Дединове, и служилый иноземец Иван ван-Сведен объявил в своем приказе о найме четырех корабельщиков во главе с Ламбертом Гелтом, а полковник Корнелиус ван-Буковен отправился в Вяземский и Коломенский уезды осматривать леса. Плотников и кузнецов для строительства кораблей велено было набирать из жителей села Дединова, причем особо оговаривалось — брать «охотников», а никого не принуждать силой.

Первоначально планировали сделать первый корабль к весне 1668 года, но дело затянулось: сначала плотники не хотели идти на незнакомую работу. Пришлось сначала дать им «кормовые деньги», а потом уже приступили к работе, и работали эти 30 плотников плохо. Нужны были канаты и паруса, но опять же канатных дел и парусных дел мастера не хотели идти по доброй воле работать на создании флота. Пришлось велеть не кому-нибудь, а епископу коломенскому найти бичевных и парусных дел мастеров, а «резному мастеру» — вырезать на корабле изображение короны — пришлось везти изображение из Оружейной палаты, но и там его не оказалось... В общем, на местах ничто должным образом не решалось, и буквально каждая деталь типа вышитого орла на корабельном знамени вызывала переписку на уровне первых лиц в государстве. В результате корабль «Орел», яхта, две шнеки и бот спустили на воду только весной 1669 года, и только 13 июня корабль отправился в плавание вниз по Оке, потом по Волге, в Астрахань. Капитаном корабля стал некий Давид Бут-лер, выписанный с 14 товарищами из Амстердама. Этот Бутлер представил царю и Думе артикулы, как капитан должен «между корабельных людей службу править и расправу чинить». Артикульные статьи царь подписал, заложив основу для Морского устава России.

В этой истории все очень напоминает классические истории времен Петра I — постройку кораблей, которой руководят иноземцы, голландский капитан и основная часть команды тоже из Голландии, а матросы на корабле и яхте — явно русские.

Но в очень важной детали эта история никак не напоминает «петровские». Население не хочет выполнять никаких непривычных, нетрадиционных работ, пусть даже за плату и по высочайшему распоряжению. Это доказывает, что общество Московии в основе своей остается еще традиционным. Но правительство не ломает этой традиционности кнутом и дыбой, а уговаривает, уламывает, учит людей. По существу, правительство приучает людей к жизни в более гибкой, более динамичной действительности и к жизни по правилам рыночной экономики. Петр I поступал совсем не так.

К сожалению, в архивах не сохранились чертежи «Орла». Однако имеются данные о размерах корабля: длина — около 25 м, ширина — около 6,3 м, осадка — 1,6 м. По этим весьма скудным данным были составлены чертежи «Орла». Известно, что корабль относился к определенному типу, широко известному в голландском кораблестроении XVII века. Это облегчило задачу. При разработке чертежей были приняты следующие размеры: длина по килю — 23,7 м, по ватерлинии — 25,5 m, ширина — 6,3 м; конструктивная осадка — 2,2 м.
Жаль, что корабль «Орел», яхта, две шнеки и бот, обошедшиеся в 9021 рубль, так ничему путному и не послужили: в Персии умер шах Аббас, а его преемник вовсе не хотел давать армянам возможность торговать с Московией. Разбои разинцев надолго закрыли волжский речной путь, а когда безобразие кончилось, у кормила внешней политики стоял уже не А.Л. Ордин-Нащокин, а А.С. Матвеев.

Артамон Сергеевич провел совещание с торговыми русскими людьми, и те единодушно высказались за то, чтобы самим торговать шелком, а никому, в том числе и армянам, не позволять. Матвеев приказал никому из русских людей в Персию не ездить и из Персии никого дальше Астрахани не пускать. Тем все и кончилось на долгие годы, почти на столетие.

А что сталось с самим «Орлом»? Тут, видите ли, дело такое... Тут, понимаете, прогрессивное казачество и не менее прогрессивное крестьянство восстало против своих угнетателей, и среди прочих революционных актов Степан Разин сжег корабль «Орел»: как дело царское, барское и народу глубоко ненужное. Даже своей гибелью злополучный «Орел» предвосхитил многие и многие события позднейшей истории...
«Русский Кольбер»
Современника и коллегу Ордин-Нащокина – Жана Кольбера, интенданта финансов у французского короля, считают еще и основателем регулярных ВМС Франции. Боярина же Афанасия Лаврентьевича Ордин-Нащокина в современной России, может быть, и вспомнят как дипломата – главу Посольского приказа. В истории Православной церкви его величают Антонием – в конце жизни он ушел от мира и стал монахом Крыпецкого монастыря на Псковщине. Но как «морского министра» Московской Руси – основателя и главу Корабельного приказа, образованного по указу царя Алексея Михайловича в 1667 году, Ордин-Нащокина признать никак не хотят. Что неудивительно!
Этот факт вышибает из седла «Медного всадника» – Петра I как «основателя русского флота». Ибо в период с 1652 по 1672 год морская политика царя Алексея Михайловича – отца первого российского императора – плод трудов Афанасия Лаврентьевича Ордин-Нащокина.
Вот основные даты и события почти 20-летней эпохи военно-морской политики «русского Кольбера».
1647 год – в Москве тиражом 2500 экземпляров выпущен Морской устав русского флота – книга «О корабельной ратной науке» из 34 артикульных статей.
Спустя 20 лет фолиант был переиздан.
1661 год – на берегу Рижского залива отстроен балтийский порт Московской Руси – Царевич-Дмитриев город.
1667 год – по царскому указу образовано «морское министерство» – Корабельный приказ, во главе которого стал Ордин-Нащокин.
1667 год – издан царский указ о начале строительства кораблей для Каспийской военной флотилии.
1669 год – царским указом введен новый образец корабельного флага русского флота – знаменитый триколор.
1674 год – полковник Касогов, командуя отрядом русских кораблей числом в 25 вымпелов, вступил в бой с турецкими судами у Таганрогской косы в Азовском море.
Ордин-Нащокиным были не только подготовлены царские «морские указы», введен Морской устав, но и заложено регулярное бюджетное финансирование нужд русского флота на Каспии, в низовье Дона, в Белом море и на Балтике. Афанасий Лаврентьевич развил практику найма морских специалистов из Европы на службу в ВМФ Московии, начал подготовку штурманов и корабельщиков (судостроителей) в Славяно-греко-латинской академии.
Кстати, к 1696 году, когда якобы «родился» русский флот, «новорожденный» отправлял каждую навигацию не менее 50 торговых судов в Стокгольм, Амстердам, Ревель, Ригу. В столице Швеции, по настоянию Ордин-Нащокина, к 1696 году был отстроен русский торговый дом, включающий более 80 оптовых и розничных магазинов. Торговый дом Московии в Стокгольме имел каменный особняк под черепичной крышей, оцененный в 100 тысяч талеров серебром, православную часовню, береговой госпиталь, судоремонтную верфь, три пирса.
В сравнении с реализацией Большой судостроительной программы Московской Руси, задуманной Ордин-Нащокиным (в 1663 году на судоверфи было отстроено 175 парусно-весельных стругов, в 1673 году – еще 130 вооруженных пушками кораблей), спуск на воду первого военного корабля «Орел» 19 мая 1668 года выглядит мелким текущим эпизодом.
Корабельное дело для заграничной морской торговли
Московская допетровская Русь в представлении современного обывателя – это дикая, некультурная, темная страна, отрезанная от света европейской цивилизации. И вот явился Великий Петр! И все с него началось, как с библейского Адама. Представьте себе, как в связи с подобным идеологическим штампом выглядит история русского допетровского флота. Ответ на этот вопрос – тема академических дискуссий.
Однако во второй половине XVII века уже не только турок и шведов напугали морские планы главы Корабельного приказа, но и практичных европейских купцов с карманами, набитыми золотом, которое выкачали из Нового Света, стран Африки и Азии.
Если война русского царя с Турцией была на руку европейским дворам, а русский торговый дом в Швеции еще как-то терпели, то банкиры Лондона, Парижа и Амстердама, торговые компании Мадрида и Лиссабона, а также Папская курия не могли допустить, чтобы русский флот вырвался в Мировой океан. Против страны с безграничными запасами корабельного леса, пеньки и парусины, с населением, быстро набиравшим опыт судостроения и мореплавания, мировое предпринимательство было бессильно.
Европейские послы сообщали, что в Кремле царь и Ордин-Нащокин всерьез рассматривают проект «О заведении в России корабельного дела для заграничной морской торговли, разных фабрик и мануфактур». Согласно этому проекту, задумывалось «застолбить» рынок экспорта-импорта, причем не только в странах Балтии. В 1672 году московский царь Алексей Михайлович планировал: «...если он ежегодно будет делать по 100 кораблей и будет продавать их венецианцам, португальцам, французам... а за 100 кораблей, по смете, 60 бочек золота по голландской цене». В голландскую бочку золота тогда помещалось 20 тысяч золотых рублей. Умножьте это на 60 – получится, что от экспорта готовых кораблей Московская Русь могла бы выручить один миллион 200 тысяч рублей золотом! А сверх того московский царь «изволит посылать в Бразильянскую землю и в Индийскую землю торговать... Изволит посылать свои корабли в Китайское государство... в Гренландию».
Интрига удалась
Вот оно в чем дело – мало того, что «русские дикари» возмечтали отбить более миллиона рублей золотом у французских, португальских и венецианских корабелов, так они еще собрались направить свои торговые суда к берегам Бразилии, Индии и Китая! Холодный пот прошиб «жрецов» Ост-Индской торговой компании и купцов Лондона.
И они начали действовать! Сначала руками подкупленных царедворцев от дел отстранили Ордин-Нащокина. Потом как-то внезапно заболел и умер царь Алексей Михайлович. Тут же случилась неразбериха между наследниками престола. И вот, наконец, пришел Петр Великий и «родил флот российский»! Однако торговые корабли России так и не появились у берегов Нового Света и Китая. Более того, вплоть до второй половины XVIII века русский торговый флот исчез с карты Мирового океана совсем.
Страна была разорена и обезлюдела.
Стало торговать «нечем, некому и не на чем» – таков итог реформ Петра I.
Вот потому-то история русского военного и торгового флота до Петра и должна была перестать существовать. И нас почти убедили в том, что младший сын царя Алексея Михайловича везде и во всем начинал как Бог, с чистого листа.
Так что интрига удалась.
А что же «морской министр» Руси Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин?
Он остался в истории таким, каким его описал английский посол Коллинз: «Это человек неподкупный, строго воздержанный, неутомимый в делах». Приняв постриг в монастыре на родине, он ушел в мир иной смиренным монахом Антонием.
Россия имела в своей истории тысячи министров – и морских, и сухопутных.
Но добровольно в монастырь ушел на закате жизни лишь один из них – глава Корабельного приказа Ордин-Нащокин.