Две Кореи - Мифы и реальность

Каждая новая эскалация на Корейском полуострове показывает, что аргументация любой, сочувствующей одной из Корей сторон, часто строится на мифах.Эти мифы родились из пропаганды американской и южнокорейской сторон (просто как более совершенной и охватывающей максимальную географию вещания), особенно усилившейся в 1990-е – начале 2000-х годов, когда КНДР была объявлена чуть ли не средоточием сил зла.
Они также появились из деятельности самих КНДР, которые продолжают придерживаться положения «чем меньше сведений о себе – тем лучше», вследствие чего образовавшаяся информационная лакуна в представлении людей об этой стране заполняется любыми выдумками, даже не особо достоверными.

В настоящей статье автор постарался разобрать наиболее известные мифы, сложившиеся о двух противниках в гипотетическом корейском конфликте, на базе своих собственных исследований о предмете, и дать соответствующую оценку.

Следует сказать, что история у мифа давняя.

Она родилась ещё из конфликтных ситуаций конца 1960-х (того же кризиса 1966-1969 годов), когда КНДР действительно мобилизовала свою армию и держала в военной готовности в полтора раза больше штыков, чем в мирное время. Численность войск тогда, действительно, указывалось в зарубежных источниках информации много большим, чем реальное, из идеологических соображений.

Наиболее часто встречающаяся оценка в СМИ сегодня – 1100-1200 тысяч человек под ружьём у КНДР и вооружённые силы, насчитывающие 670-680 тысяч солдат и офицеров – у Республики Корея. При этом то, что страна с в десятки раз (в 2013 году южане сами признали, что в 33 раза) меньшим военным бюджетом и на порядок более слабой экономикой держит в строю в три раза больше в процентном отношении (4,5% против 1,5%), никого не смущает.

Кроме того, совершенно не учтены оказались сокращения 1998-2006 годов, проведённые в северокорейских вооружённых силах и давшие «сброс» примерно на 200 тысяч человек штатной численности.

Между тем как более вдумчивый анализ состояния вооружённых сил противников и их организационно-штатных структур говорит о прямо противоположной картине. Дело в том, что при подсчёте совокупных сил КНДР «по головам» на западе постоянно допускались определённые манипуляции, при которых итоговая цифра подсчёта категорически не совпадала.

Проведённый в своё время автором настоящей статьи банальный пересчёт слагаемых этих цифр в своё время показал любопытное положение вещей. В частности, получился далеко не миллион солдат: в районе 900-950 тысяч штыков, когда Корейская народная армия находилась на пике численности в 1990-е годы, и примерно 700-750 тысяч человек после периода массовых сокращений 1998-2006 годов.

Критический подход к численности ВМФ КНДР (кстати, куда меньших, чем тот же российский Балтийский флот, самый слабый из отечественных флотов) также не дал исключения из правила. 3 небольших надводных корабля (по классификации НАТО «корвет», по российской классификации МПК), энное количество транспортов и судов на воздушной подушке и якобы «самый большой подводный флот в мире» (77-78 лодок, три четверти единиц которого – мини-подлодки для доставки диверсантов) не давали приписываемого им «40 тысяч личного состава».

Так же и авиация, и силы специального назначения.

Дальше – интереснее. Изучение приводимых на Западе исследователями (тем же Бермьюдезом, считающимся экспертом по Корейской народной армии) организационно-штатных структур показало, что и здесь указанными исследователями оказались допущены множественные манипуляции. Так, артиллерийская бригада РСЗО заявлялась в 3500 человек, анализ «по-дивизионно» не давал больше 1000-1500 бойцов личного состава в бригаде.

О силах специального назначения отдельная история. Когда человек в одном месте пишет численность батальона в 450 человек, а в другом сообщает про 5 рот по 25 (что вместе с частями батальонного подчинения не даёт больше 150 человек в батальоне) – это выглядит, скажем так, подозрительно.

То есть, осетра нужно урезать ещё приблизительно на 100 тысяч человек. Суммируя численность вооружённых сил Корейской Народно-Демократической Республики в пределах 600-650 тысяч северокорейских военнослужащих. Включающих всех: армию с частями центрального подчинения, ВВС, ВМФ, силы специальных операций (это западный термин, применяемый к соответствующему виду северокорейских войск), внутренние и пограничные войска.

(Кстати, это данные, совпадающие с данными доклада «Корея: безопасность и стратегические проблемы», опубликованные на ресурсе «Азиатский обзор» (перевод с английского). В нём указывалось численность войск КНДР в пределах от 600 до 700 тысяч человек, в том числе сухопутных в составе 40 армейских дивизий).

Однако дальше – интересно. Поскольку не менее благодатную почву для исследования представляют собой и войска Республики Корея.

Армия этой страны насчитывает 560 тысяч человек (в 2014 году, правда, было заявлено 495 тысяч офицеров и солдат), авиация – ещё 40 тысяч, флот 70 тысяч моряков (включая 27 тысяч морских пехотинцев), спецназ. Всего 670-680 тысяч человек под ружьём, как анонсируется в прессе.

Однако указанные значения имеют свою хитрую специфику. Поскольку, считая всех у Севера, как-то забывают посчитать всех у Юга. А это пограничная стража (40 тысяч человек), береговая охрана (ещё 40 тысяч), а также те подразделения полиции численностью порядка 150 тысяч человек, которые доктринально являются внутренними войсками (то есть, предназначены для удержания и зачистки оккупируемых территорий) и обладают соответствующим тяжёлым вооружением.

(И это – не считая разных военизированных организаций и формирований, которые на территории Республики Корея также есть. Всего, по тому же принципу, по которому считают у КНДР, получается не менее 850-900 тысяч штыков в составе вооружённых сил Республики Корея. Уже больше, чем есть у северян).

Однако есть ещё более хитрая статистика. Искусственно завысив численность вооружённых сил противника, южане свою собственную численность точно так же занизили.

Как уже отмечалось, в 47 армейских дивизиях в составе 3 армий (являющихся, по западной традиции, территориальными командованиями, двух передовых и одной резервной) в 2014 году официальными лицами Республики Корея оказалось объявлено наличие 495 тысяч офицеров и солдат. С учётом того, что активными являются только 33 дивизии (и ещё 14 числятся «в резерве») и того факта, что штатная численность стандартной южнокорейской дивизии, пехотной или механизированной, чуть меньше 15000 штыков, а усиленной гвардейской Столичной – 20000 штыков, - действительно, выходят искомые оценки.

Но не тут-то было. Дело в том, что южнокорейская армия – это не только личный состав дивизий, но и 6 отдельных командований центрального подчинения (в которых, без приданных им пехотных дивизий, насчитывается свыше 50 тысяч военнослужащих в отдельных бригадах, полках, батальонах и войсковых группах), а также части армейского и корпусного подчинения (кстати, также довольно многочисленные). С ними только сухопутная армия составляет порядка 600 тысяч человек.

Кроме того, по западной традиции не учитывается ещё различный «обслуживающий персонал», который составляет порядка 50% от штатной численности дивизии. А также 14 «резервных» дивизий (которые вообще-то по факту есть: штабы, отдельные «скелетные» и тыловые структуры, обслуживающий персонал, - просто эти дивизии держаться командованием неразвёрнутыми).

Получилось следующее.

Со всеми этими подразделениями (но без обслуживающего персонала) вооружённые силы Республики Корея могут составлять громоздкое значение порядка миллиона офицеров и солдат. А с обслуживающим персоналом – 1200-1300 тысяч человек в строю. Считая, правда, гражданские специальности.

На 600-650 тысяч северокорейцев.

Хотя часть этих сил являются территориальными войсками (несколько дивизий), общего положения вещей это не меняет. Военное превосходство Юга над Севером очевидно, при этом оно не только количественное, как в 1950 году, перед началом Корейской войны 1950-1953 годов (а тогда у южан было больше солдат, просто об этом не все знают), но и подавляющее качественное (более совершенное вооружение, которое к тому же находится в большем числе, за исключением разве что артиллерии).

Прежде всего следует различать понятия резерва, мобилизационных ресурсов и населения, годного к воинской службе.

Мобилизационные ресурсы – это всё население в возрасте от и до, одного или обоих полов, то есть, всего. Население, годное к воинской службе – лица из первой категории, прошедшие медицинские и иные ограничения. Военный или мобилизационный резерв – самая меньшая группа лиц, состоящая из людей, прошедших воинскую службу и имеющих соответствующую подготовку, способных быть призванными под ружьё.

Население КНДР – 24,3 миллиона человек (оно немного сократилось с 2006 года), срок службы – 3 года в армии и 5 лет во флоте. Много лиц остаётся служить по контракту. Кроме того, из общего числа следует вычесть примерно 50 тысяч офицеров.

Население Республики Корея – 51,3 миллиона человек. 2 года в армии и 3 во флоте, офицеров также вычитаем.

Южане просто в силу специфики устоявшейся у них призывной системы (меньший срок службы = больше народа под ружье, при прочих равных) ставят под знамёна больше людей, чем северяне. И действительно, южнокорейские генералы каждый год анонсируют призыв 300-400 тысяч юношей в ряды вооружённых сил своей страны.

В таких условиях подготовленный резерв КНДР физически не может быть больше, чем у РК.

Однако обратимся к конкретным примерам. В начале 1990-х годов на Юге проводились мобилизационные учения, они выявили возможность поставить под ружье и распределить по подразделениям 1240 тысяч человек в течение 30 дней.

Указанный итог оказался сочтён совершенно неудовлетворительным. В начале 2000-х годов было заявлено о необходимости выставить два с половиной миллиона солдат в строю (в том числе, видимо, полтора миллиона резервистов) при первой угрозе. 5% от числа населения, причём это, видимо, далеко не предел.

У КНДР также имелся опыт перехода мобилизационной машины на военные рельсы и перехода с штатов мирного времени на военные штатные расписания. Во время кризиса 1968 года в данном государстве была проведена мобилизация, которая позволила увеличить численность войск примерно на 45%.

Перенося ситуацию на сегодня, это даст КНДР 900 тысяч штыков, скроенных «по военным мерилам». Кроме того, в случае зарева войны северокорейские полководцы (неудачный термин, конечно, применительно тому, как его понимают в Пхеньяне) обязаны будут развернуть по новым штатам ещё 5 «тыловых» корпусов и 350 тысяч солдат.

Можно возразить, конечно, что у Севера многочисленное территориальное ополчение, даже нескольких видов. Однако далеко не все эти виды достаточно боеспособны (например, полупраздные горожане с охотничьими ружьями со снимков, обошедших мир во время кризиса 2010 года, пожалуй, только для патрулирования улиц родных городов годны и будут). Кроме того, не следует забывать об основном мобилизационном ограничителе всех времён и народов – экономическом потенциале страны.

Так вот, в американском докладе «Военная угроза Северной Кореи: конвенционные силы Пхеньяна, оружие массового поражения и баллистические ракеты» авторы с опорой на источники указывали на численность северокорейского территориального ополчения в размере 40 дивизий и 18 отдельных бригад. То есть, по 4 дивизии на провинцию, 4 дивизии на города центрального подчинения и по 2 отдельных бригады на провинцию.

В сумме это даст почти 700 тысяч ополченцев на случай войны. Даже китайцы, чьи 4 спасительных армии (250 тысяч штыков) стоят в Маньчжурии, не спасут. Мобилизационный максимум КНДР + КНР с её подмогой на театре – 2200 тысяч человек.

У Республики Корея, кстати, тоже есть территориальные войска. Они (в числе тогда примерно 45000 человек) были созданы ещё в далёком 1950 году и на сегодня представлены 18 «домашними» дивизиями (включая резервные), на базе которых развёртываются дополнительные войска.

То есть, резюмируя, не перепутаны ли, намеренно или случайно, при сопоставлении оценочных компонент людских потенциалов Севера и Юга такие понятия, как резерв, мобилизационные ресурсы и население, годное к воинской службе?

Миф довольно сомнительный по ряду факторов.

Во-первых, население КНДР моноэтнично, здесь нет больших компактно проживающих групп людей, некомплиментарно относящихся к центральной власти. Будь такое – Север давно бы полыхал восстаниями при активной подпитке из-за рубежа, подобно тому, как такие восстания (тех же шиитов на юге) терзали тело Ирака все годы до вторжения туда сил коалиции в 2003 году.

Во-вторых, площадь КНДР не так уж велика, чтобы такое гипотетическое выступление не было своевременно подавлено быстро стянутыми войсками. К тому же столь многочисленными.

В-третьих, подобные в истории восстания наблюдались как раз-таки на территории Республики Корея (например, в 1980 году). Факт их отсутствия, а также того, что население активно пополняет ряды вооружённых сил, говорит скорее о его, населения, лояльности к власти, либо договорённости с ней или хотя бы нейтралитете.

Здесь следует уточнить (тем более что часто исходят из опыта иракских кампаний 1991 и 2003 годов).

Во-первых, с точки зрения географии территории Корейского полуострова – это очень сложный рельеф. 70% гор, пусть не всегда высоких, с перепадами между долинами и ущельями, оползнями, селями и камнепадами, много поперечных и продольных водных преград, делящих потенциальный театр военных действий на отдельные «квадратики», затрудняющих продвижение и маневрирование в дефиле (та же граница – горы да реки).

Количество мест для высадки десанта с моря очень ограниченно. Гидрография вдоль побережий здесь очень сложная (много течений, отмелей, мелких островков), берега изрезанные, мало мест, где пристать. По сути, все десантоопасные направления ограничены 4-5 участками, где стоят морские порты.

(Даром, что ли, во время кампании 1950 года американцы, высаживая десант с моря, в лоб таранили порт Вонсан, и им очень повезло, что гарнизон этого населённого пункта оказался невелик. Сегодня эти порты должным образом прикрыты).

Во-вторых, плотности войск, находящихся на полуострове, просто завораживают. Нормативы обороны, отведённые на одну расчётную дивизию здесь, значительно отличаются от подобных где-либо (по 8-9 километров на дивизию и ещё меньше в дефиле).

Перспективный театр военных действий буквально перенасыщен войсками. Он потенциально способен вместить в разы больше подразделений, чем способны дать самые простые расчёты. Например, «ёмкость» Белоруссии как театра войны, почти вдвое большей по площади, чем КНДР, не превышает 10-12 стандартных западных дивизий, что сопоставимо с 20-25 советскими/российскими.

При этом войска КНДР стоят вдоль границы, эшелонированы в глубину, прикрывают десантоопасные направления, имеют вторую линию обороны на горном хребте чуть южнее Пхеньяна и мобильные резервы, которые способны быть переброшенными на угрожаемые направления. Армиям, наступающим с юга или высадившимся на берегу, по сути, предстоит не легкая прогулка, а бесконечные сражения и прогрызания укрепрайонов противника на всей территории КНДР.

В-третьих, ДМЗ. Демилитаризованная зона. Граница, прикрытая таким количеством инженерных сооружений, построенных за последние 60 с лишним лет, что взятие её представляет сегодня нетривиальную задачу.

Тот же куда как более хлипкий пустынный «Вал» вдоль ирако-кувейсткой границы американская армия в 2003 году прокапывала три дня перед вторжением, при минимальном противодействии противника. Здесь же, при разрушении и проделывании брешей в ДМЗ, оное противодействие будет максимально возможным.

(Даром, что ли, когда в 1994 году Белый Дом на фоне эйфории от «Бури в пустыне» планировал осуществить подобное против КНДР он натолкнулся на остужающие оценки Пентагона в 52 тысячи американских и 490 тысяч южнокорейских потерь за первые 90 суток вторжения. После эти оценки оказались скорректированы и составили 100 тысяч и миллиона жертв военной акции соответственно).

До Сеула в ближайшей точке действительно 25,3 километра, однако войска КНДР до него… не дойдут.

И дело даже не в том, что при форсировании пограничной реки и ДМЗ северные корейцы столкнуться с теми же проблемами, что и южные с американцами (необходимость взламывать мощный укрепрайон противника, забитый до отказа войсками и эшелонированный в глубину). И не в том, что Сеул прикрывают три линии обороны за мощными инженерными заграждениями, с сильным и многочисленным резервом в самом городе (это вообще-то отдельное территориальное командование в составе 1-й армии Республики Корея).

Можно даже забыть про фактор авиации. А она будет господствовать в небе (как южнокорейская, так и союзная американская). А войска КНДР, зажатые в двух тесных горных проходах, через которые от границы можно пройти к Сеулу, будут ей банально выбомблены.

Однако остаётся такой фактор, как логистика. Рассмотрим только с логистической точки перспективы военного вторжения на Юг.

В настоящий момент оперативное построение войск КНДР – исключительно оборонительное. Только примерно 40% её вооружённых сил дислоцируется вдоль ДМЗ. Остальные стоят в глубине: прикрывают побережье, составляют вторую линию обороны или мобильный резерв.

Однако предположим, что КНДР сумела произвести мобилизацию и собрать миллионную группировку вдоль границы на участке прорыва. Заменив в тылу везде, где только можно, регулярные войска ополченцами.

В таком случае войска, построенные в две колонны, будут вытянуты на много-много километров. Просто потому, что к Сеулу ведут только два прохода через прикрывающие город с севера и северо-запада горный массив. Части 3-й пехотной дивизии американцев с частями усиления и следовавшие им снабженческие караваны растянулись на 100 километров, стремясь по пустынной дороге к иракским городам Насирии, Ас-Самаве и Ан-Наджафу в 2003 году.

Войска КНДР, построенные в две колонны, растянутся вместе со снабженцами до самой китайской границы. Головы этих колонн (а ввести в бой больше, чем передовые части, не видится возможным – большая часть войск в принципе будет сидеть в воинских эшелонах) упрутся в оборонительные порядки южан.

Снабжение в таком случае повиснет на одной железнодорожной ветке, ведущей из Коксана в Сеул. Просто потому, что потенциал снабжения автомобильным транспортом не идёт ни в какое сравнение с железнодорожным. Возить грузовиками проблематично: в 2003 году для снабжения 100-тысячной группировки, прорвавшейся на 100-250 километров к 23 марта вглубь территории Ирака, потребовалось примерно 3000 грузовиков.

Дороги окажутся забиты войсками. Железнодорожные пути с воинскими эшелонами, заполненными войсками – тоже.

Потребности в военном довольствии миллионной группировки, активно ведущей боевые действия, составят примерно 100 тысяч тонн грузов в сутки (100-150 железнодорожных составов). Плечо подвоза растянется даже не до узловой станции Коксан. С учётом дефицита в горючем многое придётся доставлять прямо из Китая (что увеличит затраты на доставку грузов и задействованный транспорт).

Вопрос в том, где быстро, оперативно размещать и разгружать 100-150 составов, прибывающих ежесуточно и забивающих манёвровые пути (ветка-то одна, рокад нет). А также десятки тысяч грузовиков, обслуживающих потребности войск на месте (кстати, рост плеча доставки грузов автомобильным транспортом будет прямо пропорционален росту требуемых транспортных единиц и росту расхода горючего).

Уже потом можно вспомнить про численное превосходство противника, занимаемые им укрепрайоны, топливный голод армии КНДР. А главное, многочисленную авиацию врага, непрерывно висящую в небе и выбамбливающую скопления войск и техники, бороться с которой банально нечем… Вторжение, прогнувшись под собственной «тяжестью», погибнет в самом зародыше.

И северокорейское военное руководство, по-видимому, понимает это. Вот почему порядки войск КНДР – оборонительные, большая часть подразделений и соединений – стационарные («едят» в разы меньше военного довольствия, того же горючего).

Начнём с того, что никаких ста или двухсот тысяч войск специального назначения у КНДР нет.

Здесь следует различать спецназ центрального подчинения главного разведывательного бюро и разведывательные бригады армейского подчинения. Последние больше похожи на отечественные бригады ГРУ (на Западе их применительно к северокорейской специфике почему-то называют «разведывательными» и «снайперскими»). Эти силы учитываются в составе конвенционных сухопутных войск и имеют соответствующую численность (насколько удалось реконструировать – не более 1000 человек в бригаде – против заявленных англоязычными исследователями 3300-3600 человек).

Части центрального подчинения (пресловутые «силы специальных операций» КНДР) также искусственно завышены. Дело в том, что они состоят из 6 функциональных бюро, учебных и штабных формирований.

(Одно из бюро – тренировочное. Вдумчивый анализ показал, что оно (согласно данным того же Бермьюдеза) выпускает 50 призывных возрастов в год (то есть, и дряхлых стариков), что невозможно в принципе).
На самом деле «силы специальных операций» КНДР не превышают совокупно 10-12 тысяч человек. Это скальпель для особо тонких действий, микроскоп, а не инструмент для грубой работы.

Предложенные меры (массовая инфильтрация на Юг с развёртыванием партизанской войны) представляют собой именно забивание гвоздей микроскопом. С Севера на Юг под ДМЗ было найдено не менее 20 подкопов, всего несколько крупных. Инфильтровать через такой формат сообщений больше двух тысяч человек в течение суток не представляется возможным.

Перебросив эти подразделения (лёгкие войска, лишённые тяжёлой техники), придётся ещё как-то размещать их на местности, а потом снабжать. Лёгкие северокорейские войска окажутся на открытой местности, перед обладающим подавляющим артиллерийским, авиационным и техническим превосходством противником с тяжёлым вооружением, бодро стянувшим свои силы и локализовавшим участки прорыва, и окажутся раздавлены и зачищены в считанные дни.

В своей истории КНДР уже однажды пытались провернуть такой фокус. Закончилось всё плачевно.

В конце 1960-х, разочаровавшись в возможности прямого военного решения проблемы раздробленности Корейского полуострова, тогдашний лидер Ким Ир Сен решил повторить опыт Вьетнама и объединить страну, спровоцировав восстание на Юге. Для чего в Республику Корея начали одна за другой проникать многочисленные группы для диверсионной борьбы.

Пхеньян просчитался (об этом – в другой статье автора, «Северокорейская армия во время кризи-са 1966-1969 годов»).

Социальная и экономическая база для такого восстания на Юге отсутствовала, да и географически Республика Корея была далеко не Южный Вьетнам. Диверсионные группы северян лишь изредка достигали успеха, в основном оказываясь в положении Че Гевары в Боливии.

В результате даже чего-то, отдалённо напоминающего мятежи, не произошло. Военные КНДР не закрепились ни в одном населённом пункте, ни в одной местности. Пиком их успеха стала атака Синего Дома, правительственной резиденции южнокорейского правительства (диверсионная акция чистой воды).

Если быть точным, исходное сообщение гласило, «что в течение первых суток будут большие разрушения и погибнет три тысячи сеульцев, и ещё много тысяч – в последующие дни».

Современные войны показали удивительную устойчивость мегаполисов к разрушениям. Украинская артиллерия бомбит Донбасс, выпуская нередко до 500 снарядов по городам, итог – в лучшем случае несколько погибших. Сирийская арабская армия ровняет с землёй поселения, где засели мятежники, в результате на выходе максимум несколько десятков жертв.

Приводя аналогии, можно взять ситуацию с тех же бомбёжек Донбасса. В одну из наиболее «жарких» недель украинская артиллерия выпустила по Донецку, Горловке и прочим городам порядка 5000 снарядов.
Взамен получила чуть более 10 человек погибшими и много раненых. Тем самым, проведя нехитрые арифметические вычисления, можно предположить, что для 3000 гражданских трупов нужно не менее 1500 000 северокорейских попаданий в сутки.

Строго говоря, это предел выше возможностей всей артиллерии КНДР, вместе взятой (от 8 до 10 тысяч стволов, включая миномёты, по разным источникам).

Но большая часть северокорейской артиллерии до вражеской столицы банально не достреливает! В ближайшей точке до Сеула от ДМЗ 25,3 километра. Однако вряд ли кто будет бить по самым окраинам, обстрел перенесут на более населённые места.

Названная дистанция – это до ограниченного пятачка, именуемого Кэсонским выступом. Дальше граница берёт резко на север, уходя от Сеула ещё дальше. Стрелять прямо с ДМЗ в целях маскировки никто не будет, соответственно, огонь станут вести из глубины.

Следовательно, открыть обстрел северяне смогут с расстояния не менее 30 километров и ограниченным числом сил, распределённых на довольно небольшом пространстве. Сил, которые смогут разместить и рассредоточить (против авиации и артиллерии врага) на том самом «небольшом пространстве» - Кэсонском выступе.

Стрелять так далеко у КНДР могут только три вида вооружения. Это самоходные артиллерийские установки типа «Коксан» (по имени узловой станции, где их впервые засняли), РСЗО калибра 240 миллиметров и ракетные комплексы типа «Луна» или «Скад», число пусковых которых также ограничено. Все эти силы сведены в несколько особых артиллерийских бригад, помпезно обозванных «артиллерийские бригады стратегического назначения».

«Коксанов» у КНДР, по западным оценкам, 400-500 штук, РСЗО калибра 240 миллиметров – 200 единиц. Огонь откроют далеко не все – только те, что окажутся в первой линии.

Эффективным станет только первый залп. После начнётся контрбатарейная борьба (а у южан достаточно РЛС, авиации и артиллерии, чтобы оперативно давить любые точки артиллерийской активности противника), игры в «выстрелил-спрятался», у военных Корейской народной армии банально нарушатся координация и связь. Ресурс Севера в этой борьбе будет постоянно стачиваться и слабеть.

Даже если все названные установки дадут по 5-10 залпов (округлённо: часть накроют, часть будет в резерве, часть не смогут стрелять) – это позволит Сеулу «получить» 2000-5000 орудийных и 4000-8000 реактивных снарядов крупного калибра (на самом деле, конечно, гораздо меньше). А также несколько ракет, которые не сможет перехватить ПРО. Весьма весомый «подарок» в первые сутки войны.

Однако ущерб от такого удара вряд ли станет катастрофическим. В лучшем случае десятки погибших в день – как говорит опыт современных конфликтов. Разве что северяне начнут стрелять атомными снарядами или ракетами.

Однако это будет уже совсем другая война.