Пациент скорее жив

Кровопускание — это вообще панацея. Что бы с вами ни случилось, вам будут стремиться пустить кровь, и неважно, легче вам от этого или вы уже одной ногой на том свете — в любой непонятной ситуации пускай кровь. Что касается медицинских инструментов, можно долго в теории рассуждать о преимуществах, скажем, родовспомогательного крючка, но на деле это такая жестокая вещь, что родить можно от одного его вида.

Петр Первый, которого хлебом не корми — дай кого-нибудь полечить, всегда носил с собой в кармане пеликана. Пеликан в данном случае не птичка, а специальный прибор для вырывания зубов. У вас болят зубы -тогда мы идем к вам, рассуждал самодержец, и, едва узнав, что кто-то из подданных мучается зубной болью, спешил на помощь. Кстати, все вырванные им зубы любовно привязывались на красивую ленточку и с подписью бывшего владельца помещались в коллекцию, которая хранится до сих пор. Надо отдать Петру должное — судя по состоянию экспонатов, у некоторых счастливчиков после царской операции, скорее всего, даже не возникло осложнений, но, увы, есть там и абсолютно здоровые зубы — например, какой-нибудь жены, которая под предлогом зубной боли отвергала ласки законного супруга. О, глупая женщина! Когда твой император только и ищет, кому бы вырвать зуб, это же надо было выдумать столь неудачную отговорку. Впрочем, если бы только зубы! Петр проводил операции и посложнее, отказаться от которых было невозможно, и если пациент все-таки умирал, Петр сам производил вскрытие.

За этот его навык отдельное спасибо Фредерику Рюйшу. Рюйш был профессором анатомии и жил в Голландии. В молодости он бегал с пацанами на кладбище, собирал кости, бальзамировал органы, потом защитил докторскую, совершил несколько научных открытий и сидел себе спокойненько в Амстердаме, препарируя трупы. Состарившись, он собирался было выложить кому-нибудь свои секреты за кругленькую сумму и отправиться на покой, и вот тут как раз очень вовремя в гости заглянул Петр Первый. Что было дальше, все знают: Петр увидел анатомический театр, поцеловал зачем-то забальзамированную девочку в золотых башмачках, и понеслось: трепанации, вскрытия, Кунсткамера…

Прогресс в медицине шагал медленно. В Отечественную войну мы по-прежнему не умели толком дезинфицировать раны, делать наркоз и бинтовали по старшинству: генералов — батистовым платком, солдат — первой попавшейся тряпкой, а выдающийся французский хирург Вельпо, живший в XIX веке утверждал, что «устранение боли при операциях — химера, о которой непозволительно даже думать». В некоторых случаях оказать больному помощь мешало и банальное невежество самого больного. Александр Сергеевич Пушкин, например, все ещё был уверен, что холеру можно вылечить теплым молоком. Удивительные люди: могут написать чудесные стихи, закатить пир на полтысячи человек, проскакать верхом из Петербурга в Москву, завоевать целую страну в конце концов, но при этом, если разболелся зуб, разводят руками.


Ольга Андреева.