Мы ушли искать бабушку
где им сажать картошку, и москвичи рванули скупать по дешевке брошенные
дома в деревнях Тверской, Рязанской, Калужской и других ближних
областях.
Купили и мы домик в Тверской губернии. На машину денег не осталось,
поэтому добираться приходилось ЖД транспортом. В основном электричками.
Ох, что творилось на вокзалах! Не знаю, как сейчас, давно не был.
Ну вот, суббота. Ленинградский вокзал. Народу в ожидании электрички
11.40 на Тверь как комаров на болоте. Огородники, рыбаки, байдарочники,
студенты, бомжи, мама не горюй! Мне до Твери, там пересадка и дальше.
Затарился я капитально. Велосипед, рюкзак и собака. Не болонка. Дог.
Стою я и грустно размышляю, как буду со всем этим хозяйством
пробиваться в вагон. А ведь еще и посидеть хочется. Ехать-то три с
лишним часа только до Твери.
Смотрю, рядом молодая симпатичная мамаша с двумя детьми лет примерно
пяти и семи, с чемоданами. Явно не москвичка. Потому что глаза у нее
заклинило в распахнутом положении навсегда от впечатлений. Детки
трескают мороженое, а мамаша, чувствую, терзается той же мыслью, что и
я. Как сесть с этим табором? Ну, я и подкатил к ней с предложением
объединить усилия. Я, говорю, возьму рюкзак и мальчика вашего, сяду,
место займу, а потом мы с вами уже затащим все остальное. Сказано — сделано. Сели мы удачно. Занял я крайнее «купе». Народу битком, но
желающих нас потеснить особо нет ввиду лежащей в проходе догини Даши без
намордника. Коммуникабельные дети за «погладить собаку» быстренько
выложили, что едут они в Калашниково (часа полтора от Твери в сторону
Питера) к бабушке. Едут из Тюмени, где их доблестный папка продолжает
повышать благосостояние семьи добычей нефти и подтянется позже. Ну и
зашибись! Мне еще дальше этого Алкашникова, значит, в Твери будем
действовать по отработанной схеме. Уже хорошо.
Девочка, младшенькая, по странному совпадению тоже Даша, захотела
писать. Мама ей — потерпи. А чего терпеть? Лучше не будет. Идите,
говорю, на перрон, и не стесняйтесь. Здесь сейчас как на передовой.
Сходили они удачно, возвращаются. Минуты три до отправления осталось.
Слышу — рев. Даша споткнулась и уронила сандалик между перроном и
вагоном. Мама говорит — наплевать. А Даша сопли по щекам размазывает:
новенькие сандалики, только купили! Ну, ее можно понять. Выскочила
маманя посмотреть, нельзя ли как нибудь сандалик достать, тут-то двери и
закрылись.
Я в окошко вижу проплывающее мимо изумленное лицо. До-о-олго помнить
буду.
Про стоп-кран я даже не думал. Какой смысл? Пока доберешься до него,
пока народу объяснишь, — руки оторвут.
Едем. Прокачиваю в мозге варианты. Сойти где-нибудь? А смысл? Сойти и
вернуться? И чего? Сдать детей и багаж ментам? Вариант. Но сколько из
меня менты душу будут вынимать? И через сколько мама с детьми
встретятся? Еще бы знать, что в голове у этой курицы. Так, про эту
ворону без вещей, денег и документов, которая осталась на перроне в
Москве, вообще не думать! Сама пусть выпутывается! Доехать до Твери и
оставить детей там? Хорошая мысль. Но где Тверь, там и Калашниково. Я
знаю пункт их назначения. И она знает, что я знаю. Если у нее в голове
не совсем труха — определится. Решено! Едем до Калашниково!
Так! Теперь дети. Даша орет. Это нормально. Надо бы их как-то различить,
а то откликаются обе. Значит, собака останется Дашей, а эта будет
Дарьей. Очень хорошо! Публика окружающая косится и шушукается. Насрать
на публику! А вот парнишка, Коля, мне не нравится. Очень спокойный
какой-то. Не ревет, не требует повернуть поезд. Не суетится. Смотрит мне
в глаза и говорит: "Дядя! Вы ведь нас не бросите?" О, Боже! Чуть слезу
из меня не вышиб.
Много хорошего я про этого пацана про себя потом сказал. Такой сибирский
мужичок. Семь лет. Успокоил сестру. Без сюсюканья. Сказал: хватит
реветь, та и притихла. Да, серьезно в этой семье поставлен вопрос
непререкаемости мужского авторитета. Накормил всех нас, четверых,
булочками, напоил минералкой. Достал из кармана сумки билеты, документы,
деньги, отложенные видимо на дорогу от основной суммы, отдал это все мне
и уж окончательно расслабился.
Один раз за всю дорогу я чуть было не смалодушничал. Идет по вагону
милицейский патруль. И смотрю, бабка ряда через три от нас тормозит их и
начинает чего-то втирать. На нас косятся. Ну и ладно, думаю. Значит,
судьба. А Коля это дело просек и говорит: я в милицию не хочу. Так. Ваши
документы! Вот наши документы. Куда следуем? В Калашниково. Это ваши
дети? Мент, ты же видишь, что это не мои дети. Я их сопровождаю. А вот
нам гражданка сказала, что у них мать отстала от электрички. Да нет,
мать их (иху мать!) нас провожала. (Хорошо, что я не стал дергаться и
орать, когда электричка тронулась). Сама осталась в Москве. Будет позже.
Ты чего хочешь-то, мент? С вами пройти? Хорошо. Тогда вот бери
велосипед, рюкзак, два чемодана, собаку, девочку (не дай Бог разбудишь)
и пошли. А сам про себя вспоминаю, есть у нас в УК уже статья о
кинднеппинге или нет еще? И тут Коля говорит: "Дядя Андрей, я писать
хочу!" Это произвело на ментов впечатление. Почесали они тыквы и
свалили.
Повел я мальца в тамбур. Чего ж, говорю, ты дяденек милиционеров не
любишь? А от них, говорит, пахнет всегда плохо — водкой и носками.
Так. Тверь. Конечная. Чемодан раз, мамина сумка, Даша, чемодан два,
Дарья, велосипед, рюкзак, Коля замыкающим. Е-мое! Дарья в одном
сандалике. Нехорошо по чужим вещам лазить, а что делать? Коля, ищем
обувку. Нашли. Люди добрыи-и-и-и! Сами мы не местныи-и-и-и! Помогитя,
кто чем моге-е-ет! А именно — перебраться на другой перрон, где
электричка на Бологое. Ну, людьми добрыми наше отечество не оскудеет.
Лишь бы чемоданы не спиздили. Но я не представляю, кто тут может бегать
быстрее Даши. С чемоданом. Помогли нам три солдата — срочника. Мы
отблагодарились сигаретами и пивом. Все довольны. Ура! Едем дальше!!!
Калашниково. Хорошо, что мы озаботились сесть в первый вагон. Так! Коля,
вперед! Тормози локомотив, что б нам сгрузиться успеть. Ну, до чего
толковый пацан! Дарья, мамина сумка, велосипед, рюкзак, чемодан раз,
чемодан два, Даша последней, у нее, если отстанет, телефон и адрес на
медальоне выбит, а в обиду она себя не даст. Все!!! Коля! Отпускай
паровоз!
Сели на травке. Чувствую, устали все. Я и сам бы прилег и задремал.
Часов шесть уже в дороге. А сколько они еще от своей Тюмени ехали? Так!
Не ныть! Я капитан этого непотопляемого судна. Коля — боцман. Дарья
будет штурманом. Даша — лоцманом. Понюхает Дарьину ножку и приведет нас
прямо к бабушке. Всем молчать! Капитан думать будет.
А чего думать? Два варианта. Сидеть и ждать маму-ворону. Раз. И
попробовать найти бабку. Два. А как? Двинуться со всем скарбом и
спрашивать у каждого, не живут ли внуки в Тюмени? Не такое уж и большое
это Калашниково. Тыщь пять населения. За неделю управимся.
Так! Экипаж, слушай мою команду! Боцман пойдет и найдет мне кусок мела,
известки, или на худой конец кирпича. Штурман завязывает лоцману бантики
на всех местах. Лоцман это терпит и бдительно охраняет такелаж. Капитан
уходит в разведку.
Через пятнадцать минут я знал, где живет бабушка. А так же с кем, какую
держит скотину, что сегодня с утра топила баню, а Пашке ейному на
прошлой неделе набили рожу. И правильно.
Вечером, когда мы сидели в летней кухне и уплетали клубнику с молоком,
прижимая к груди сандалик появилась мама-ворона. От нее за версту пахло
валидолом, корвалолом и настойкой валерианы.
Потом она сказала, что нисколечко не волновалась. Почему-то сразу
решила, что я порядочный человек, детей никуда не сдам и довезу их до
Калашниково. И заплакала один раз всего только. Когда, подъезжая к
Калашниково, увидела огромную надпись во весь перрон кирпичом по
асфальту: "МАМА!!! МЫ УШЛИ ИСКАТЬ БАБУШКУ!!!"
39 комментариев
8 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена8 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена8 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена