Дорога Домой

Мой Дом от меня ой как далеко. 6000 км до Иркутска, и еще 1200 оттуда – ровно на север. Два с половиной часа под крылом самолета будет тайга, тундра, болота и гари. А еще – как нити – профиля, проложенные геологами. Моим отцом, который 30 лет жизни отдал Северу.

Вот он – Ербогачён. Видите самолет? В нем я. Правда. Это жена фотографировала.

Долетел. Можно и не долететь. Зимой, когда больше минус 50-ти, аэропорт закрывают, потому что самолет может не взлететь. Летом, когда идут дожди, аэропорт закрывают, потому что самолет может не сесть в размытую глину. Можно уйти на дополнительный круг, потому что на «взлетку» вышли пастись коровы. Или медведи. Первых прогоняют матом, вторых – ракетницей.

Прямо оттуда – со смотровой башни.

Если не на самолете, то вот так. Серьезно. Местные оленеводы из своих стойбищ в магазин за спичками так ездят. Иногда километров 200 в одну сторону. Расстояния здесь измеряются по-другому. До города 1200 км – это «далеко». Все остальное – уже «близко».

Альтернативный транспорт.

Вот он в работе – встречает самолет (летней фотки не нашлось)

Ну, или по Нижней Тунгуске. Она же – знаменитая Угрюм-река. Это здесь, в Ербогачёне, писал свой роман Шишков, пришедший туда дорогами казаков-первопроходцев. Кстати, на фото – мои ночные прогулки.

А светло так, потому что «полярное лето». Ночи – белые. Точнее, не белые, а такие вот разноцветные.

Правильный ночной костер из листвяка. Он будет гореть всю ночь без особого участия человека.

Нам не до костра. Мы неводим. Невод – около 70 метров. На Большой земле такой способ добычи рыбы считают браконьерством. Но на Угрюм реке – «зона свободной охоты». Просто плотность населения, согласно википедии, в наших краях 0.03 человека на квадратный километр. Так что рыбы хватит на всех.

Один тащит невод по реке, другой – берегом. Один проход называется «тоня». Идти надо по песчаному плесу, на котором нет коряг, быстрого течения, острых камней. На некоторых поворотах реки есть плесы по 4-5 тоней.

Иногда можно поймать сразу 5-6 ведер. Это называют «зацепить юро». Юро – рыбный косяк. Иногда можно прийти вообще пустым.

Рыба: сиги, хариус, язи, сороги, ельцы, окуня, щука, налим. Есть пескари и ерши, но из за рыбу не считают. По озерам – караси, размером с луну. Но главное – это тугун. Рыба-эндемик. Водится только в двух реках мира. По размеру – что-то вроде кильки. Кажется, в тугунах вообще нет костей, кишок, чешуи. Местные их едят сырыми. Присолил, и в рот. Приезжие тоже едят сырыми, но им говорят, что – солеными. Ну или вот так можно приготовить – пожарит на рожнях.

Немного ночной романтики. Когда прошли все четыре тони, надо возвращаться к началу плеса. И если я выгляжу (дурачком) молодцом…

То наша городская гостья (будущая жена брата приехала знакомиться с родителями) порядком утомлена северной экзотикой. Эту экзотику без подготовки не прочувствуешь

Вот результат прохода. Есть там понятие «рыбу ловить» - это для удовольствия и развлечения. Удочками, спиннингами, блесной и пр. А есть понятие рыбу «добывать». Добывать – это уже неводом, уже впрок. Впрок ее солят, вялят, коптят.

Утром Угрюм-река выглядит менее угрюмой. Прокатиться 40-50 км до плеса, который будет именно сегодня мил вашему сердцу и неводу – вообще не вопрос. Я уже писал об отношении к расстояниям.

Идем вниз по реке. 10 километров. Пионерский лагерь. Да-да. Такой вот суровый. Вставляют рамы, приводят «пионеров», и отдыхай – не хочу.

15 км. Гора «Крест». Здесь в старину купец перевернул баржу с товаром. Уж не знаю, сколько и чего он там ценного наторговал у эвенков, но считается, что много ценного утопил. Так вот, чтоб найти потом это место, купец поставил на горе крест. Подводный «клад» до сей поры не нашли. Может, потому, что особо не ищут. Но крест до сей поры подновляют. Его можно разглядеть с реки, но сейчас в объектив он не попал.

Двумя лодками идти веселее – можно вперегонки.

На всякий случай – вид с горы

Зимовье. У каждого охотника (то есть, практически, у каждого главы семейства) есть свои охотничьи угодья. Несколько закрепленных за ним гектаров тайги, на которых он – царь и Бог. На угодьях строится зимовье.

Вот оно поближе. Справа – мой героический тесть, неутомимый лесник, охотник и рыболов, воспитавший правильную дочь.

Правильных дочерей воспитывают на правильной ягоде. На заметку родителям: с младых лет надо брать девочку в тайгу и поручать ей сбор двух-трех ведер брусники в день. Это приучает ребенка к терпению, трудолюбию и выносливости.

А вот – его правильная дочь, которая не боится комаров и полярной стужи, и способна в полной мере насладиться северной экзотикой. На Большой земле она - врач-невролог, мама моих детей и тот самый человек, который подарил мне обе моих бензопилы (кто читает не первый мой пост – поймет, ЧТО значил для Вселенной этот подарок)

Мой лесоповал. Начало. проба пера, так сказать. Сейчас кое-какие запилы в кое-каких музеях стоят.

Напоследок – фотки из музея. Музей расположен на берегу Угрюм реки в доме Шишкова. Несколько представителей местной фауны. Вот эта коза с клыками – кабарга.

Волка, думаю, все и так узнали

А вот это очень вкусный стенд. Боровая дичь. Глухари, тетерева, рябчики. Все, что правильный пацан с 10-12 лет приносит из тайги, куда он ходит с «мелкашкой».

Если кто не знает – вот так выглядит правильная росомаха. У нее нет бакенбард и железных когтей.

Это октябрь. Снег начинает падать еще с конце сентября, и через пару недель уже вот так….

Но я так ничего и не написал про дом. Я помню ограду, в которой успевал разогнать мотоцикл до третьей скорости. Помню огород, игравший на крестьянских струнахз моей души (но с учетом юности – мелодия получалось фальшивой). Дальше – лес. Зеленый, светлый, с ковром из пожелтевшей хвои и сухих сосновых шишек. Под ногами вечно таскали какие-то веточки красные муравьи. Раньше я точно знал, сколько в этом лесу было муравейников. Считал их, когда гулял по лесу, и очень радовался, когда находил новый.

Над дровяником – прямо сквозь его крышу - росло наше с братом дерево. Здоровенная сосна, которую было жалко рубить, и потому она оказалась внутри строения. Оттуда мы стреляли из рогаток и луков, когда были вдвоем. Туда я забирался, когда брат уехал в город учиться. На вершине думалось лучше. Глупо это было - убегать наверх. Но тогда так было проще решать проблемы. Впрочем, жалко, что сейчас у меня нет такого дерева.

Я не был там 10 лет. И мой дом – там. Типовой «барак» из лиственничного бруса, которых геологи построили 10-15 улиц. Мотоцикл, заглохший посреди ограды. Муравьи. Мое дерево. И отец – молодой, все умеющий и знающий. Живой.
Мой дом - не крыша и стены, в которых сейчас живут чужие люди. Я прямо сейчас запросто вижу тот самый Дом с большой буквы – вижу, как наяву. Как фотографию, которую никто никогда не снимал…
Я хочу Домой…