Коммуналка

Кто не жил в подобных условиях, ужаснется. А кто все это испытал, вспомнит и может даже умилится.
«На тридцать восемь комнаток всего одна уборная»
Коммуналка — от слова «коммуна». Однако коммуна объединяла людей с общими идеями и интересами. В советских же коммуналках все было наоборот — пространство делили антагонисты, мужчины и женщины с разными привычками, жизненным укладом. Они отличались по характеру, образованию, воспитанию. Вместе жили молодые и старые, здоровые и больные, спокойные и буйные.
Но эти люди вынуждены были сосуществовать, ибо у них не было другого выхода. А мы подойдем к входу этого типичного советского жилища. Время действия — 60-70-е годы прошлого века.
В то время отдельные квартиры имели немногие. Основная масса москвичей и жителей других городов Советского Союза ютилась в коммуналках, а то и в бараках. В столице общие квартиры были не только в центре, но и на окраинах.
Многие известные люди вспоминали, что детство и молодость провели в коммунальных квартирах. Например, известный актер и режиссер Николай Бурляев жил недалеко от Кремля — на улице Горького, 6 (ныне Тверская). Александр Ширвиндт жил в коммуналке в Скатертном переулке, рядом с Никитскими воротами, а Владимир Высоцкий — в доме на Первой Мещанской (ныне проспект Мира). Тут, видимо, и сочинил: «система коридорная, на тридцать восемь комнаток всего одна уборная».

Дверь в коммунальную квартиру обычно была увешана почтовыми ящиками — для каждого семейства. На них — названия газет и журналов, которые семейством выписывалось. Это была своеобразная «памятка» для почтальона. Приглашая в гости, люди обязательно добавляли: нам звонить столько-то раз. Как в стихотворении Сергея Михалкова: «Мы живем в одной квартире, / Все соседи знают нас, / Только мне звонить четыре, / А ему двенадцать раз».
Значит, столько семей жило в той квартире. Но случалось и гораздо больше — как у Высоцкого.
Открывалась дверь, и в нос ударяли привычные коммунальные запахи: жарено-вареной пищи, кипяченого белья, табака, лекарств и чего-то непонятного.
Стены коридоров были увешаны корытами, тазами, велосипедами, лыжами, санками. На полу теснилась разномастная обувь, среди которой выделялись галоши с красной подкладкой. На вешалках — груда одежды на все сезоны.
Комнаты были заставлены сундуками, комодами, буфетами и шкафами, чью старую и скрипучую жизнь старательно продлевали их владельцы. Они спали на никелированных кроватях, диванах с валиками и фарфоровыми слониками на спинке, раскладушках.
Стены комнат украшали расписные коврики, портреты предков. Привычными атрибутами были полки с книгами, радиоприемник, торшер и обеденный стол со стульями. Кое у кого еще сохранялись патефоны с грудой пластинок. Между прочим, завод по их производству когда-то располагался на Пятницкой улице.
Кухня — основное и самое посещаемое место в квартире — была заставлена столами и увешана полками для сковородок и кастрюль. Туда же складывали пустые банки, которые за долгие годы хранения покрывались толстым слоем пыли. Никто их не использовал, но и не выбрасывал.
На кухне обычно не держали продуктов, поскольку соседи не очень-то доверяли друг другу, а оставляли лишь соль, перец, спички, мыло. А некоторые и эти предметы уносили к себе в «норку».

Кстати, где хранили продукты, ведь «эра» холодильников только начиналась? По-разному, часто примитивно. Например, мясо и масло в жаркую погоду опускали в холодную воду, зимой — вывешивали за окно. Благо в то время в Москве с продуктами не было проблем. А потому народ не запасался ими впрок — покупал и съедал. А утром люди снова отправлялись в магазин…
Старинные, чугунные
По утрам в коммуналке начиналось столпотворение. Все собирались на работу, а потому спешили и нервничали. Большие, злые очереди собирались возле туалета и ванной (если она была). Ссоры вспыхивали по разным поводам — из-за места на плите, неоплаченной «жировки» — счета за газ и электричество, очереди на мытье полов в «местах общего пользования» — то есть, в коридорах, туалете, на кухне. Каждая семья обязана была наводить чистоту, и на стене висел график уборки, который надлежало неукоснительно выполнять.
Одежду и постельное белье жильцы стирали на кухне — в ведрах или баках: заливали водой, насыпали туда наструганное хозяйственное мыло и кипятили. Серая вода пузырилась, воздух окутывался едким облаком — увы, далеко не все были чистюлями. После кипячения белье полоскали, подсинивали и вывешивали: зимой — тут же на кухне, летом — во дворе на веревке, закрепляя деревянными прищепками.
В продаже были отечественные сорта стирального порошка — «Кристалл», «Новость». Потом появилась «Дарья» из Ирана. Многие женщины действовали испытанным способом — высушенное белье гладили электрическими утюгами, которые, впрочем, еще окончательно не вытеснили старинные, чугунные — их разогревали на плите.
Еще один «коммунальный» штрих. Некоторые жильцы порой использовали кухню как… фотолабораторию. Это был таинственный процесс — дверь запиралась, окна завешивались, включался красный фонарь. Моргал фотоувеличитель, в ванночке с проявителем колыхались листы белой бумаги, на которой проступали лица, дома, деревья — мгновения чьей-то жизни.
Весной, когда начинало припекать солнце, зимние вещи — пальто, шапки, шарфы — вывешивали на улице. Их проветривали, выколачивали пыль, пересыпали нафталином и прятали в шкафы — до следующих холодов. У Бориса Пастернака есть стихотворение, навеянное бытом того времени:
«В московские особняки
Врывается весна нахрапом.
Выпархивает моль за шкапом
И ползает по летним шляпам,
И прячут шубы в сундуки.
По деревянным антресолям
Стоят цветочные горшки
С левкоем и желтофиолем,
И дышат комнаты привольем,
И пахнут пылью чердаки…».
Всей семьей – в баню
Телефон был редкостью. Поэтому жильцы ходили звонить в автоматы. В будке был щиток с правилами и надпись, предупреждающая, что время разговора — три минуты. Желающих позвонить — особенно в центре столицы и во время праздников — часто скапливалось множество. Деловые и лаконичные люди, которые спрессовывали разговор в несколько фраз, ненавидели влюбленных и болтливых. Они зло стучали монетками в стекло: «Девушка, ну сколько можно!», «Молодой человек, имейте совесть!»...
До конца шестидесятых годов телефонные номера в Москве были шестизначные, например Д-2-12-34. Буква указывала район: «А» — Арбат, «Б» — район Никитских ворот, «В» — Юго-Запад. Количество номеров росло, город перешел на семизначные координаты, и телефонные буквы ушли в историю.

У Евгения Евтушенко есть стихотворение «Плач по коммунальной квартире». В описании поэта подобное жилище — чуть ли не луч света в темном царстве:
«В нашенской квартире коммунальной,
деревянной и полуподвальной,
под плакатом Осоавиахима
общий счетчик слез висел незримо.
В нашенской квартире коммунальной
кухонька была исповедальней,
и оркестром всех кастрюлек сводным,
и судом, воистину народным».
Люди, ни дня не жившие в коммуналке, недоумевают: как можно было жить в тесноте, обходиться без элементарных удобств? Очень просто. Да и другого жилья просто не было! К тому же народ был аскетичный, не избалованный, как сейчас.
Даже зубной пастой пользовались не все, большинство людей предпочитало более дешевый зубной порошок в круглых картонных коробках, который продавался в аптеках. Между прочим, порошок использовали не только по прямому назначению, но и для чистки парусиновой обуви, металлической посуды и мытья окон.
В выходные жильцы, у которых не было ванной, отправлялись — часто всей семьей — в душ или в баню. Иногда мылись в комнате или на той же кухне, попросив соседей, чтобы те минут двадцать-тридцать не высовывали нос из своих жилищ.
Время от времени обитатели коммуналок вступали в сражение с тараканами и с крошечными, но злыми клопами. В их гнезда густо сыпали ДДТ, еще какой-то пахучий порошок, сбивавший дыхание. Несколько недель после дезинфекции проходили в относительном покое, но потом насекомые возвращались и бросались в атаку с новой силой.
В гости «на телевизор»
Коммуналка — это экзамен на выживание, эксперимент со здоровьем и психикой. Не часто бывало, чтобы жильцы относились друг к другу сердечно, как в стихотворении Евтушенко. И все же бывали дружные квартиры. Жильцы устраивали совместные чаепития, отмечали праздники, переживали горести и совместными усилиями воспитывали детей.
Тогда существовал забавный обычай. Поскольку ящик с голубым экраном был не у всех, к его владельцам часто напрашивались в гости. Как, например, в фильме Никиты Михалкова «Пять вечеров», в котором пожилая пара приходит к героине Людмилы Гурченко «на телевизор».
Главная советская картина, где действие разворачивается на фоне коммунального быта, — «Покровские ворота», снятая Михаилом Козаковым. Обитатели квартиры — научный работник Маргарита Павловна Хоботова, два ее супруга (прошлый и нынешний), студент Костик, его тетя Алиса Витальевна, куплетист Велюров — ссорились, мирились, влюблялись, словом, жили большой дружной семьей.

Один из последних фильмов, где показана коммуналка, — «Простые вещи» режиссера Алексея Попогребского. Там есть кадр прямо для пособия по пожарной безопасности. На кухне старушка на глазах главного героя, врача Маслова, пытается включить конфорку. Открывает газ, берет спички, но они падают на пол. Соседка пытается поднять коробок, но ей не хватает сил, чтобы нагнуться.
Газ угрожающе шипит, а старушка продолжает свои тщетные усилия. Врач наблюдает за незадачливой соседкой, но, в конце концов, приходит ей на помощь. Страшно подумать, что бы произошло, если бы старушка оказалась на кухне одна.
Эти вечные коммуналки
Такие квартиры существуют до сих пор, и их точное количество не могут определить даже специалисты. Эксперты считают, что сегодня существует два вида коммуналок. Те, что остались с советских времен, и новые, постперестроечные. Они образовались из обычных квартир после выделения долей собственности. Это произошло после разделения имущества в результате развода или продажи части квартиры одним из собственников. Кроме того, с натяжкой можно отнести к коммуналкам съемные квартиры, в которых молодые люди вместе снимают комнаты.
Если так будет продолжаться, то коммуналки не исчезнут никогда. Но, к счастью, они уже никогда не будут такими, как много лет назад. Где «каждый досконально знал жизнь другого, знал ее во всех деталях, знал белье соседа, его любовниц, его обеды, его долги и болезни...».