Поэты-убийцы

Сейчас, спустя более чем четверть века после крушения коммунистических идеалов, не многие вспомнят террориста, который отдал свою жизнь в борьбе за революцию. Нет, не 1917 года, юбилей которой только грядет. Речь идет о народных волнениях 1905-1907 годов. Именно тогда бывший студент, получивший в среде эсеров («социалистов-революционеров») партийную кличку «Поэт», взорвал московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Убийство градоначальника готовилось долго и тщательно, и было осуществлено не с первого раза. Так, незадолго до рокового дня Каляев отказался от идеи бросить бомбу, поскольку в карете с князем ехали дети его брата.
«Я думаю, что поступил правильно, - с глубоким волнением сказал он, - разве можно убить детей?»
Всего спустя два дня, 4 февраля он все же бросил бомбу у Никольских ворот. Карету разорвало в щепки, впрочем, как и самого генерал-губернатора с его кучером.

Каляев был задержан, и препровожден в участок. Вот как об этом рассказывал сам террорист: «Я бросал на расстоянии четырех шагов, не более, с разбега, в упор, я был захвачен вихрем взрыва, видел, как разрывалась карета. Помню, в меня пахнуло дымом и щепками прямо в лицо, сорвало шапку. Потом увидел шагах в пяти от себя, ближе к воротам, комья великокняжеской одежды и обнаженное тело… Я огляделся. С лица обильно лилась кровь, и я понял, что мне не уйти, хотя было несколько долгих мгновений, когда никого не было вокруг».
Через три дня его в тюрьме посетила супруга покойного – великая княгиня Елизавета Федоровна, набожная женщина. Та самая, которую большевики позже голой и живой сбросят в шахту. Она пришла, чтобы понять его поступок и на прощание подарила ему икону.
По поводу этого события Иван Каляев написал следующие стихи:

Вдруг женщина в черном,
как призрак, вошла.
«Жена я его», - мне сказала.
И за руку крепко, присевши, взяла
И, глядя в лицо мне, рыдала.
И вспомнил я слёзы и эту печаль,
Я мать свою вспомнил родную,
Когда уходил я в безвестную даль,
Склонившись к ее поцелую.


Иван Каляев был повешен в Шлиссельбургской крепости.

Этого яркого политика, который во многом создавал атмосферу на заседаниях Государственной думы, кто-то вспомнит за его приверженность к престолу и беззаветную любовь к монархии, а кто-то отыщет в своей памяти скупые данные о том, как он, освобожденный из советской тюрьмы побежал догонять добровольческие отряды Белой армии, после чего, в возрасте 49 лет скончался в Новороссийске от сыпного тифа.
Так или иначе, но Пуришкевич, пожалуй, фигура – которая во многом олицетворяла эпоху. Это был человек действия. То есть политик, за словами которого стояли поступки.

Так, именно он убил Григория Распутина, мистического «друга» царской семьи. Именно он был одним из черносотенцев (крайне правой партии), который продолжил борьбу за свои монархические идеи даже тогда, когда никакой монархии уже не было.
Именно он в октябре 1917 года руководил группой, поджидавших генерала А. Каледина, которому он писал следующее: «Властвуют преступники и чернь, с которой теперь нужно будет расправиться только публичными расстрелами и виселицами».
Но мы хотим предложить вашему вниманию стихотворение совершенно другой тематики. Дело в том, что Владимир Пуришкевич был ярым антисемитом, и одним из идеологов еврейских погромов в 1905 году, когда по всей стране было убито свыше полутора тысяч человек, а три с половиной тысячи получили ранения. Что характерно, лишь половина жертв еврейских погромов оказалась евреями…

Итак, Владимир Пуришкевич:

Гей, народ, молодцы из торговых рядов,
Православные русские люди!
Вон их! к чёрту! носителей смутных годов,
Что сдушили славянские груди!
Пусть исчезнут, как дым, как негодный туман,
Сотни лет проживали мы дружно,
А сейчас погибаем от скорби и ран.
Пусть и беден народ, пусть народ наш и пьян.
А жидовской Руси нам не нужно.



Мы специально поместили в статье стихи двух людей самых разных взглядов: Ивана Каляева, сына полицейского – но при этом террориста и убийцу, и Владимира Пуришкевича – внука свяшенника, который сам убил «старца» Распутина и призывал расправиться с иудеями – богоизбранным народом.
Такое могло произойти только тогда, в начале 20 века.