Чай с кексом. Фельдшер — о том, как опасно путать подарки

Помощи ждать не приходилось. Жена давно померла, а дочь спозаранку ушла на работу. Да и не нужна была особо помощь "старому солдату, не знающему слов любви".
Грязное бельё полетело в стиральную машину, коробочки с пакетами рассортированы по ранжиру и содержимому: съестное и "горючее" было отнесено на кухню. Остальные сувениры расположились в две шеренги на застеленной покрывалом койке внука.
После того как стиралка поглотила и стала накручивать первую порцию белья, дед угомонился. Подышав на балконе свежим воздухом, вперемешку с припрятанной от своих "беломориной", с чувством глубокого удовлетворения он вернулся на кухню и заварил себе чай.
Чай дед пил крепкий, несмотря на увещевания дочери поберечь сердце.
Разложив на кухонном столе привезённое внуком изобилие, отставной солдат узрел пару небольших коробочек с нерусскими буквами. Иностранным языком дед не владел, но красочное оформление коробочек не давало повода усомниться, что внутри были то ли конфеты, то ли небольшие пирожные.
Сладкое дед любил, хоть и ел его немного, вознаграждая себя за трудное детство и нелёгкую военную службу. Рассудив, что на Новый год, до которого оставалось дня три, хватит и одной коробочки, дед распечатал вторую и не ошибся. Внутри, приятно пахнув, лежали небольших размеров кексики. Усевшись за стол, дед степенно придвинул к себе кружку с чаем и коробку с кексами.

— Да мы сами не поймём, — девушка, вызывающая скорую, искренне недоумевала. — Да… Адекватный… Нет… Ничего не болит… И руки двигаются, и ноги двигаются. Да я ж говорю: с головой у него что-то… О самоубийстве?.. Нет. Не буйный… Нормальное настроение. Даже весёлое… чересчур. Да нет у него маразма… Ну, пожалуйста… — вызывающая умоляла.
— Ну, не знаю, — диспетчер искренне сопереживала. — Раз нет угрозы для жизни, то скорая ему не нужна, а психбригада едет, если больной причиняет себе или окружающим вред. Берите папу и утром в поликлинику… Ну, хорошо… — диспетчер сдалась. — Диктуйте адрес.
***
— Да мы сами не поймём, — старший по бригаде, такой же юный, как и его напарник, разговаривал по телефону с психиатром. — С нашей стороны ничего нет. Всё проверили. Да… Адекватный… Нет… Двигаются... Да я ж говорю: с головой у него что-то… Нет. Суицидальных нет… Не буйный… — фельдшер покосился на деда. — Трезвый…
Деда искренне ситуация забавляла. Несмотря на полную адекватность и ориентированность, он то смеялся над обращённой к нему фразой, то пытался вспоминать молодость, которая, по его мнению, тоже была полна веселья и радости.
***
— Ребят… — дежурный психиатр разговаривал по телефону с фельдшерской бригадой. — Нет угрозы для жизни? Всё! Скажите родственникам, чтоб утром с дедом в психдиспансер… Ну, хорошо, — психиатр сдался. — Раз сомневаетесь, то везите. Запросите место на неврологию и скажите, что консультация психиатра по телефону была. Моя фамилия ...
— Собирайтесь…
Дед решительно согласился ехать куда угодно с условием, что к Новому году его отпустят, а в отделении больницы будут симпатичные медсестрички. Получив заверения, что всё так и будет, дед без помощи дочери быстро собрал в пакет всё необходимое, заодно закинув туда же распечатанную коробочку со сладким.
— Ребят… — дочь деда смущённо протянула старшему по бригаде пакет. — Это вам к Новому году. Может, чаю попить получится. Вы уж не обижайтесь.
В пакете лежали бутылка какого-то неплохого напитка и красивая коробочка со сладостями.
***
Обосновавшись в отделении, дед быстро понял, что дежурная медсестра всего одна и коротать с ним вечер не собирается. Но это его не остановило. Через пятнадцать минут у закипающего чайничка организовалась небольшая компашка из двух дедовых ровесниц и самого деда. На столик была торжественно выставлена красивая коробочка с оставшимися кексами.

— Что ты мечешься туда-сюда? — женщина в который раз сторонилась, пропуская на кухню сына.
— Ма-ам, в комнате моей ты порядок наводила?
— Да где уж мне. Тебе, дылде, тяжело порядок у себя навести, так куда уж мне в моём возрасте? — женщина устало подначивала сына. — Дед днём убирался. Доубирался, — женщина сокрушённо вздохнула. — Может, обойдётся? Вылечат?
— Ма-ам! Остальное где? — встревоженный сын держал в руке бумажную ленточку от красивой коробочки, на которой гордо красовалась надпись Made in Holland. Amsterdam.
***
— И как он их через границу-то протащил? — коллеги, вытирая слёзы от смеха, сгрудились вокруг стола.— Давайте после смены чаю что ли попьём?
— Тихо! Тихо! Пятиминутка ещё не закончена, — заведующий, уже устав смеяться, взывал к порядку. — Продолжаю. После звонка дочери больного в отделение всё встало на свои места. Поставлен правильный диагноз и самому больному. И это не энцефалопатия, как думают некоторые, — заведующий посмотрел на двух молодых фельдшеров. — Этим же объясняется и необычное поведение двух больных женского отделения, в час ночи со смехом распевавших на всю больницу матерные песни. Там, правда, энцефалопатия всё же имела место быть. Но косвенно. По рассказу дежурной медсестры, слова большинства песен бабки не помнили и заменяли их другими, производными от мата.
На основании вышесказанного, коробку с кексами, напичканными дурью, и бутылку виски я изымаю. Что со всем этим делать, решит главный врач.
— А виски тут при чём? — фельдшера насупились.
— Объясняю для непонятливых: от греха подальше. Чёрт их знает, этих голландцев. Все свободны. Всех с наступающим!
Заведующий впихнул трофеи в свой портфель и бодро засеменил по коридору в направлении кабинета главного врача.