«Герои не умирают...»

План удара по черноморскому флангу кавказской группировки вермахта предусматривал проведение двух операций: по взятию Краснодара ("Горы") и по взятию Новороссийска ("Море"). Операция "Море" составной частью планировала десант в Южной Озерейке, юго-западнее Новороссийска, с дальнейшим направлением удара на север до соединения с частями, наступавшими от перевалов. Десант – 83-я и 255-я бригады морской пехоты, 165-я стрелковая бригада, отдельный авиадесантный полк, отдельный пулеметный батальон, 563-й танковый батальон и 29-й противотанковый артиллерийский полк – высаживался на кораблях эскадры Черноморского флота. Командовал высадкой контр-адмирал Басистый. Высадка основного десанта начиналась в два часа ночи.

Наступление наземных войск заглохло в самом начале. Прорвать оборону немцев не удалось.
Провалилась и операция, руководимая контр-адмиралом Басистым. Высадилось полторы тысячи человек с шестнадцатью танками, но этого оказалось недостаточно. С рассветом корабли эскадры отошли от берегов, опасаясь огня немецкой береговой артиллерии и налетов авиации. Поддержка десанта при мощной обороне противника была невозможна. Десантники в большинстве погибли в трехдневном бою.

Для отвлечения внимания противника, опережая высадку, у самого Новороссийска, в Станичке, в час ночи состоялся выброс демонстративного десанта.
Демонстративному десанту в качестве плавсредств досталось, естественно, то, что не подошло основному: два морских охотника, пограничный катер, четыре катера модели КМ, рейдовые тральщики РТЩ и "Сталинец", катерный тральщик КТЩ (этот вообще давал 6 узлов) и два катера торпедных. Это был так называемый "тюлькин флот", "удивительное сборище водоплавающих храбрых малюток", – как сказал о них Леонид Соболев. В час ночи 4 февраля в районе поселка Станичка, на окраине Новороссийска, в зоне, объявленной фашистским командованием неприступной крепостью, тьму разорвали залпы артиллерии, затем взрывы гранат, застрочили автоматы, и 272 десантника демонстративного десанта мертвой хваткой вцепились в берег. А над ночной тьмой, будоража врагов и ободряя своих, летела дерзкая, многократно повторяемая открытым текстом радиограмма:
"Полк высадился успешно, действую по плану. Жду последующие эшелоны. Куников".

Кто же был этот проницательный ум, который уже в начале 1943 года учел все до единой каверзы противника, все коварные ловушки природы и осуществил невозможное?
Ведь это по его плану был выбран район высадки – не пологий пляж, а участок с крутым шельфом, к тому же абсолютно безводный и потому слабее укрепленный. Притом, в такой близости от города, что самая мысль о высадке здесь, рядом с гарнизоном и его средствами огневой поддержки казалась нелепой. Ведь это по его плану за некоторое время до высадки прекратилась в этом районе активная доселе деятельность поисковых групп, и разведка – пристальнейшая! – велась лишь с помощью наблюдателей. Ведь это по его методе готовились десантники – прыгали в полном обмундировании в ледяную воду, стреляли на звук, метали ножи в цель, лазали с завязанными глазами по скалам. Кто же он, этот тренер, этот друг своих подчиненных, деливший с ними все тяготы и всё делавший с ними и едва ли не лучше их? Кто этот тактик, этот удивительный военный профессионал?

Он с 15 лет работал на заводе лаборантом, слесарем, токарем, был секретарем комсомольской организации, не чиновником, а заводилой, новатором, но мечтал стать военным моряком. По путевке МК комсомола направлен в Военно-морское инженерное училище им. Дзержинского. На экзаменах срезался, но что-то было в этом пареньке такое, что его приняли на подготовительное отделение. На штурм науки он бросился со страстью одержимого, боролся с недомоганием, игнорировал боль – и оказался в больнице с прободным аппендицитом. В то время не было антибиотиков, и диагноз был почти равносилен смертному приговору. Молодой и сильный организм одолел перитонит, но от учебы Куников отстал и из училища был отчислен. Поступил в МВТУ им. Баумана, но был отозван на комсомольскую работу. Лишь в начале 1933 года МК ВЛКСМ направляет Цезаря на учебу в Московскую промышленную академию, где готовили руководящих работников. Принимали туда людей, уже зарекомендовавших себя организаторами производства. По совету отца, Цезарь поступил в машиностроительный институт им. Бубнова и одновременно заканчивал два вуза. На Московском заводе шлифовальных станков, знаменитой "Самоточке", в качестве начальника механического цеха он так зарекомендовал себя новшествами и подлинно научной организацией труда, что в 1938 году стал начальником технического управления Наркоммаша. В мае 1939 года приказом по наркомату Цезарь был назначен директором вновь организуемого научно-исследовательского института технологии машиностроения. Среди академиков и докторов наук он, практик, чувствовал себя неуютно и, закончив организацию, в августе 1939 года, ушел в прессу, возглавив центральную газету "За индустриализацию" (впоследствии "Социалистическая индустрия") и создав журнал "Машиностроитель". В этом качестве и застала его война…

Утром 22 июня 1941 года Куников проснулся в поезде Москва — Ленинград. Приближение грозы он чувствовал остро и не знал покоя даже в выходные, ехал в Питер на оборонные заводы – лично делать материал в газету об увеличении выпуска боеприпасов. В тот же день обратным поездом вернулся в Москву – и в военкомат. Это в свой день рождения, 23 июня... Старший политрук Куников рвался в действующую армию, на флот, но организатора промышленности Куникова тянули на руководящую работу. Конкретно – как раз заместителем наркома боеприпасов. Впрочем, просто так Куникова на фронт не пустили, поручили формировать отряд водного заграждения. Отряд формировался в Москве, на основе Общества спасения на водах. Куников принял шумную вольницу "Освода" – и сделал отрядом. Политруком стал ближайший друг Цезаря, Вася Никитин, второй секретарь Бауманского района столицы. Начальником штаба – владевший немецким, как родным, Веня Богословский, архитектор, штабник, старший лейтенант запаса.

Дальнейшая боевая деятельность Куникова беспрецедентна по советским критериям. Этот старший политрук, в 1942 году аттестованный майором, явочным порядком превратил свой заградотряд в диверсионный, хотя тот по-прежнему именовался 14-й ОВЗ (Отряд водного заграждения). Он воевал, применяя им самим разработанную тактику: связался на Приазовье с партизанами и по их наводке, предварительно проведя собственную разведку с расстановкой неприметных вех, наносил немцам точечные ночные удары в самые чувствительные пункты – железнодорожные узлы и переправы. Потери немцев от 14 ОВЗ исчислялись сотнями людей, взорванными эшелонами, десятками сгоревших танков и цистерн с горючим, а Куников, действуя с катеров из тьмы и уходя во тьму, практически не терял людей. Возможно он был первым в Красной Армии апологетом и мастером ночного боя.

Но свою тактику он мог навязывать противнику лишь до поры, пока немцы не высадились на Тамани. Потеря Азовского моря и донских плавней, потеря последней базы в Темрюке вынудила уничтожить катера. Спешенный отряд Куникова вместе с остатками других подразделений был переформирован в 305-й Отдельный батальон морской пехоты, ставший легендарным даже не впоследствии, а сразу, прямо в ходе беспримерных по умелости их проведения боев на Тамани. Куниковцы, заранее готовя запасные рубежи обороны, пятились, изматывая противника, нанося ему серьезные потери и прикрывая вместе с артиллеристами береговой обороны эвакуацию кораблей Азовской флотилии. Эта беспримерная оборона трех батальонов (Азовского, 144 и 305 ОБМП) при отражении фронтальных и фланговых атак двух дивизий противника до сих пор не нашла полного освещения в истории войны.

Воюя на Тамани в арьергарде, 305-й ОБМП так запугал противника, что, затаившись в плавнях, некоторое время не был даже атакован. Это позволили ему эвакуироваться почти чудом, уже числясь в безвозвратных потерях, таким же точечным методом, каким воевал Куников, – ночью, двумя канонерскими лодками, двумя катерами и сейнером. На берегу измученную многодневными боями гвардию морпехоты встретил командующий Азовской флотилией контр-адмирал Горшков и своей властью дал три дня – отоспаться. Спустя несколько часов батальон подняли и бросили в бой…

В конце октября майор Куников получил назначение командиром 3-го боевого участка противодесантной обороны Новороссийской военно-морской базы (НВМБ) и был командованием базы примечен после изложения соображений об организации силами базы десантного броска в Цемесскую бухту.
Основу отряда составили морские пехотинцы с таким послужным списком, который говорил сам за себя. То были защитники Одессы и Севастополя, участники феодосийского и керченского десантов, боев на Тамани и в Новороссийске. Казалось, таких людей нечему учить. Другой командир вполне положился бы на столь солидный боевой опыт. Не Куников. Он слишком хорошо знал о существовании категории "случайность"...

Чтобы умереть, многого на войне не надо. Чтобы выжить, нужно многое. Надо уметь видеть, слышать, двигаться в темноте как днем. Надо знать вооружение противника и уметь им пользоваться как своим. Каждый из отряда хорошо стрелял "на слух", владел холодным оружием, метал гранаты. А для этого в спокойное время, в перерыве между боями надо учиться.
Ночью, в самый глухой ее час, во главе с Куниковым его люди, подойдя на катерах к мелководью, в полной амуниции бросались в студеную январскую воду – по пояс, по шею, иногда с головой. Для учебных высадок Куников выбирал такие места, где берег был круче, а дно усеяно камнями и обломками скал: дескать, на песочке будет легче. Сам командир, медициной зачисленный в нестроевые с его недавней травмой позвоночника, шёл впереди своих людей. Он и на плацдарме потом высадился первым.
Отряд был сформирован и жил деятельной боевой жизнью. Едва ли не ежедневно группы уходили в поиск по тылам врага, иногда на несколько дней. Велась усиленная разведка. Катера у берега, занятого врагом, провоцировали огонь; артиллеристы засекали и пристреливали цели, не ликвидируя их. Недели за полторы до высадки разведка была переведена на наблюдение. Немцам дали успокоиться.

В течение ночи на плацдарм было высажено более 800 человек. Было захвачено 9 орудий противника, занято несколько кварталов в южной части Станички и береговая полоса вдоль железнодорожного полотна. Существование плацдарма стало реальностью. Тем не менее обстановка сложилась тяжелая. Сказывалось многократное превосходство противника и острая нехватка боеприпасов. Сколько бы ни стремились десантники захватить с собой боеприпасов даже в ущерб пище и воде, надолго их хватить не могло.
К утру 5 февраля германское командование, сознавая опасность существования неконтролируемой линии побережья в непосредственной близости от Новороссийска, подтянуло к Малой земле две свежие дивизии, в том числе одну горнострелковую. Всю ночь линия побережья подвергалась интенсивному обстрелу. С утра огонь батарей сосредоточился вдоль передней линии обороны плацдарма. В воздухе закружились вражеские самолеты. Плацдарм сотрясался от взрывов.
Десантники тоже получили ночью подкрепление — 200 человек. Но кончались боеприпасы. На каждого бойца оставалось по диску на автомат, по две-три гранаты. Не было воды.
К концу дня танки и автоматчики противника прорвались к расположению штаба. Горстка людей, мозг десанта, они и не подумали отступить. К счастью, подоспел Николай Кириллов со своими ребятами и ружьями ПТР. Один танк был подбит, остальные, пятясь, отошли и скрылись из виду. На протяжении 5 февраля на различных участках обороны было отражено от 12 до 17 атак. Десантники не отошли с позиций ни на шаг. Куников под ураганным огнем ползал по позициям и подбадривал людей. Поил раненых. Определенных к эвакуации целовал в губы и благодарил за помощь, за отвагу. Легко раненые оставались в строю.

К 8 февраля отряд спецназначения продолжал сражаться в рядах защитников Малой земли. Куников, руководя боевыми действиями отряда, в полной мере выполнял функции старшего морского начальника. В этот период задача в значительной степени состояла в том, чтобы неизвестно откуда достать бревна, доски и гвозди для ремонта и строительства причалов. Береговую полосу нужно было не только оборудовать, но и охранять. В конце концов, работа теперь была сродни его мирной профессии, а в этом он, инженер и хозяйственник, не имел себе равных.
Между тем, всё шло не так, решительно всё. Потери ужасали его, он не привык воевать с такими потерями. Видимо, он тогда уже понял, что захваченный им плацдарм бесперспективен. Для вспомогательного десанта место годилось, для основного нет: слишком близко от города, от основного укрепрайона противника. Он понял, что плацдарм превращается в мясорубку, где немцы будут перемалывать нашу живую силу. Они окопались на окружающих возвышенностях. Пусть это всего на несколько метров выше уровня Малой земли – эти несколько метров решают все. Положение можно было исправить лишь ночным расширением плацдарма в районе этих возвышенностей – ползучим, непрерывным, еженощным поиском.
Переход командования от Куникова к полковникам, командующим операцией, означал прежде всего переход к обычной советской тактике. Расширение плацдарма велось теперь путем традиционных лобовых ударов. О диверсиях, а, тем паче, о ночных атаках было забыто. Куников уламывал полковников: его люди ночами проникают в самый центр города! Но полковники так воевать не умели. Ни они, ни их люди не были обучены ночному бою и сложностям ночного управления войсками…
Куников, назначенный теперь на смертельную должность старшего морского начальника на плацдарме, днем по-прежнему командовал своим отрядом, а ночами метался по берегу, обстреливаемому и с суши, и с моря, обеспечивая прием грузов и отправку раненых.

Вот описание его ранения из письма Василию Никитину фронтовой подруги Цезаря, Марии Виноградовой:
"… Ночью он пошел принимать танки на "Косу" и подорвался на немецкой мине. Он шел под снарядами, и один из них, попав на минное поле, взорвал мину. Осколок очень маленький, но поранил кость и ее же осколками нанес ранения в области поясницы. Это случилось около трех часов ночи, а в четыре я пришла к нему, он находился в двух километрах от штаба. Перевязала его, переодела в чистое белье и эвакуировала в госпиталь…"

А на самом деле не забрал его катер. Не забрал, не пристал к берегу… Светало уже… Развернулся и ушел. А Цезарь твердил: "Ребята, перитонит у меня был, второго организм не выдержит. Если в течение двенадцати часов меня не положат на операционный стол – меня нет"… На стол его положили через сутки. Было уже поздно.

На похороны отпустили всех людей отряда. Уму непостижимо! Не снимали на отдых – а на похороны отпустили. Порыв был таков, что людей было не удержать. С величайшим риском для жизни они дважды пересекли для этого Цемесскую бухту. Эти люди, бросавшиеся на танки, рыдали, как дети, на проводах своего командира. Потом они гибли при штурме Новороссийска, Керчи, на Огненной земле – неистово мстили за него. Куниковцы!
На похоронах в Геленджике 14 февраля 1943 года перед ним на красной подушечке несли единственную правительственную награду — мирную медаль "За трудовое отличие".
17 апреля 1943 года, был опубликован указ о присвоении майору Куникову звания героя Советского Союза.

Идею написания поста почерпнул из "ЧЁРНАЯ СМЕРТЬ" - Морская пехота СССР в период Великой Отечественной войны. Спасибо.

При составлении поста читал и вам рекомендую:

Петр Межерицкий «Правда и ложь о Малой земле»

Петр Межерицкий «Товарищ майор» (http://militera.lib.ru/bio/mezhiritsky2/index.html)

Александр Зорич «Черные бушлаты» http://www.zorich.ru/games/bb/campaign4.htm