Актёрские байки

Мамонт Дальский был приглашен на гастроли в роли Гамлета в маленький украинский городок. Он не знал, что театр украинский. Дальский вышел на сцену, на свой монолог... Появляется тень его отца и говорит что‑то вроде:
— Хамлету! Син мій! Це батько твій!
— Да ну вас на хрен с такими родственниками, — сказал Мамонт Дальский и покинул театр, а затем и город.

Уже на исходе лет своих, рассказывают, Турчанинова как‑то звонит Яблочкиной:
— Шурочка, я тут мемуары затеяла писать! Так не припомнишь ли: я с Сумбатовым-Южиным жила?

Замечательный актер Малого театра Никита Подгорный входит в родное здание, и к нему тут же бежит молодой актер с новостью про помрежа:
— Никита Владимирович, знаете? Алла Федоровна ногу сломала!
Подгорный тут же деловито спрашивает:
— Кому?!

Никита Подгорный, как и многие артисты Малого, любил отдыхать в Доме творчества «Щелыково» — это бывшая усадьба А. Н. Островского в Костромской области. Местом особых актерских симпатий на территории здравницы традиционно был маленький магазинчик вино-водочных изделий, в просторечии называемый «шалман». Так вот, однажды в этот шалман вдруг перестали завозить «изделия». День проходит, другой, третий — нету! Артисты, привыкшие поддерживать творческое самочувствие по нескольку раз в день, занервничали. Собирались, обсуждали ситуацию... Выход нашел Подгорный, неожиданно вспомнив про одного провинциального артиста, отдыхавшего там же об эту пору. Они вдвоем прибежали на почту, где Подгорный сурово продиктовал почтарке срочную телеграмму: «Кострома, Обком партии. Обеспокоены отсутствием вино-водочной продукции магазине Дома творчества „Щелыково“. Подписи: Подгорный, Брежнев». Почтарка в крик: «Ни в какую, — говорит, — не отправлю!» И тут ей Подгорный: «Не имеете права!» И торжественно — оба паспорта на стол. А второй‑то и вправду — БРЕЖНЕВ, черным по белому!
С великим скандалом — отправили! Через три дня было грандиозное актерское пьянство. Окрестности оглашались криками «Ура!» в честь смекалистого Никиты и тостами во славу незыблемой партийной дисциплины.

Старейшая актриса Малого театра Елена Николаевна Гоголева была очень щепетильна в вопросах театральной этики. В частности, страстно боролась даже с малейшим запахом алкоголя в стенах театра. Но однажды она была в гостях в подшефной воинской части, и там ее уговорили выпить рюмку коньяку. Гоголева очень переживала. Придя тем же вечером на спектакль, она встретила Никиту Подгорного.
— Никита Владимирович, — сказала она ему, — простите, Бога ради! Нам с вами сейчас играть, а я выпила рюмку коньяку!
Подгорный, в котором к этому времени «стояло» этого напитка раз в двадцать больше, тут же возмутился громогласно:
— Ну, как же вы так, Елена Николаевна! То‑то я смотрю: от кого коньячищем пахнет на весь театр?!

Великий оперный режиссер Борис Покровский пришел впервые в Большой театр, когда там царствовал Николай Голованов — главный дирижер.
— Ну вот что, молодой, — сказал Голованов, — тебя все равно никто слушать не будет, так что ты сиди в зале, а если какие замечания будут — скажи мне, а я уж сам.
Репетировали «Бориса Годунова». Полная сцена народу. Покровский шепчет на ухо Голованову:
— Николай Семеныч, скажи, хору, чтобы они вот это: «Православные, православные!» — не в оркестровую яму пели, а в зал, дальним рядам.
И руки пусть туда же тянут.
— Правильно! — стукнул кулаком Голованов и заорал на хористов: — Какого черта вы в оркестр руки тянете?! Где вы там православных увидели!?

Марчелло Мастрояни всегда тяготел душой к российскому театру. В 60 е годы он приехал в Москву с одной только целью: пообщаться с артистами «Современника» и посмотреть на Татьяну Самойлову, насмерть поразившую его в фильме «Летят журавли».
В Москве же вдруг попросил показать ему, где артисты пьют, и его повели в ресторан «Дома актера». Однако расторопные кэгэбэшники перед его приходом успели разогнать всю актерскую пьянь, «чтобы не скомпрометировали», и Мастрояни увидел пустые залы: артисты, как ему сказали, все репетируют и играют. И только в дальнем зальчике одиноко напивался могучий мхатовец Белокуров, которого не посмели «разогнать».
Увидев Мастрояни, он ни капли не удивился, а налил полный стакан водки и молча показал рукой: выпей, мол. Мастрояни вздрогнул, но выпил. После чего Белокуров крепко взял его за волосы на затылке, посмотрел в глаза популярнейшему актеру мира и рокочущим басом произнес: «Ты... хороший артист... сынок!»