Понаприехавший москвич

«Мишенька, хорошо учись, поедешь в Москву, поступишь в МГУ, там тебя выведут в люди» — говорила будущему москвичу в забытом детстве бабушка, собирая его в общеобразовательную школу № 48 Мухосранск-Задрищенска Саранского. Мишенька слушал и соглашался.

К общеобразовательной школе прилагалась музыкалка — бабушка долго бегала по знакомым, чтобы пристроить к «хорошему преподавателю». От художки отказались к восьмому классу, чтобы готовиться к поступлению. Была ознакомительная поездка в столицу, на день открытых дверей, были лучшие репетиторы в Саранске, ради которых мама годами вкалывала без отпусков.

Все было как у всех, не лучше, не хуже, и помнит он это, разумеется, прекрасно.

Помнит и как, наконец, поступил, как, питаясь одним хлебом и макаронами, учился, учился, учился. В общаге были тараканы — как такое забыть. Он старался: изжить акцент, научиться одеваться, подружиться с кем надо. Всё, чтобы пробиться, вырваться, сбросить с плеч мухосранско-задрищенский бэкграунд и никогда о нем не вспоминать.

Ему удалось — он намазал на себя такой толстый слой столичного лоска и снобизма, что факт собственной «неместности» попросту вытеснился из его памяти. Теперь послушаешь его, так это он подарил черный пистолет Высоцкому, учил Окуджаву курить, кемарил с Гиляровским в извозчичьих ночлежках, строил «вот этими вот руками» канал имени Москвы и стоял за теодолитом, когда возводили шпиль университетской высотки на Воробъевых.

Это в его стиле, стиле «понаприехавшего москвича» — сморщив нос, бросать в разговоре: «Кто, Серега? Так что с него взять, он же понаехавший, из Иваново!» — и это, вроде как, объясняет в его вселенной вообще всё. Ведь за бульварным кольцом, твёрдо считает он, жизни нет. Там только лохи.

И вот именно в этот момент тщательно спрятанный Саранск прорывается из лощеного Мишеньки наружу. Потому что ни один человек, для которого «Москва» — это просто город, где он вырос, строчка в паспорте и точка на карте, а не символ и знамя, не скажет такого ни-ког-да. Для него этот вопрос, про «Откуда ты?» совершенно лишен кармического смысла, он — не более чем тема для пятиминутной светской болтовни.

Для самодельного Москвича же нет вопроса важнее. И когда видишь, как важно он рассуждает об этом, невольно думаешь: похоже ведь, правда, что можно вывезти Маньку из Иваново, а вот Иваново из Маньки не вывести — никогда.