Кот и залёт

Я слышал и читал бесчисленное множество армейских историй, когда бравые и лихие вояки на раз-два обводили вокруг пальца тупых и ограниченных офицеров. А вот офицеры, мне кажется, сидя за стаканчиком с сослуживцами, никогда не станут хвастать своими победами над подчинённым составом. И это понятно. Не велика доблесть обмишурить шкодливых мальчишек. А вот как они, благодаря своей природной смекалке и врождённому остроумию, накалывали старший офицерский состав – тоже баек не счесть. Интересно, о чём рассказывают представители генералитета во время дружеских посиделок? На эту тему - анекдот. В одном купе оказываются вместе ранее незнакомые лейтенант, майор и генерал. Генерал предлагает расслабиться, выпить и далее "без чинов". Ну, выпили, разговорились.
Лейтенант:
- Мне вчера друзья такие проводы устроили – блеск! Вина – залейся, гитара, три девчонки … Я всех троих ублажил!
Майор:
- Мои меня тоже неплохо проводили. Дорогой коньячок, пульку расписали, я полтосик выиграл!
Генерал (мечтательно прикрыв глаза):
- А я вчера так хорошо покакал…
К чему это я? А, ну да. Короче, был в нашем батальоне один вечный капитан. Котов была его фамилия. Соответственно – кличка Кот. Внешности он был непрезентабельной – светло-рыжий, лысоватый, небольшого роста, серые глаза с невидимыми ресницами и бровями. Но мужик и офицер, при этом, был настоящий. Солдаты его уважали и побаивались, так как он был ещё и умный. Все наши хитрости раскусывал, как бурундук орешки, любую нычку или тайничок вычислял на раз. Поэтому, несмотря на любовь и уважение, к его кличке неотвязно прилипло небольшое добавление. И хоть он нас никогда не сдавал верхнему руководству, а наказывал сам, часто можно было слышать: «Кот-сука, тайник нашёл, дембельский альбом почикал, только фотки вернул!» или «Кот-сука в самоходе поймал, теперь с нарядов не выползешь!».
А вот руководство его не любило, так как предпочитал он говорить то, что думает, не боясь чинов и званий. Так и сидел он в комроты с четырьмя маленькими звёздочками на покатых плечах.
Срок моей службы к тому времени перекатился в четвёртую четверть, то есть стал я полноправным «дедом». Не за горами маячил великий солдатский праздник – «Сто Дней До Приказа». У осеннего призыва он отмечался 19 июня, у весеннего – 19 декабря. По традиции, в ночь на 19-е надо было напиться в хлам. Традиция старая, поэтому офицеры в эти ночи были на чеку. А в этот год, на волне борьбы с «дедовством» и неуставными отношениями, они лютовали особо. Были проведены зачистки, шмоны и лекции о правильном образе жизни. А так же из штаба от друзей пришло предупреждение об особом режиме несения наряда для дежурного и его помощника в заветную ночь. Наряд был удвоен, а в каждом подразделении должен был ночевать, но не спать, какой-нибудь офицер. Ключи от художки, двух каптёрок и сушилки были заранее изъяты у ответственных лиц.
В общем, щемили со всех сторон. Ну, водочку-то мы закупили заранее и с избытком, и спрятали её не на территории части, а в лесу. Но как справлять?! Ведь по любому повяжут и допить не дадут. К тому же наш писарь подслушал разговор комбата с ротными, что бдительный режим следует продлить ещё на пару-тройку ночей, так как хитрые деды, по мнению, кстати, Котова, обязательно перенесут пьянку на потом. И Кот-сссука был абсолютно прав, мы именно так и задумали!
Послеотбойный консилиум дед-состава собрался в художке для решения проблемы, благо запасной ключ от неё у меня всё-таки был. Как, кстати, и у всех остальных наделённых дополнительной ответственностью были ключи от своих вотчин. Было нас человек двадцать, остальные кто разъехались по командировкам, кто остался в Афгане. После долгих дебатов и споров с блюстителями замшелых традиций на-гора вылезло гениальное решение – отметить святой праздник за ночь до обычной даты. Этого отцы-командиры предположить не могли, даже Котов. Тем паче, перед режимной ночью они будут отсыпаться, готовясь к своей подлой травле. Диспозицию продумали до мелочей. С четырёх сторон казарму должны были охранять молодые и сообразительные бойцы, спрятанные в секреты и засады. Смены организовали по два часа, как положено. Ответственность и обязанности разводящих возложили на сержантов младшего призыва. В награду караулу обещали ништяки и вкусняшки. Уточнили в штабе, кто будет дежурить. Выяснилось: помощником будет прапорщик Колесников, который гарантировано сбежит к какой-нибудь бабе и там нажрётся, он всегда так делал, а дежурным назначен старший лейтенант Крысенко, тот ещё придурок. Полностью соответствовал своей фамилии и внешне, и по характеру. Его кличку, я думаю, вы уже додумали сами. Вот только глуп он был не по крысиному.
Итак, ночь с 17 на 18 декабря. Мы сидим в художке и красиво празднуем – с песнями, танцами и балагурством. Идея справить заранее начала нравиться даже её противникам. Веселье затянулось до трёх часов ночи. И тут Лёха Зуб сделал фатальную ошибку. Как выяснится позже – и не одну. Его вдруг сентиментально потянуло на гуманизм, в обычном состоянии ему отнюдь не свойственный. Он втихаря спионерил со стола бутылку водки, кулёк закуски и пошёл дозорить наши посты, наливая «бедным салабонам» по пол-стакана «за дедушек и скорый дембель». Потом он повторил обход, так как ему понравилась искренняя благодарность караульных и скупые мужские дифирамбы, которыми они его одаривали. Чем полностью перевёл нашу охрану из режима боевой бдительности в состояние безалаберности и попустительства.
А Крысе, почему-то, в эту ночь не спалось. И он, зачем-то, решил сделать обход подразделений. И начал, отчего-то, с нашего. Когда он подошёл к казарме, из кустов с ним вежливо поздоровалась засада. Удивлённый Крыса так же вежливо ответил, открыл дверь и вошёл в помещение. Там удивился ещё больше, потому что дневального на тумбочке не было, а откуда-то справа раздавалось приглушённое дверью весёлое хоровое пение о тяжёлой солдатской жизни. Крыса пошевелил носом и пошёл на звук. За ним синусоидально двигался наш караульный, на ходу пытаясь отговорить Крысу от столь безрассудного поступка. Убеждённость странного солдата нервировала его, но природное любопытство взяло верх. Подойдя к двери художки Краса резко открыл её. Песня, оборванная на взлёте, пару раз аукнулась в других концах казармы и стихла, как по взмаху дирижёра. Из-за Крысиной спины высунулась пьяная морда и спокойно констатировала:
- Шухер. Крыса.
И вот что удивительно. Шухер почему-то не начался. Все молча встали и без суеты, по одному стали выходить из художки и разбредаться по просторам казармы. Последним вышел я, погасил свет и захлопнул дверь перед носом дежурного. И пошёл в сторону своей койки. Крыса вышел и ступора, догнал меня и стал требовать, чтобы я открыл ему дверь. Я отказался, мотивируя это тем, что у меня нет ключа.
- Но вы же только что были там, – задохнулся Крыса, - значит ключ есть!
- Нету, - парировал я и вдруг добавил, - и нас там не было.
Дальнейшие выпады Крысы я диагностировал как глюк и отказался от дальнейшей дискуссии. Крыса мелко подпрыгнул и пошустрил по взлётке в сторону канцелярии. Там он что-то покричал в телефон и, выйдя, громко объявил:
- Вот сейчас Котов приедет, он с вами разберётся!
Эта информация нас несколько напрягла. Но, посовещавшись, мы решили продолжать валять дурака в том же стиле и при Котове, валить всё на хроническое недосыпание Крысенки и отсутствие ключа.
Через полчаса в казарму ввалился ну очень злой Кот. И я могу его понять. Первым делом он выслушал детальный доклад Крысы. Потом начал меня будить. Я, конечно, не спал, но изобразил обиду на внеплановый подъём. Выслушав мои контрдоводы, Кот принюхался и резюмировал:
- Ты пьян. Значит Крысенко не врёт. Значит вы решили отметить сто дней на день раньше. Значит ключ у вас есть. Значит в художке бардак. И вы хотите всё прибрать до утра. Но я вам этого сделать не дам. Пусть комбат с утра посмотрит, что вы там устроили, и полетите вы всем составом на губу. Отбой.
Я ж говорил - он был умён. Не Котом его надо было назвать, а Лисом. А лучше – Рыжей Сволочью. Он ведь чего удумал: опечатал дверь художки в трёх местах и единственное окно принесённой с собой печатью. А пластилин размазал, чтоб лезвием не срезали.
Однако, надежда ещё оставалась. Кое-чего он не учёл, несмотря на продемонстрированные дедуктивные способности. Был у меня тайничок, который даже сука-Кот не смог найти ввиду его сложности. Дощатые стены казармы были обиты крашеным оргалитом. Я оторвал плинтус, отогнул обивку, выпилил квадрат 50х50 из стены, оргалит вернул обратно, приклеив к нему плинтус. Таким образом, за обивкой у меня получилась ниша для хранения контрабанды. А также – скрытый запасный вход! С другой стороны была столярка, ключ от которой, как вы уже наверное догадались, тоже был у нас.
Мы подождали, пока Кот задремлет в комбатовском кресле, куда он пристроился до утра, и приступили к операции «Прощай улики». В столярке тихонько была вскрыта обивка и через мой тайник в в художку запустили четверых проштрафившихся часовых. С указанием вылизать, как перед приездом Министра Обороны. Через полчаса они выползли обратно и приволокли с собой остатки банкета, заботливо сложенные в большой портфель, с которым когда-то кто-то приехал в полк.
И вот тут нам бы успокоиться и лечь спать… Но нет, в какой-то безрассудной браваде мы решили эти остатки добить. В живых к тому времени осталось только семь бойцов. Мы расположились у меня на кровати и потихоньку, как нам казалось, продолжили веселье. Минут через двадцать нас ослепил свет ручного фонарика, который держал в руке Кот. Сука. Он аккуратно сложил всё обратно в портфель и ушёл с ним досыпать, пообещав нам семерым дополнительную кару.
Позвольте мне себя процитировать: однако, надежда ещё оставалась! Мы предположили, что когда прозвучит команда «Подъём», Кот не будет продолжать сидеть у комбата с портфелем между ног. Он обязательно выбежит по малой нужде. И, наверняка, без палевного портфеля. Так и вышло. После подъёма Кот-сука выскочил из кабинета, запер (!) его и поскакал в сторону уличного сортира. Ну, вы же понимаете, КЛЮЧ У НАС БЫЛ!
Всё-таки должен без ложной скромности признать, что мы тоже отличались способностями Птицы-Говоруна. Поэтому мы не стали умыкать портфель, только вынули из него спиртное, а закуску оставили. И ещё подбросили туда кое-что, о чём я скажу позже. Спиртное отдали Зубу, чтоб где-нибудь спрятал, так как ему надо было уходить на кухню, где он, кстати, был в наряде.
Все утренние процедуры, предписанные распорядком дня были завершены, и в подразделение начали стягиваться офицеры батальона. Они собрались у комбата, пошушукались и объявили построение. Солдат младших призывов быстро разогнали по разным делам, а дедов оставили в строю. Так мы и стояли – двадцать дедов, а напротив четырнадцать офицеров и прапорщиков, а также приглашённый на правило Крысенко. Покачалив недлинную паузу, вперёд вышел комбат и закатил укоризненную речь, начинавшуюся словами «Ну, что же вы, сынки». Мы старательно делали вид, что не понимаем столь сурового к нам отношения. «Ну, собрались после отбоя похомячить, юдоль солдатская не легка, иногда и позволяем себе перекусить чем мамка послала, не велика провинность, не салабоны, чай, можем позволить себе мелкое нарушение» – раздавался тихий ропот из строя.
- Так значит? – задумчиво произнёс комбат, повертел в руках ключ от художки и торжественно вручил его «герою дня» Крысе – Ну иди, старший лейтенант, показывай, что они там устроили.
И они всей толпой потянулись к заветной двери. Вперёд выскочил сука-Кот и начал осматривать девственность печатей. Убедившись в их сохранности, он дал отмашку, и Крыса торжественно два раза повернул ключом, и, даже не заглядывая внутрь, распахнул дверь, гордо глядя на остальных проверяющих. Оттеснив его, они недоумённо разглядывали помещение. Комбат, пожевав губами, заявил:
- Со дня образования художки, такого порядка я в ней не видел…
И медленно побрёл обратно.
- А я говорил, недосып или ещё чего похуже – с тревогой глядя на Крысу, буркнул я – Сейчас ещё Котов скажет, что мы пили.
После этих слов веснушки у Кота покрылись красными пятнами, и он рванул в кабинет за портфелем. Наверное начал о чем-то догадываться. Выставив портфель на тумбочку он по-очереди начал доставать из него солдатские деликатесы. Под конец, удивлённо пошарив по дну, он вытащил красиво разукрашенный поролоновый член, который мы как-то нашли в каптёрке во время инвентаризации и припрятал для какой-нибудь шутки. И шутка, надо сказать, удалась! Вид капитана Котова, изумлённо глядевшего на член в своей руке, вызвал прыскающее хихиканье не только у нас, но и у офицеров. А финальная фраза комбата «Что, лысый, друга нашёл?» взорвала хохотом всю казарму.
Короче, ничего нам за это не было. Тем, кто не поверит в подобный исход, попробую объяснить. Не знаю, как у других, а в нашем батальоне было незыблемое правило: не пойман – не вор. Конечно, нас могли начать обнюхивать, могли, наконец, просто поверить Крысенке и Котову. И, наверное, верили. Но красота отмазки тоже имела право на существование. Да, и кому надо было раздувать ЧП в собственном подразделении, им за это поощрения не светили, скорее наоборот. Кроме неместного Крысы, конечно. Но его быстро дезавуировали, пообещав опозорить на весь полк. И он усеменил от нас, обскользнувшись с триумфом, как отвергнутый жених.
Хотя, наказание всё-таки было. Когда всё уже закончилось, и замполит майор Сочнев, прохаживаясь перед строем, пытался вытянуть какую-то поучительность из произошедшего, с торца казармы, через запасный выход, неожиданно ввалился в хлам упитый Зуб, и, раскинув руки, как на плакате «Помощь голодающим», голосом провинциального трагика возвестил:
- Война!!!
И упал лицом вниз. Тут мы поняли, куда он спрятал оставшуюся водку.
Из кабинета вышел комбат, устало оглядел мизансцену и спокойно спросил:
- Что произошло?
- Зубов войну объявил – также буднично ответил ему замполит и резюмировал – всем разойтись, Зубову семь суток ареста.

***

По прошествии многих лет, я случайно встретил на Курском вокзале генерал-майора Котова. Мы посидели на радостях в вокзальном ресторане, повспоминали прошлое, помянули многих ушедших однополчан. И я, наконец, открыл ему тайну его тогдашнего провала. Он бил себя по веснушчатому, окончательно облысевшему лбу и рыдал:
- Ну как я не допёр?! Если не дверь и не окно, значит – стена!