Веня Д`ркин

Александр Литвинов родился 11 июня 1970 года на Украине в поселке Должанский в Свердловском районе Луганской области.

Его отец Михаил Литвинов был директором школы, а мама — учительницей математики. С 7 лет Александр писал стихи, а с 12-ти — рисовал и писал маслом картины, учился играть на гитаре. В свердловской школе № 18 Луганской области он с 14 лет руководил школьным ВИА. В 1987 году он окончил школу с золотой медалью и поступил в Рижское военно-политическое училище, но учиться там не стал из-за травмы и перевёлся в Донецкий политехнический институт на геологоразведочный факультет.

В 1988 году был призван в армию. Служил в конвое, охране и ракетных войсках в Павлограде, затем был переведён водителем в Донецк. После демобилизации осенью 1989 года он до 1991 года жил в Мироновке, где работал водителем и писал песни. В 1991 году Александр перевёлся в Луганский сельскохозяйственный институт на факультет механизации сельхозтехники, а осенью того же года познакомился в буфете в очереди за квашеной капустой с девушкой Полиной (Пэм) которая в будущем стала его женой. Тогда же он собрал коллектив, получивший название «Давай — Давай» и игравший на нескольких концертах в ДК ЛСХИ. Артистизм Вени Д`ркина был необычайно многогранен. Он прекрасно рисовал, никогда не обучаясь живописи, и демонстрировал на концертах, помимо хорошего голоса и безупречного музыкального и ритмического мышления, еще и незаурядный актерский талант.

Весной 1993 года Александр Литвинов выступил на фестивале «Рок против наркотиков», а осенью перевелся на заочное обучение и уехал в посёлок Новолуганский в Артёмовском районе Донецкой области, где работал сначала слесарем на КРС, а потом художником в Доме Культуры.

Весной 1994 года женился на Пэм. С ней, друзьями и с собакой Чузей он поехал на фестиваль «Оскольская Лира», где Александр ради шутки сказал, что он из Максютовки. Под этим псевдонимом друг Дранти - Рыда однажды пришел поздравлять Белку с Днем рождения, якобы от имени обкома Комсомола. Под псевдонимом Веня ДЫркин Александр стал лауреатом. В дальнейшем в его псевдониме букву «ы» сменил заимствованный у французов апостроф. Псевдоним привязался, как раньше привязалось прозвище «Дрантя», данное Саше однокурсником. Сам Д’ркин так позже описывал историю появления своего псевдонима: «Есть у нас Рыда такой в Краснодоне, Леша Кудаков. Вот песня «Было» – это на его стихи. Рыда – это сказочник, душа. И когда-то шли мы к Белке на день рождения, а Рыда с Белкой не были знакомы. Я говорю: Рыда, мы сейчас зайдем всей толпой, а ты останься чуть сзади, дурака поваляешь.

Дали ему в авоську бутылку водки и три цветочка. Зашли, поздравили, Белка радуется. Тут звонок в дверь. Она открывает. На пороге Рыда такой: извините, здесь живет Алла Сухотерина? Она: да, это я. Мы стоим, отмораживаемся, а Рыда: я, говорит, из бюро добрых услуг горкома комсомола, Вениамин Дыркин, поздравляю вас с днем рождения. Мы начинаем подначивать: Белка, может к столу человека пригласить, пусть водочки дерябнет. А Рыда: нет, я на работе, я не пью… ну разве что 50 грамм. Кто-то уже подходит к Белке: гони его, на фиг он нам нужен. В общем долго ее тогда разводили… А потом я поехал на «Оскольскую лиру» в 94-ом году и там сидела барышня аппаратного вида на входе: фамилия, имя, отчество, -спрашивает,- откуда прибыли? Я говорю: мэм, у вас тут так классно, к чему этот официоз? А она: что ты мне умничаешь тут, фамилия!? Ну и как-то что в голову взбрело, то и сказал: Веня Дыркин из Максютовки. Она: отож, а то ходят тут всякие… Так и объявили меня, как Дыркина. И всё – прилипло, и теперь я уже и не знаю, как с этим быть».

Осенью этого же года Д’ркин с Пэм переехали в Свердловск, где Веня работал в старших классах школы № 18 учителем физики. 12 декабря у него и Пэм родился сын Денис. Летом 1995 года Д’ркин во второй раз отправился на фестиваль «Оскольская Лира», где получил гран-при. Осенью того же года он переехал с семьёй в Луганск, где работал на стройке, а летом 1996 года Д’ркин снова поехал на фестиваль «Оскольская Лира», где пел уже в качестве почётного гостя. Осенью по финансовым причинам Д’ркин перевез семью обратно в Свердловск, а сам поехал в Москву.

Он неоднократно говорил в интервью, что хотел бы иметь возможность донести свои песни до большего количества людей, но при этом иметь доход, позволяющий совершенствоваться именно в творчестве и одновременно обеспечивать жену и маленького сына: «Может быть, и получится, раскрутиться, но только подход нужен такой, очень странный. Где начинаются деньги, там рок-н-ролл заканчивается. То есть нам надо как-то не потеряться...».

В Москве он почти никого не знал. В записной книжке Вени было несколько номеров телефонов друзей, но ни до кого не дозвонившись, Веня отправился в Санкт-Петербург, откуда он дозвонился в Москву до театра «Перекресток» Виктору Луферову и договорился, что будет жить там, заодно подрабатывать рабочим сцены. «Здравствуйте! Меня Д’ркин зовут, Веня. Я бы хотел спеть вам всем свои песни. Если у кого есть время – послушайте» – так он начал своё первое выступление в «Перекрестке» перед московской публикой, пришедшей слушать вовсе не его. Но его послушали. И полюбили. При этом верить в признание слушателей у него самого не всегда получалось. На одном из концертов в Троицке, когда Веня спел последнюю песню, он закончил выступление и пошёл к выходу, зал оставался сидеть и молча аплодировать, повернувшись в его сторону. Он смутился, сказал только: «Ну, что же вы?..». Только тогда люди стали медленно расходиться.

Тогда у Вени Д`ркина появился шанс познакомиться с людьми, которые вращались в кругах, интересующихся авторской песней и смежными направлениями. В «Перекрестке» он работал некоторое время, там же познакомил с бардом Геннадием Жуковым из Ростова-на-Дону. Они готовили совместную программу и выступали на нескольких концертных площадках в Москве. Веня начал представлять широкой аудитории свои песни. Однако, не имея ни связей в сфере шоу-бизнеса, ни большого желания туда проникать, через несколько месяцев он вернулся домой. В интервью он рассказывал: «Я ничего не слушаю. Вот мне недавно Вероника заряжала. Я там что-то напевал, а она мне: так это же там какая-то джазовая штука! Но это она знает, она профессиональный музыкант, а я этого никогда не слышал, меня и обвинить не в чем. Я не слушаю ничего. Это вот Вадик Токарев есть в Луганске, у него недавно еще диск вышел «Дробина в небо», так он приходит к Чану и говорит: ну что, где там твоя гитара? А Чан за голову хватается: ну ты же музыкант, куда тебе еще играть! Для души музыканту… я не знаю… спортом, наверное, надо заниматься. Раньше я, конечно, слушал что-то. Когда был в Донецке, пришла волна эта питерская: Цой, Шевчук… Засел, завис, восхитился, да. Но писать раньше начал все равно. И потом это, по-моему, не столь интересно слушать какую-то музыку ради восхищения ею, и при этом писать свою и восхищаться своей музыкой… Интереса нет: ни к своей музыке, ни к чужой. Просто есть какой-то выход творческого начала… и через музыку, и через рисунки, и … вот вчера я в гриме был: это же так, знаешь... ну чего ж не нарисоваться? В общем хочется какого-то алогизма в голове. Все это - творчество. И лучше всего - это писать. Петь – это уже физкультура для голоса, играть – тренировка для пальцев, а приятней всего – это писать, творить. Это шаманство, волшебство, это из разряда любви абсолютной, чего-то там еще… это вон у Натки спросите, она знает эти слова. А играть и петь - это всё».

Все последующие визиты Д`ркина в Москву имели непостоянный характер. Тем временем кассеты с записью его песен расходились по все большему количеству слушателей, и произведения Д’ркина становились все более популярными. В конце 1996 года он на студии «Остров» записал альбом «Крышкин дом» - по сей день, считающейся одной из лучших записей Вени Д`ркина. Но были и работы, которые самому Д`ркину не нравились. С записью полуакустического альбома «Все Будет Хорошо» его откровенно обманули. Псевдопродюсеры уговорили Сашу подписать контракт передачи прав на двадцать песен альбома, без возможности записи и выпуска их каким-либо другим лейблом или студией. В контракте оговаривались проценты от продаж и прочие финансовые блага. Качество записи и сведения кассеты оставляли желать лучшего. Сам Веня был против её появления хотя бы в Украине, раз в Москве распространению «антирекламного», по его словам, материала помешать никак не мог. Д`ркин был категорически против его издания в том качестве сведения, в каком он вышел, и обещанных денег за него при этом тоже не получил. А деньги были нужны, потому что семья в это время практически голодала.

В интервью Д`ркин рассказывал: «Концертов нет, и популярности, собственно, тоже. Потому что, как это... Нет пророка в своём Отечестве. Ты сидишь дома в том же кафе... А городишко настолько большой, что людей интересных много, но настолько маленький, что все эти интересные люди друг друга знают. Если в каком-то большом городе есть тусовка такая-то, тусовка такая-то, художник музыканта в лицо не знает и знать не хочет, то там, допустим, 10 художников в городе и 20 музыкантов. Они, конечно, все между собой знакомы. И вот это маленькое кафе: все они мои песни знают. То есть это не популярность, просто мы знаем друг друга и всё. Причём если бы я набрался наглости, подошёл бы и сказал: «Чуваки, ну давайте я вам песню спою», они сказали бы: «Блин, чувак, ну что ты пристаёшь, мы ж все твои песни уже знаем, сколько можно тут мозги парить своими песнями». Это не популярность».

В январе 1997 года Д’ркин перевез Пэм с сыном в Краснодон, там устроил Пэм на работу, сам же снова уехал в Москву. 1997 год был для него наиболее удачным в концертном плане, он давал многочисленные клубные и квартирные концерты, ездил на гастроли по городам Подмосковья, совершал поездки в Воронеж и Харьков. В интервью Д`ркин рассказывал: «На самом деле, есть время собирать и время разбрасывать. Оно собиралось-собиралось, а потом - эх, шапку в снег, сказал: да поеду в Москву попою, может, понравится кому-нибудь. А когда начинаешь петь, пишется меньше. Потому что пение - это просто зарядка для голоса. А сейчас вопросы в том, чтобы спрятаться от милиции, поехать туда-то, позвонить туда-то, голова забита какой-то бытовухой. А вот когда сидишь дома, когда у тебя всё в порядке, особенно если работа хорошая (когда голова свободна) - с ружьём ходить, охранять чего-нибудь, или траву косить, дрова колоть... Т.е. ни о чём не думаешь, и волей-неволей начинаются какие-то завихрения - либо картинки рождаются, либо строчки какие- то... Тогда пишется. Сейчас, когда ездишь, поёшь, строчки рождаются, но за блокнотом в падлу лазить, чтобы записывать, думаешь - да ладно запомню, а потом, естественно, всё забывается, и песен сейчас мало, пока. Но они будут. Потенциально я чувствую, что будут. Причём, это будет что-то другое. Потому что ЭТИ песни в большинстве своём старые, детские, сказочные. А сейчас думается уже о другом, и песни будут другого плана. Надеюсь, не хуже».

С Д`ркиным начали играть разные музыканты. Одним из них стала скрипачка Вероника Беляева. Так появился «Д`ркин-бэнд». Это название впервые прозвучало на Воронежском Фестивале, и последовавшими за ним несколькими концертами. Дркин планировал записать с бэндом 5-7 альбомов. В марте 1997 года Д’ркин за три дня на студии Александра Ветроградова записал альбом «Все будет хорошо», а в сентябре у Вени появились первые признаки болезни.

В октябре 1997 года в Луганском онкологическом диспансере Д’ркину был поставлен диагноз «лимфогрануломатоз». 19 октября 1997 года Веня Д’ркин крестился с именем Фома, а в ноябре прошел первый сеанс лучевой терапии. Болезнь отразилась на творчестве Д’ркина: многие из позднее написанных им песен «Эныкы-бэныки», «А ты не конь», «Сегодня-Чай», «Всё для всего» и введённых в репертуар «Детка» В.Турчанина, более ранняя «Баба в оранжевом» стали призывом не тратить время жизни зря.

...Мой самолет был болен, тяжело болен,
Неизлечимо болен пароходиком в море.
Мой самолетик помер, насовсем помер,
Он умирал долго от пароходика в море...
«Самолетик». 1997.

В 1998 году Д’ркин успел съездить в Мироновку в перерывах между курсами химиотерапий, которые он продолжал проходить, несмотря на отсутствие улучшений. Он предпринял попытку создания электрического проекта с гитаристом Муком из состава группы «АЯ», дал в Алчевске 1 и 2 мая два концерта, в Белгороде дал концерт в ДК Строитель 28 мая, приехал на фестиваль «Оскольская Лира», участвовал в создании проекта «Старички Джазовички» и дал квартирник в Старом Осколе 28 июля. В 1998 году он записал альбом «Live in Voronezh». Все попытки поднять панику – «У Д`ркина - рак!!!» - сам Веня пресекал. Он действительно верил в медицину, ждал ремиссии, и почти никто достоверно не знал, чем он болен.

Последняя фонограмма, записанная Веней в феврале 1999 года, была музыкальная пьеса-сказка под названием «Тае Зори». Эта сказка неожиданно объединила в некую цельную мифологию огромное количество совершенно непонятных образов и символов из его разных песен, казавшихся случайными. Она особенно отчетливо показывает объем нереализованного творческого потенциала Вени Д`ркина. В сюжетную ткань сказки, которой не суждено было стать законченным произведением, Д`ркин вплетал собственное ожидание смерти. Последние фрагменты черновой записи этой сказки - песни «Чай», «Ничего не случилось», «Письма» выбиваются и по сюжету, и по интонации, и по стилю, перерастая в исповедь умирающего человека. Герои этой сказки выступали носителями абсолютной храбрости, абсолютной искренности, порой они сознательно расставались с жизнью и добродетелью во имя сохранения основ своего мира, смирялись и в этом смирении способны были противостоять белым теням в полдень, тем, которых не может существовать среди живых.

По паркету на мягких лапах,
Тени в ночи – лишь шорох в шторах,
Эхо смехом на крик от страха.
Может статься, что их и нету.
Но, спроста ли в траве блеснули
Сотни талеров грубой стали...
Чтобы мы по тропе отстали,
Чтобы руки свои тянули
Свои головы там оставить.
Впрочем, стоит ли думать об этом
Тем, кто именно этой ночью,
Тем, кто именно до рассвета
Станет на голову короче...
Они утром умоют руки,
Отстирают от бурых пятен
И, устало присев на плахе,
Станут думать из горла звуки...

Тогда же Литвинов начал заниматься переписыванием текстов своих песен и их систематизацией.

3-4 мая 1999 года у Д’ркина после очередного курса химиотерапии произошло кровоизлияние в желудок. Он чудом выжил. Подруга семьи с помощью Вениной телефонной книжки обзвонила все имевшиеся там номера с просьбой о помощи, после чего начались благотворительные концерты и сборы денег. Многие поклонники таланта Д’ркина писали ему письма. Среди писем, приходивших Вене, были и детские. В одном из писем рядом с кривым солнцем с карандашными лучиками печатными буквами было написано «ТВОИ ПЕСНИ КАК СОЛНЫШКО! ВЫЗДОРАВЛИВАЙ!».

В конце июня друзья перевезли Д`ркина в Москву в институт Гематологии РАМН, где ему был поставлен новый диагноз - лимфосаркома. Теперь уже трудно сказать, был ли ошибочным первый диагноз, или во время болезни произошло перерождение раковых клеток. В Москве врачи боролись за жизнь Вени еще полтора месяца, но после очередного кровоизлияния 11 августа он был выписан без надежды на выздоровление. Петр Глухов рассказывал: «Все это время Др. находился в полном и абсолютно ясном сознании. У него как бы уже не было тела, он был одновременно еще здесь и уже там... Его высказывания иногда ставили в тупик, но никогда не были бредом. Полина потом жалела, что не записывала, потому что непонятные высказывания, естественно, в основном забылись. Я неоднократно, но безуспешно пытался хоть как-то передать словами то ощущение измененной реальности, которое было у всех, окружавших Дрантю в последний месяц. Мне кажется, он умер просветленным. В момент смерти по верхушкам сосен прошел сильный порыв ветра, хотя в целом погода была ясная».

Веня Д’ркин ушел из жизни 21 августа 1999 года в городе Королёв Московской области. Накануне он попрощался с женой. Сказал, что надо уходить. 25 августа он был похоронен в Свердловске.

В единственном письме к поклонникам Вениного творчества его жена, Пэм писала: «Все великие люди – поэты, художники, актёры..., назовём их просто – «Волшебники» являются зеркалами, в которых каждый видит только своё отражение. И это отражение гораздо прекраснее того, что видят окружающие нас. Ведь так? Там, в наших любимых зеркалах, мы сильные, и очень красивые, а главное – нас там любят, или, быть может, позволяют любить себя. Ведь все мы лучше и, стало быть, чище. Но только зеркала хрупкие. Они иногда разбиваются почему-то. Может быть, просто не могут вынести нашего «великолепия». Вы не задумывались? Увидеть, почувствовать, изобразить, окунуть нас в чудо и отразить нам себя самих в нем. Это и есть волшебство. И оно не уходит даже после смерти волшебников. Цена такого волшебства очень высока, иногда нестерпимо. Я это точно знаю. Поэтому, честно говоря, сильно не вникаю в происходящее вокруг Дранти после его смерти. Там для меня всё ещё опасно».

В память о Вене Д’ркине проводятся музыкальные фестивали ДрФест, Вестень Свят Лета и Веничкина радуга. По мнению многих музыкальных критиков, Веня Д’ркин был одним из самых ярких рок-авторов 1990-х годов. Елена Самойленко рассказывала: «Сказки Д’ркина исполнены добра и надежды. При этом они лишены пафоса, сказочной морали, чёткого разделения добра и зла. Они искрятся юмором, человеческим сочувствием, ощущением обыкновенного чуда рядом. Мне довелось знать его совсем немного, мельком увидеть в Антраците, в уже ужасный 99-й. Но я помню только мягкий, тёплый свет, добрый, живой юмор со здравой долей иронии. Смех окружающих, спокойную атмосферу. Он пел что-то из своего, потом много советских шлягеров, детских песен, от которых поневоле улыбаешься. И не чувствовалось в нём никакого надрыва, никакой истеричной боли, страха, попытки выплеснуть гложущий внутренний диалог вовне. Нет. Он отдавал только неведомо откуда доступный там, за гранями безысходности, свет, согревал, заботился, жил, не глядя в следующую минуту. И учил этому остальных. И, кажется, у него это получилось. У тех, кто начинает говорить о Вене, глаза загораются озорными звёздными улыбками, и, кажется, никакое время не властно над этой памятью. Думаю, он на случай этих звёзд «все желания задумал заранее».

Вернулся с неба, принёс гостинцы.
Вот это людям, а это детям.
А это птицам. А это, видишь,
Себе обновку на небе справил.
Плету корзинки, конверты клею.
И умираю, и не умею…