Злой медик

Пожилой мужчина, 74 года. Упал, потерял сознание, пришел в себя, но сам подняться уже не смог: ноги отказали, рука не двигается, один глаз смотрит куда-то в сторону. Предварительный диагноз - острое нарушение мозгового кровообращения (ОНМК/инсульт).
Прилетаем на вызов минут за 15 с учетом пробок. По словам невестки, она нашла свекра в 7 утра у туалета. Как долго он пролежал на полу, никто не знает. Но к моменту нашего приезда на часах уже 13:45! Естественно, недоумеваем, почему нас вызвали только через шесть часов.
У дедушки кровь на ушах, кровоподтеки на шее, в крови руки, на некоторых пальцах посиневшие ногти. Недоумение наше растёт.
Сын больного признаётся, что не вызывали скорую, так как сами хотели справиться.
- Вы медики? – спрашиваю.
- Нет! Но у жены мама от инсульта умерла, потому что врачи все неправильно сделали!
Итак, картина не маслом и даже не мёдом. Картина иглами: вместо того, чтобы снижать давление, «просвещённые» сын и невестка, шесть часов подряд пытались «вылечить инсульт» у старика по методу некоего китайского профессора.
- Мы все делали как написано, - возмущается невестка. - И кровопускание делали, и иглу зажигалкой прокалили, чтобы обеззаразить. Надо было ему каждый палец проколоть ближе к ногтю, кровь пустить, но он дергался, поэтому мы пару раз под ноготь попали. Потом перекололи рядышком.
- А на ушах кровь почему? – не выдерживает мой фельдшер.
- Ну как же! У него рот искривлен, чтобы рот встал на место, надо было за уши потянуть до красноты. Ну, ухо немного порвалось! – рассказывает сын, который видимо и возвращал рот родного отца на место.
В общем, только после неумелых манипуляций и попыток «вернуть рот в нормальное положение», эти гуманисты вызвали скорую.
Против госпитализации горе-спасатели возражать не стали. Но в больницу никто из них сопровождающим даже не поехал.
Через несколько дней я специально поинтересовалась в больнице судьбой дедули, так как случай из головы не выходил. Худшие опасения сбылись: дедушка скончался. Произошло это на вторые сутки госпитализации. Врач неврологического отделения сказал: «Если бы раньше «скорую» вызвали – выжил бы стопроцентно. Еще бы и бегал».
По поводу того обращался ли кто-нибудь в полицию - не известно.

Женщина, 55 лет.температура 38.0, понос, рвота, слабость, головокружение.
В квартире муж и жена.
Пациентка - тетушка под центнер весом, больна в течение 8 часов. За это время рвота 10 раз, жидкий стул 8 раз. Попытки пить вызывают тошноту и рвоту. Лекарства принять, соответственно, не может. Самочувствие не улучшается, в связи с чем и вызвала скорую помощь.
Из анамнеза: накануне вечером была на юбилее у подруги, в ресторане.
Собираем пищевой анамнез (что ела).
- Перечислите продукты, которые вы ели
- Ну я не так много и съела, всего по чуть-чуть.
В дверях появляется муж.
- Давай, давай, расскажи чего и сколько ты СЪЕЛА!
- Нууу..., когда мы пришли, нам подали закуски. Колбаска была очень вкусная, нескольких видов. Я все попробовала - с гордостью сказано. - Ну и рыбки там, всякой, тоже поела. Еще суши там были. Попробовала. Потом салаты: крабовый, столичный, венигрет, мимозу. Да всего и не упомнишь.. Потом горячее принесли-свинину запеченную по-французски. Я почти все съела. А, еще про жульен забыла! Очень вкусный у них жульен. Вино пила. Красное, белое. водку не пила - не люблю!
- Это все?
- Вроде все...
Слышу покашливание за спиной, поворачиваюсь и наблюдаю мужа пациентки, медленно покрывающегося багровыми пятнами. И тут "Остапа понесло"..
- Все говоришь?! Больше ничего не ела? Доктор, не верьте ей! Она не просто ела. Она жрала! Жрала, как голодная саранча, дорвавшаяся до пшеничного поля. Мне так стыдно никогда не было. Я пытался ее остановить, ведь у Маши (так жену зовут) холецистит хронический (без камней), да и с печенью не все в порядке. Да она меня не слушала. Ела, как не в себя. Насилу увел. Так она, одеваясь, вдруг вспомнила, что торт не попробовала. И что вы думаете? Вернулась и съела два куска торта с кремом. Ну а ночью ей стало плохо. Ведь так, Маша?
- Угуууу.....
- Ну, что я могу сказать... Надо госпитализировать.
- А я так и знал. Вот, уже и вещи заранее собрал. Маш, только ты посмотри, ничего я не забыл? А то я к тебе не приеду. Даже не проси! И забудь слово "продукты"!
- А дома никак нельзя полечиться?
Я и муж хором: НЕТ!!!
Пациентка была госпитализирована в инфекционное отделение с диагнозом: ПТИ, Хр. некалькулезный холецистит, обострение. Синдром интоксикации.
Уже в приемном покое врач, прочитав пищевой анамнез, сказал, что это не анамнез, а меню.

Нет, ну я ко всему могу привыкнуть - и к различным "аксессуарам" застрявшим во влагалище, и к пьянющим роженицам, и к народным средствам вместо КОКов, и к полнейшему незнанию отчего и как можно забеременеть, к утренним сканадалам типа "Я выпишусь, вы не умеете лечить, я пошла рожать в скиты, отойдите от меня убийцы! Аааа!" но вот к "домашним абортам" спицами, шилами, ножами, чуть ли не штопорами - не могу. Не могу и всё.
Вчера привезли опять такую "многодетную мать" - четыре рубца на матке, трое детей живы, правда живут не с мамой ибо мама только откинулась, один утонул - нормальный соц. анамнез.
Осознав в очередной раз что живот растет не из-за булок, мадам полезла в себя железной спицей. Плод то погиб, а родиться не захотел. И кровушка потекла, почему-то. И лежит оно, беспокоится, как там в письке у нее обстановка? Сношаться потом сможет ли?
Не, она не о детях своих думает, не о том, что помереть может вообще - ей важно знать, как там на счет посношаться в последствии? Помех не будет?
В который раз убеждаюсь, что либо принудительную стерилизацию надо вводить, либо беби-боксы по стране открывать. Потому что ипстись они очень не против, а вот про кондомы-спирали слыхом не слыхивали, да и денег на сии приколы у них не имеется, ибо впервую очередь надо водоффьки купить.
Исход истории? Матку оставили. От стерилизации мадам отказалась.
"Приходите к нам ещё!"

Однажды мы дежурили с хирургом, вечером он мне звонит из приемного покоя:
- Спустись, пожалуйста, тут парень с болями в груди, кажется,
по твоей части.
Я пошел в приемник. Лежит парень лет 25-и. Лицо красное, руки трясутся,
и замечательно несет перегаром. Явная алкoгольная интоксикация.
Ну, думаю, раз боли есть, сначала кардиограмму запишем.
Включаю аппарат, провода разматываю, а сам спрашиваю:
- Ты пил вчера?
Парень молчит, в потолок смотрит. Тут встрял хирург:
- Да-а, видно, прилично накатил. И вчера, и сегодня. Сколько ж ты выпил?
Тот молчит, трещинку на потолке рассматривает. Тогда хирург берет его
за руку:
- Дорогой товарищ, вас спрашивают, сколько и чего вы вчера выпили?
Тут парень очнулся, на нас посмотрел и говорит:
- А-а, я думал, вы между собой разговариваете...

Мне никогда не забыть, как однажды по вызову наша бригада приехала к пожилому священнику, которого свалил инфаркт. Он лежал на кровати в тёмно-синем подряснике с небольшим крестом в руках. Объективные данные говорили о кардиогенном шоке. Давление крайне низкое. Больной был бледен, с холодным липким потом, сильнейшими болями. При этом внешне не просто спокоен, а АБСОЛЮТНО спокоен и невозмутим.
И в этом спокойствии не было никакой натяжки, никакой фальши. Мало того. Меня поразил первый же заданный им вопрос. Он спросил: «Много вызовов? Вы, наверное, ещё и не обедали?» И обращаясь к своей жене, продолжил: «Маша, собери им что-нибудь покушать». Далее пока мы снимали кардиограмму, вводили наркотики, ставили капельницу, вызывали «на себя» специализированную реанимационную бригаду, он интересовался, где мы живём, долго ли добираемся до работы. Спросил слабым голосом, сколько у нас с фельдшером детей и сколько им лет.
Он беспокоился о нас, интересовался нами, не выказывая и капли страха, пока мы проводили свои манипуляции, пытаясь облегчить его страдания. Он видел наши озабоченные лица, плачущую жену, слышал, как при вызове специализированной бригады звучало слово «инфаркт». Он понимал, что с ним происходит. Я был потрясён таким самообладанием.
Через пять минут его не стало.
Странное, не покидающее до настоящего времени чувство вызвала во мне эта смерть. Потому что чаще всего всё бывает вовсе не так. Страх парализует волю больных. Они думают только о себе и своём состоянии, прислушиваются к изменениям в организме, до последнего вздоха цепляются за малейшую возможность жить. Всё что угодно, но лишь бы жить.
В квартирах, где нет места иконам и крестам, но зато есть плазменная панель во всю стену, где в передней просят надеть целлофановые бахилы, несмотря на тяжёлое состояние больного, вообще, бывает, разыгрываются «истерики последней минуты». Со стонами, метанием по постели, хватанием за руки, заглядыванием в глаза, беспрестанным переспрашиванием о своём положении и его прогнозе с целью поймать во взгляде врача, его голосе, словах хоть какую-то призрачную надежду на чудо исцеления.
Такие больные перед впадением в бессознательное, предагональное состояние просто «измочаливают» родных и окружающих своим страхом. Медики чувствуют себя после такого неудачного исхода обессиленными. Но не потому, что не смогли оказать помощь в полном объёме и спасти пациента. Опустошённость и потерянность испытываешь оттого, что смерть здесь победила человека.
К слову сказать, точно такие же «побеждённые» страхом больные встречаются там, где все стены увешаны иконами, столы завалены религиозной литературой, везде сумеречно мерцают лампады, а больные вместо прописанных врачами лекарств пьют только святую воду, многие литры которой в разной таре можно увидеть повсюду в квартире.
А вот после смерти того священника до сих пор, как ни странно, во мне живёт чувство тихой радости. Там смерть не одержала победу. И когда я «прокручиваю» в памяти 2–3 подобных случая из моей практики, сам собой возникает вопрос: «Смерть, где твоё жало?»