Японская жена для русского

Все три величайших произведения итальянской оперы : " Севильский цирюльник", " Травиата" и " Мадам Баттерфляй" в своё время с треском провалились на премьерах.
Наиболее громкий треск произвело бессмертное произведение Джакомо Пуччини о трогательной любви милой японки Чио–чио–сан к лейтенанту американского флота Пинкертону, негодяю и двоежёнцу.

17 февраля 1904 года зловещая тишина роскошного зала Ла Скалы сменилась отдельными выкриками, переходящими в шквал негодования. Под занавес отовсюду свистели, кукарекали и даже мычали — итальянцы на редкость изобретательны по части выражения своих эмоций на публичных мероприятиях.
Раздосадованный Пучинни, оплатив неустойку, изъял партитуру, доработал и, уже через три с половиной месяца, порвав все "чарты", заслуженно стриг купоны.
С тех пор победное шествие слезливой оперы по миру ни разу не омрачалось провалами.

Разбитое сердце "мадам Баттерфляй "вызвало взрыв хохота в Империи Восходящего Солнца... ни одна из носительниц кимоно не была настолько глупа, чтобы предполагать, что могла бы остаться с иностранным "мужем" до гробовой доски, — написал в своей " Книге воспоминаний" блестящий морской офицер Александр Михайлович Романов, внук Николая Первого и зять Николая Второго.
За 40 лет до провала премьеры чудесной оперы, позволившей наследникам Пуччини извлекать неиссякаемые доходы из душераздирающих арий прекрасной гейши, под Нагасаки уже вовсю функционировала " русская деревня" Инаса.
Доблестные офицеры российского Императорского флота коротали долгие зимние месяцы вынужденной стоянки в приятном обществе своих экзотических японских жён " мусумэ". Поскольку Владивосток исторически замерзающий порт, корабли Тихоокеанской эскадры в то время зимовали на рейде в Нагасаки.
Всё началось с экипажа "Аскольда", в 1858 году пострадавшего от тайфуна и нашедшего приют у служителей храма Госиндзи в деревне Инаса в течении восьми месяцев. Капитан Унковский фактически оказался на тот момент неофициальным представителем России в Стране Восходящего Солнца. Сбегавшая к бухте гора, живописно облепленная домиками Инасы, в первых японских путеводителях гордо именовалась Русской. До этого с её вершины весело сбрасывали вниз на острые камни первых японских христиан –католиков.

Очевидцы наперебой вспоминают " приёмную мать Русского флота" Омати — сан, местную знаменитость, поставившую на поток снабжение моряков японскими жёнами. В своём ресторанчике она держала русских поваров, говорила и пела по — русски, занимаясь сводничеством исключительно на общественных началах. Карманы моряков были набиты звонкой монетой, а местные проститутки через одну страдали сифилисом, представляя немалую опасность. Омати–сан ответственно подошла к этой серьёзной проблеме, подбирая и сдавая в аренду сотни беспроблемных, здоровых и доброжелательных японских девушек и женщин.

✖

В то время съём уютного домика под Нагасаки обходился в 20 йен, а приветливой мусумэ в 40. На круг получалось 60 йен в месяц или 50 дореволюционных рублей. От " мужа" требовалась забота, материальное обеспечение и систематические подарки. От жены — покорность, благодушие и безудержный секс. "Контракт" заключался на срок от года до трёх лет, в зависимости от времени пребывания военного корабля в порту Нагасаки. По окончанию, или появлялся новый " супруг", или же, поправив материальное положение, мадемуазель возвращалась в отчий дом, планируя в дальнейшем скорую свадьбу с японским поданным.
Русское морское министерство благородно закрывало на всё это глаза, ратуя за психологический и физиологический комфорт в рядах бравого Императорского флота.
В 1886 году не избежал сладкого соблазна и юный великий князь Александр Михайлович. Будучи исключительно воспитанным и порядочным юношей, он долгое время проводил вечера в домах своих " семейных" друзей. Вызывая подозрения многочисленных местных претенденток : толи в своей чрезмерной разборчивости, толи в крайней скупости. В конце концов, устав от постоянных вопросов любопытного населения, будущий отец русской военной авиации сдался и решил стать как все и " жениться".

— Эта новость вызвала сенсацию в деревне Инаса, и были объявлены «смотрины» девицам и дамам, которые желали бы занять роль домоправительницы русского великого «самурая».
Напрасно я старался избежать излишней пышности. Мои друзья всецело поддержали желание г–жи Омати–сан дать возможность каждой девушке, которая подходила бы к намеченной роли, принять участие в конкурсе.
После смотрин должен был состояться торжественный свадебный обед всем офицерам с шести военных кораблей, стоявших в Нагасаки.
Выбор моей будущей «жены» был нелёгким.... Все они были улыбающиеся, обмахивающиеся веерами, куклы, с непередаваемой грацией держащие чашечки с чаем. На наше приглашение их явилось не менее шестидесяти. Даже самые бывалые офицеры среди нас, встали в тупик пред таким изобилием изящества...
В конце концов, предпочтение к синему цвету разрешило мои сомнения; я остановил свой выбор на девушке, одетой в кимоно сапфирового цвета, вышитое белыми цветами,

Мичман Романов был вполне доволен своим новым положением :
— Веселость характера этой японочки была поразительна. Она никогда не хмурилась, не сердилась и была всем довольна. Мне нравилось, когда она была одета в кимоно различных цветов, и я постоянно приносил ей новые куски шелка. При виде каждого нового подарка, японочка выскакивала, как сумасшедшая на улицу и созывала всех соседей, чтобы показать им обновку. Уговорить ее делать меньше шума было бы напрасным трудом : она очень гордилась великодушием своего «самурая»...

Выучив с помощью услужливой девушки японский язык, Александр Михайлович произвёл фурор на приёме у Микадо, заговорив с императрицей на портовом слэнге округа Ионасса. Стол рыдал от восторга, а приём остался надолго в памяти, как самый весёлый в истории Императорского двора.

Александр Михайлович был не первым представителем венценосного дома Романовых, проводивший время в объятиях предприимчивых японских красавиц. Ещё в 1872 году сын Александра Второго, молодой лейтенант Алексей Александрович, возращаясь после визита в Америку, заскочил засвидетельствовать своё почтение императору Муцихтито и недолго потусил в русской деревне.
Советский писатель Валентин Пикуль при написании своих " Трёх возрастов Окини–сан" был вдохновлён другой историей — сына великого создателя Периодической системы элементов, мичмана Владимира Дмитриевича Менделеева, подарившего великому химику внучку из далёкого азиатского региона.
А Антон Павлович Чехов даже вывозил свою японскую супругу в Россию.
Временных японских жён часто путают с гейшами, но их объединяло лишь предназначение скрашивать мужской досуг. Гейши были ориентированы исключительно на платонические отношения и высокодуховные беседы, чего не скажешь о мусумэ, задачи которых были куда более приземлёнными...
В 1891 году Страну Восходящего Солнца посетил и будущий самодержец Николай Второй. Времени и желания на мусумэ у наследника престола не оказалось, а вот с гейшами он пообщался, и не раз. Вплоть до того, что в память об этих встречах ему были подарены куклы, изображающие японских обольстительниц.
С Николаем Александровичем приключилась совершенно дикая и необъяснимая история : полицейский Цуда Сандзо, стоявший в оцеплении в городе Оцу, неожиданно набросился на цесаревича и дважды ударил его саблей по голове, положив начало замысловатому выражению " японский городовой". И пока несчастный наследник, петляя раненым зайцем, убегал от взбесившегося работника местных правохранительных органов, остальные сотрудники с интересом наблюдали за происходящим. Лишь вмешательство ловкого греческого принца Георга и пары мускулистых джинрикш, воспрепятствовало кровавой развязке.

Исследователи до сих пор гадают, что побудило японского полицейского совершить покушение на русского наследника? На суде Цуда Сандзо заявил, что иностранцы не оказали должного почтения памятнику воинам, погибшим во время Сацумского восстания. Они пришли в храм погибших и принялись вести себя на манер обезьян, громко разговаривая, тыкая пальцами и смеясь над поведением (непривычным с точки зрения европейца).
К началу Русско — японской войны отношения между нашими державами полностью охладели, русские корабли ушли с рейда Нагасаки, рестораны опустели, остались только засиженные мухами портреты моряков на стенах, грустное Русское кладбище, да стайки очаровательных маленьких японцев, сквозь оливковую кожу которых, настойчиво пробивались европейские черты.
Институт временных жён в одночасье сошёл на нет.