Африканский трип. Часть 6

Долина Омо | Эфиопия

Правда, на пограничном пункте её наличие никто специально не проверяет, и в страну можно безо всякого труда войти нелегально, но это создаст неприятности при первой же случайной проверке документов на территории позже. Потому получить разрешение на посещение Эфиопии лучше заблаговременно.
Только моя нога ступила на землю Эфиопии, как я сразу захотел обратно в Кению.

Здесь от моего появления толпа негров словно обезумела, разве что хоровод кругом не водили. Когда я наспех вскочил в первый попавшийся микроавтобус и захлопнул за собой дверь, его сразу облепили десятки эфиопов, желая увидеть белого парня хотя бы краем глаза. Некоторые даже достали телефоны, чтобы сфотографировать это снизошедшее на их землю чудо.

На этой маршрутке я приехал в небольшой городок Мегу, где сходил в банк, прикупил эфиопских быров, и оттуда отправился на автобусе в город покрупнее с незабываемым названием Ебело.

Там я поторопился и, не посмотрев на свои карты, пересел ещё в одну маршрутку в сторону Хагере Мариама, который, как позже выяснилось, не был мне нужен.

Проехав эти триста километров, отметил, что в Эфиопии приятные ландшафты — гораздо более озеленённые, нежели на северо-востоке Кении. А хижины своих придорожных деревень африканцы в этом регионе нередко выкрашивают в различные орнаменты.

Также вдоль дорог очень часто встречаются странные природные сооружения высотой до семи метров. Негры в автобусе объяснили мне, что это термитники. Никогда ранее не видел таких муравейников. Что заставляет насекомых строиться ввысь, а не вширь, так и осталось для меня невыясненным.

Типичная деревня эфиопской глубинки.

Автобусы здесь так же, как и в Кении, нередко останавливают на оборудованных шлагбаумами блокпостах и, выгоняя из салона пассажиров, досматривают.

В Ебело оказались очень популярны двухколёсные повозки, запряжённые лошадьми, что придавало городу дополнительный колорит.

Девчонки в Эфиопии с первого дня показались мне значительно более раскованными, нежели в Кении. Некоторые, как умеют, пытаются кокетничать и заигрывать на улицах, другие просто кривляются и хихикают, а совсем раскрепощённые сами просят их фотографировать.
Вот эта милашка сама прибежала в кадр.

Ожидая, когда в следующую до Хагере Мариама маршрутку наберётся достаточно пассажиров, я стал свидетелем того, как один толстый негр привёл на станцию козла и попросил водителя доставить того в пункт назначения, просто привязав к металлическим поперечинам на крыше микроавтобуса!
Владелец козла на полном серьёзе пытался вытрясти с меня деньги за то, что я фотографировал его скотину.

В Эфиопии я планировал основной своей программой посещение деревень древних и до сих пор диких (насколько это позволяла близость цивилизованного мира) африканских племён. Во-первых, именно здесь обитают известные на весь мир своими тарелками в губах мурси. Во-вторых, недалеко от них можно повидать хаммеров — также небезызвестное племя, отличающееся своими специфическими причёсками, напоминающими каре. Кроме того, в этих краях можно было найти и другие необычные поселения.
Я знал лишь то, что живут эти племена в долине реки Омо, протекающей на юге страны. Желающие на них посмотреть обычно отправляются для этого из столицы на юг в Арба-Минч, что находится в четырёхстах километрах от Аддис-Абебы. Я же въехал в страну с другой её стороны и теперь долина Омо находилась где-то совсем рядом — от Хагере Мариама до Арба-Минча по прямой было меньше ста километров.
Но пообщавшись на следующий день с людьми на автостанции, я понял, что прямой дороги в Арба-Минч нет, и добраться туда можно, лишь вернувшись в Ебело, а оттуда проследовав в Консо.

Пассажирка в автобусе из Ебело в Консо.

Вообще, возьмусь утверждать, что в Эфиопии красивые в моём понимании девушки встречаются чаще, нежели в Кении. Даже дети в этой стране симпатичнее.
Детвора на станции в Консо.

В Консо я довольно быстро наткнулся на хижину, в которой молодой парень представился мне местным гидом и сказал, что знает о проживающих в долине Омо племенах всё. Мы очень долго беседовали и с ним я почерпнул много полезной информации о местах обитания интересующих меня африканских дикарей. Даже рукотворную его карту на стенде сфотографировал.

Кусси — так звали молодого человека — долго со мной торговался и в итоге предложил организовать четырёхдневный тур на автомобиле по трём наиболее известным и интересным здесь деревням за четыреста баксов. Помимо этого мне необходимо было оплачивать номера в отелях и мзду старейшинам деревень за посещение их селений. Но уже в достаточной мере владея необходимой информацией, я сразу смекнул, что сэкономлю не меньше трёхсот баксов, отправившись в этот тур самостоятельно. Кроме того, не придётся терпеть рядом с собой этого парня в течение нескольких дней, а этот фактор был, наверное, ещё более значимым, потому что чем меньше людей связаны со мной в путешествии, тем мне комфортнее.
Но чтобы не расстраивать Кусси впустую потраченным на меня временем, я согласился на его услуги гида в расположенную в пяти километрах от Консо деревню с одноимённым племенем.

В деревнях этого народа, как и в других, бытуют собственные чудаковатые обычаи. Например, если какой-то мужчина племени вздумает жениться, то прежде должен будет поднять у себя над головой этот камень.
Таким образом, если у парня, например, поясничная грыжа, то мазы уже нет — останется холостяком.

Другой многовековой традицией племени Консо является ведение календаря, который можно наблюдать на предыдущей фотографии у ребёнка за спиной. Это высокое сооружение из прочно связанных между собой деревянных палок.
В одной и той же деревне их может быть даже несколько.

Каждая такая палка привязывается через определённый промежуток времени и таким образом жители отмечают возраст своей деревни.
Также племена Консо известны деревянными изваяниями, которые они ставят на месте захоронения своего предка вместо привычного цивилизованному миру надгробного камня. Чтобы умершему не было скучно, рядом с его фигурой возводят несколько других — они могут символизировать кого-то из его близких или даже каких-то убитых им ранее значимых врагов.

Но главной традицией как этого, так и большинства других племён Эфиопии, проживающих в общедоступных местах, является обязательный сбор с туристов-фотографов по пять быр за каждый сделанный в их деревнях снимок. В эквиваленте российской валюты это десять рублей. Заплатить необходимо тому, на кого был направлен объектив. Не заплатишь — возникнет серьёзный конфликт. Если в объективе окажутся сразу несколько человек, выплатить по пять быр придётся каждому. Вздумаешь сфотографировать мать, нянчащую своего новорожденного ребёнка — также заплатишь десять быр: пять за маму и пять за младенца.
Поэтому дети гурьбой бегут за каждым прибывшим в деревню туристом и умоляют их сфотографировать, после чего настойчиво требуют заплатить.
Пять быр.

Десять быр.

Ещё пять.
Так не успеешь оглянуться, как карман с мелочью окажется пуст. Сдачи с купюр покрупнее у эфиопов почти никогда не бывает.

В городской части Консо я увидел целое производство, основанное на переработке старых автомобильных покрышек. Никогда бы не подумал, что из них можно делать... обувь! Об этом мне рассказал мой гид.

И тогда я вспомнил, как видел на ногах масаи, проходившего мимо автобусной станции в Момбасе, как раз сандалии из покрышек.
Удивившись, я даже успел их тогда сфотографировать.
Очевидно, что практика эта распространена не только в Эфиопии, но и в Кении (а, скорее всего, и во многих других странах Африки). Вот уж действительно замечательный сувенир из путешествия — не то, что бестолковые магниты на холодильник.

И переночевав в Консо в какой-то ужасной гостинице (никаких других рядом просто не было), я на утро отправился в Джинку, откуда собирался попасть в деревню племени мурси.
Надо сказать, что ни Гугл, ни, тем более, Яндекс ничего не знают об этих местах и о дорогах имеют крайне отдалённые представления. Здорово помогла мне карта, срисованная у Кисси со стенда. Благодаря ей я знал, что в шестидесяти пяти километрах от Джинки расположены несколько деревень мурси и попасть туда по словам гида можно, сев на частный автомобиль или мотоцикл.
Где находятся эти деревни относительно Джинки, я не знаю до сих пор, и поэтому дорогу в них обозначил условной пунктирной дугой. Зелёными точками отмечены пункты обитания интересующих меня племён.

Однако Кусси предупредил меня, что мурси — народ довольно воинственный и вести себя с чужаками может очень агрессивно. Предлагая свой тур, он даже пытался отговорить меня от посещения их деревни и ограничиться хаммерами и племенем, обитающим на реке вблизи небольшого селения Оморати.
— На прошлой неделе они убили пятнадцать человек прямо на дороге! — широко раскрыв глаза, стращал он меня.
— За что?
— Не знаю! Они дикие. У них нет ни образования, ни должного воспитания, понимаешь? Никогда не знаешь, что может взбрести в их головы. Там вроде бы возле их селения произошло какое-то дорожное происшествие, у пассажиров случился конфликт с этими дикарями, и тогда те просто поубивали всех.
Мне казалось, что Кусси умышленно сгущает краски, потому что не хочет тащиться в Джинку. Не может быть, чтобы под носом у цивилизованного мира с полицейскими и развитой судебной системой вот так просто убили пятнадцать человек.
По дороге из Консо в Джинку.

Несколько раз наблюдал этот необычный способ сушки сена (если правильно понял явление).

Однако по прибытию в Джинку мне понадобилось зайти в банк и обменять на местный лавэс ещё одну купюру с Франклином. И там совершенно неожиданно я встретил девушку, изуродованная губа которой недвусмысленно давала понять, что передо мной самая настоящая мурси.

У неё я попытался узнать, как можно добраться до их деревень, и та мне ответила, что на следующий день планирует сама ехать к своим родителям и готова взять меня с собой. Но ждать целый день у меня не было никакого желания и я попросил, чтобы она всё же подсказала мне возможный маршрут. Тогда девушка заявила, что раз я так тороплюсь, готова отправиться к своему племени вместе со мной прямо сейчас, отложив свои дела.
Меня это, конечно, несколько насторожило, но ощущение экзотики происходящего подхлёстывало — моим проводником станет настоящая мурси! И с благодарностью принял её предложение.
Девушку звали Натуи. Переходя дорогу на улице, она будто бы из соображений моей безопасности взяла меня за руку, а потом не отпускала до самой автобусной станции. Надо сказать, в сопровождении этой девушки я больше не услышал со стороны чернокожих прохожих в свой адрес ни одного возгласа вроде «How are you?» или «Where are you go?». Теперь при виде белого парня, идущего за руку с девчонкой мурси те лишь ошарашенно расходились в стороны, уступая нам путь, а в автобусе пассажиры просто молча вылупили на нас глаза.
Ехать нам пришлось стоя, потому что на момент нашего появления все сидушки уже были заняты.

Не прошло и двадцати минут, как я понял, что городские негры диких мурси всерьёз побаиваются. В автобусе моя подруга поносила окружающих, на чём свет стоит, а одному чернокожему даже врезала оплеуху — чем-то он ей не понравился. Так тот не посмел даже глаза на неё поднять, не то что бы вслух возмутиться! Я потом шёпотом извинился перед ним, когда она отвернулась. Если раньше негры в общественном транспорте разглядывали меня с интересом и даже пытливо, то теперь в их взглядах я отчётливо улавливал какую-то нотку сочувствия. А Натуи недвусмысленно клала голову мне на плечо и при случае накрывала мою руку на поручне своей.
На одной из остановок она побежала в продуктовую лавку и оттуда громко велела водителю никуда не уезжать и ждать её.

С каждым километром я всё больше приходил к выводу, что напрасно связался с этой дикаркой и теперь совершенно точно попал в переделку. Было очень заметно, что насчёт меня у Натуи уже имеются планы, потому что она почти сразу сказала, что вечером мы пойдём в её хижину, где я буду представлен родителям и маленькой дочке, а в Джинку вернёмся только завтра. Стреляющие в мою сторону её глазки и попытки улыбаться разрезанной губой оставляли широкое поле для воображения на предмет того, где и как Натуи собирается уложить меня сегодня спать.
На одной из остановок она с радостным визгом выскочила наружу и принялась обнимать каких-то своих знакомых в набедренных повязках, с огромными шайбами в ушах и копьями в руках.
Я тоже вышел их сфотографировать и сразу отдал десять быр.

Скоро по требованию моей спутницы водитель остановился, и мы вышли на пустой безлюдной дороге, а автобус, обдав нас двоих непроглядным облаком пыли, поехал прочь. Когда туман рассеялся, я стал различать невдалеке какие-то хижины и снующих меж ними полуголых людей.

Это была первая община на нашем пути. Здесь женщины и дети обступили меня со всех сторон и, глядя исподлобья, велели платить за каждый щелчок затвора. Когда я осторожно спросил одну девушку с привязанным на спине ребёнком, можно ли в её случае обойтись пятью бырами, та демонстративно отвязала ребёнка и передала подруге.

Мурси в этой общине, и правда, вели себя крайне дико и недружелюбно, даже несмотря на то, что белый парень явился к ним с одной из их соплеменниц. Фотографировать их было очень непросто, я находился в постоянном напряжении, не зная, чего от них ждать. Поодаль стояли их вооружённые заострёнными палками мужчины и, нахмурившись, внимательно за нами наблюдали. Неуверенности добавляло и то, что Натуи на своём языке о чём-то громко ругалась с несколькими женщинами этой общины и периодически выкрикивала мне:
— Не давай им денег! Не давай! Убери деньги. А вот этой дай! Нет, не пять, дай ей десять.

Единственный, кто улыбнулся мне из общины — этот мальчишка. И даже денег за снимок, что странно, не попросил.

Не понимая, что происходит, я старался глупо улыбаться и строить из себя простодушного дурачка, но это не слишком помогало, и хмурые лица девиц да старых тёток с изуродованными лицами, окруживших меня со всех сторон, так и оставались недобрыми.
— Меня фотографируй! — велели мне некоторые из них, и когда я, не найдя их типаж достаточно интересным для своей фотопушки, вежливо отказывался, те бурчали какие-то злые слова в мой адрес и отходили в сторону, уступая место другим.
Потом Натуи попыталась отогнать их всех прочь и позвала меня идти за ней по дороге дальше. Не прошли мы и десяти шагов, как сзади к нам подскочили три рослых негра с палками и потребовали заплатить за посещение общины двести быр. Моя спутница стала на них ругаться и платить мне запретила. Но те не хотели с этим соглашаться и продолжали нас преследовать, громко споря с ней на своём языке. Я шёл и только прикидывал, с какой стороны прилетит мне сейчас копьё.
— Может, я всё-таки дам им бабла, чтобы они отвалили? — негромко интересовался я у Натуи.
— Ещё чего?! — не соглашалась моя заступница. — Пошли они нахер! Мани-мани, всем-то им дай мани-мани, совсем оборзели! Заплатили их девкам по пять быр каждой, на том и хватит.
Метров через сто я заметил, что хоть мужчины племени мурси и продолжают идти вслед, расстояние между нами заметно увеличилось. И когда через пять минут впереди показалась другая группа хижин, наши преследователи окончательно скрылись из виду.

Вторая община приняла нас теплее, хотя считать количество щелчков затвора моей камеры там также никто не забывал. Одну из девиц племени Натуи представила мне как свою сестру.
— Сфотографируй её!
Я сделал снимок и без лишнего напоминания полез в карман за мятой купюрой.
— Десять! — потребовала сестра.
Вопросительно взглянув на сидевшую рядом Натуи, увидел, как та принялась смеяться, а потом сказала:
— Ладно, дай ей десять.

Здесь я чувствовал себя чуточку посвободнее, потому что в этой общине моя проводница хотя бы ни с кем не ругалась. Однако поработать с камерой от души в таких условиях всё равно не представлялось мне возможным. Люди были, и правда, крайне дикими. Во всём — в своих движениях, мимике, интонациях и поведении — они круто отличались от тех цивилизованных эфиопов, которых я видел до этого. Даже при том, что рядом со мной беззаботно трепалась о чём-то с сестрой моя проводница, в воздухе висело ощутимое напряжение. Мне всё время казалось, что сейчас я сделаю что-то не так, не туда наведу объектив или не в ту сторону пойду, как дикари тут же кинутся на меня со всех сторон со своими копьями, ножами и слоновьими бивнями.
Чернокожий гид Кусси из Консо очень верно охарактеризовал это племя:
— У них просто по-другому работает голова! Никогда не знаешь, чего от них ждать в следующий миг.
Вот какая-то женщина на импровизированном жернове превращает зёрна пшеницы в муку.

Воин мурси.