Сухов говоришь

Когда я возвращался из очередной московской командировки, моим соседом по купе оказался пожилой ветеран в форме морского офицера со звездой Героя Советского Союза и огромным количеством «колодочек» других наград. Слово за слово, и выяснилось, что мой попутчик, Константин Васильевич -- ас знаменитой дивизии Александра Покрышкина. Рассматривая фотографии, которые он показал мне, я заметил фамилию ветерана -- Сухов. Невольно возник вопрос: «Прямо как в фильме. Вы не родственник того самого Федора Сухова?» -- «Самый что ни на есть прямой родственник -- сын. Но только настоящего Сухова. »

Василий Кузьмич Сухов был из кубанских казаков, служил сначала в царской армии, а во время гражданской войны вместе с красными партизанами воевал против белогвардейцев на Таманском полуострове. В 1919 году он познакомился со знаменитым красным комкором Епифаном Ивановичем Ковтюхом. У них сложились дружеские отношения, и отец стал служить в отряде Ковтюха личным порученцем по особо важным делам. Так вместе они прошли всю гражданскую войну -- Таманский поход, поход на Кавказ и Среднюю Азию, где вели борьбу с басмачами.
Когда война закончилась, наша семья переехала в Новочеркасск. Там по улице Ленина в доме N 40 жил Епифан Ковтюх (сейчас на этом доме установлена мемориальная доска), командовавший 9-м стрелковым корпусом, расквартированным на окраинах города. Отец продолжал дружить с ним и в мирное время. И вот когда я и мой младший брат Николай подросли, отец познакомил нас со своим знаменитым боевым товарищем. Для нас, мальчишек, это действительно было значительным событием -- мы идем в гости к герою гражданской войны! Его тогда как раз четвертым орденом Красного Знамени наградили. Ковтюх очень тепло встретил нас -- каждого по очереди поднимал на руки, интересовался, кем мы хотим быть. Я ответил, что мечтаю стать летчиком, а брат -- пулеметчиком. Эти слова оказались пророческими.

И вот после той встречи, вернувшись домой, отец показал нам две толстые тетради в черных обложках, исписанные мелким каллиграфическим почерком и дополненные рисунками. Отец рассказал нам, что это записи боевого пути корпуса Ковтюха и еще множество всевозможных историй -- ведь отец, бывалый солдат, провоевал почти семь лет!

Отец признался, что во время боевых действий записей не вел, а восстановил события по памяти уже в мирное время. Причем надиктовывал свои боевые истории знакомому студенту. А во время войны, подобно Федору Сухову из фильма, писал все мысленно. Иногда по вечерам отец усаживал нас с братом к себе на колени и рассказывал, рассказывал…

«С писателем Александром Серафимовичем отец договорился об издании книги на основе своих дневников»
-- Отец был общительным человеком, у него было много знакомых, -- продолжает Константин Сухов. -- Если я не ошибаюсь, в 1927 году он познакомился с пролетарским писателем Александром Серафимовичем, который заинтересовался его дневниками. Они договорились на равных условиях издать военную повесть о походах Ковтюха и жизни красноармейца Василия Сухова. С этого момента судьба отца пошла наперекосяк. В конце 1929 года его арестовали за какие-то нарушения на работе и осудили на четыре месяца. Не успел он выйти на свободу, как на него было сфабриковано новое дело об экономическом саботаже. В то время отец работал завхозом в Новочеркасском сельскохозяйственном техникуме, и при проверке на складе не досчитались шести килограммов (!) каустической соды, применявшейся для мытья посуды и полов. В 1932 году его осудили за эту недостачу на 10 лет! Гораздо позже я узнал, что вскоре после ареста отца увидел свет роман Серафимовича «Железный поток». Потом, перечитывая книгу, я понял, что в ее основу легли записи отца о Таманском походе комкора Ковтюха, фамилию которого автор изменил на Кожух. О красноармейце Сухове в романе не сказано ни слова. Не хочется наговаривать на Серафимовича, но думаю, что он причастен к аресту отца -- видимо, хотел таким образом беспрепятственно издать свое произведение.

Кстати, в фильме тоже есть эпизод, связанный с изменением фамилии Ковтюха. Помните, в киноленте есть сцена: Федор Сухов пошел искупаться, а когда вернулся на берег, его ждали басмачи. Бывший царский унтер берет пистолет Сухова и читает именную надпись: «Красноармейцу Федору Сухову». После чего читает подпись: «Комбриг М. Н. Ковун». Не правда ли, эта фамилия напоминает фамилию Ковтюх. Интересно, что у моего отца, настоящего красноармейца Сухова, был именной револьвер с надписью от комкора Ковтюха! Скажете еще одно совпадение? Не думаю.

«Сценарист Рустам Ибрагимбеков никогда не рассказывал о том, что встречался с настоящим Суховым»
-- Как же все-таки ваш отец стал прототипом героя фильма «Белое солнце пустыни»?

-- Я не зря вам рассказывал о том, что отец пережил в двадцатые-тридцатые годы. Думаю, эти события и предопределили то, что произошло позже. Во время войны отца выпустили из тюрьмы, и я пристроил его служить в свою дивизию, которой командовал Александр Покрышкин. Но так случилось, что после войны мы с отцом долгое время не виделись. Наша встреча произошла только в 1960 году, когда я учился в Военно-воздушной академии в Москве (подробнее об этой необычной встрече расскажу позже). Жить тогда было очень тяжело. Моя семья из пяти человек ютилась в 12-метровой комнатушке. И вот неожиданно ко мне приехал отец. Конечно, первые минуты встречи были очень волнующими. Мы разговорились, и отец начал рассказывать о том, что, когда ехал ко мне, в поезде познакомился с режиссером Рустамом Ибрагимбековым. Он ошибся -- Ибрагимбеков был не режиссером, а писателем, сценаристом. Отец сообщил, что он проговорил с Ибрагимбековым всю дорогу, рассказывал ему о своих похождениях во время гражданской, о дневниках, которые, по сути, присвоил и использовал Александр Серафимович. По словам отца, Ибрагимбеков очень заинтересовался его рассказом и кое-что записывал во время беседы. Так что, думаю, эта встреча положила начало тому, что в знаменитом фильме появился Федор Сухов.

Правда, сам Ибрагимбеков об этой встрече никогда не упоминал. Жаль, ведь это же правда! А вот в рассказах самого Ибрагимбекова и людей, работавших с ним, об истории написания сценария встречаются противоречия. Как-то в одном из интервью Ибрагимбеков рассказывал, что на роль сценариста в фильм попал случайно. Сначала за сценарий кинокартины, проект которой уже был запущен, взялся Андрей Кончаловский. Но потом он отказался от «пролетарского» фильма. К работе над сценарием привлекли Валентина Ежова, но он, будучи русским, в тонкостях восточного менталитета не разбирался, в помощь ему решили дать Рустама Ибрагимбекова. Ибрагимбеков говорит, что не хотел признаваться своему более маститому коллеге в том, что и он, несмотря на свое азербайджанское происхождение, был тоже далек от восточной культуры. Но все же, признался Ибрагимбеков, благодаря кропотливой работе и творческому поиску, сценарий получился прекрасный. А я хочу спросить: каким образом? Ведь надо, как минимум, знать тему, над которой работаешь. Думаю, Ибрагимбеков все же использовал информацию, которую узнал от отца в той беседе. Я не исключаю и того, что Ибрагимбеков мог каким-то образом разыскать пропавшие дневники отца. Ведь неспроста многие участники проекта говорят, что немало интересных моментов появились благодаря сценаристу. После успеха киноленты свет увидела и книга с одноименным названием.

Впрочем, по другой версии, которая появилась в аннотации к новому изданию книги «Белое солнце пустыни», еще задолго до возникновения идеи о съемках фильма «Белое солнце пустыни» Ибрагимбеков и Ежов написал роман с таким же названием. Но в силу идеологических причин издать его тогда не удалось. И авторы, чтобы не погубить идею, сократили произведение почти на две трети и переработали в сценарий к фильму. И только в наше время подготовлено новое издание романа «Белое солнце пустыни» в полном объеме. Но какая бы версия ни была истинной, обе говорят в пользу того, что в основу сценария и романа легли рассказы отца -- красноармейца Василия Сухова.

«Сухов Абдулу не убивал»
-- Какая версия рассказа о похождениях красноармейца Сухова, по вашему мнению, ближе к оригиналу -- киношная или книжная?

-- Я читал книгу «Белое солнце пустыни», которая, как мне кажется, больше все же напоминает сценарий к фильму, нежели полноценное художественное произведение. Книжная версия более близка к реальным событиям. Но интересно, что есть ряд очень существенных отличий в киноверсии, которые, думаю, были сделаны режиссером Мотылем, чтобы придать картине еще большую динамику, остроту, привлекательность. Самым главным из них является то, что в книге, которая, как я уже говорил, очень близка к реальному образу, бандита Абдулу убивает не Федор Сухов, а старый таможенник Верещагин. Помните одну из последних боевых сцен в фильме, когда раненого Сухова окружил Абдула и его люди, оставшиеся в живых, а Верещагин, расправившись с бандитами, на баркасе заводит мотор, чтобы подойти к берегу. Сухов кричит, что баркас заминирован, но «таможня» не слышит. По версии отца, пересказанной Ибрагимбековым, Сухов укрылся в пустой цистерне с женами Абдулы. Бандиты облили цистерну нефтью и все же подожгли, продолжая подливать горючую смесь в огонь. На выручку пришел вездесущий Саид, вооруженный не так, как в фильме, одним ружьем, а ручным пулеметом. Цистерны примыкали прямо к городским постройкам (в киноленте они стоят далеко на пляже), и, укрывшись на крыше одной из них, Саид стал стрелять по бандитам, тем самым дав возможность Сухову вылезти из цистерны.

Сухов же, появившись на крыше цистерны, отвлек внимание от Саида, на которого уже наседали бандиты, и в конце концов практически всех их и уничтожил. Абдула с несколькими бандитами бросился в воду и добрался до баркаса, который оборонял Верещагин. В стычке он уложил всех басмачей, взобравшихся на судно, а Абдулу ранил. Он упал в воду и, несмотря на тяжелое ранение в бок, все же смог доплыть до берега, где и умер.

Есть и ряд курьезных моментов. Чтобы не путать многочисленных жен Абдулы, Сухов, когда они на пару дней остановились в городе Педжент, написал у изголовья каждой табличку с именем. И именно жены главаря басмачей помогали Сухову и Петрухе сдвинуть баркас, лежавший на берегу, в воду. Петруху Абдула убил несколько иначе. Он его не сразу заколол штыком, а сначала оглушил ударом по голове.

А вот другого рода курьез -- в фильме у красноармейца Сухова, бывалого солдата, на ногах ботинки и обмотки. Может, это нужно было сделать по идеологическим соображениям, но старослужащие солдаты, такие, как Сухов, в обмотках не ходили, они имели сапоги, выданные им или добытые как трофей.

«Покрышкин устроил отца оружейником в нашу эскадрилью»
-- Как я понял, красноармейцу Сухову крепко досталось от советской власти, за которую он проливал кровь в гражданскую?

-- Я уже говорил, что, по всей вероятности, не без участия писателя Александра Серафимовича, пожелавшего заполучить уникальные дневники, отца на 10 лет упекли в лагеря. Моя мама вскоре умерла, и нас с братом взял на попечение двоюродный брат. В августе 1941-го я поступил в Ростове в авиационную школу. Долгим был мой путь в летчики, но в конце концов, попал в полк, которым командовал Александр Покрышкин (позже он командовал и дивизией, и воздушной армией). В общем, с конца 1942 года я стал летчиком знаменитого полка, а уже к весне 1943-го летал на боевые вылеты вместе с Александром Ивановичем Покрышкиным. Вместе с ним я сделал 240 боевых вылетов, а за всю войну совершил 297. Так что со знаменитым асом мы воевали плечом к плечу.

И вот в октябре 1944 года, когда наша часть находилась в Польше, меня вызывает к себе Покрышкин (тогда уже командир дивизии) и говорит: «Сухов! Бери У-2 и лети в Жешув (там находился штаб 2-й воздушной армии, а мы стояли в десятке-другом километров от этого городка, в Моншишове, как раз перед Сандомирским плацдармом). Там тебя встретят и отвезут в… особый отдел армии. »

Больше Покрышкин ничего не сказал, а у меня аж похолодело внутри. В общем, прилетел я в Жешув, где меня встретил майор-особист:

-- У Вас, Константин Васильевич, отец был?

-- А как же! -- а у самого нервы на пределе. Думаю: неужели решили припомнить, что я сын врага народа?

-- Когда вы его последний раз видели? -- продолжал особист.

-- Больше десяти лет назад.

-- Узнали бы вы его сейчас?

-- Конечно, узнал бы, отец все же.

Майор позвонил куда-то и через полминуты в комнату, где мы беседовали, завели отца -- исхудавшего, постаревшего, в поношенной армейской форме, без погон и ремня. В первые секунды наряду с радостью в душе появилась тревога. Я подумал, что отец дезертир или был в плену. Но тут майор развеял мои опасения:

-- Забирайте своего отца в дивизию.

Мы с отцом обнялись, расцеловались, расплакались. Мне аж не верилось, что отец рядом. Я к офицеру, мол, где вы его нашли. Офицер НКВД сообщил, что стрелковая часть отца вела бой с бандеровскими отрядами у Перемышля. Наших там здорово прижали, но вовремя подоспевшие отряды энкавэдистов выручили пехоту. После боя отец разговорился с офицерами, рассказал им, что ищет сына, который служит летчиком в знаменитой покрышкинской дивизии (ему об этом сообщили мои родственники из Новочеркасска). Энкавэдисты оказались нормальными ребятами, забрали отца с собой и по своим каналам переправили в особый отдел 2-й воздушной армии, где мы и встретились. Уже в разговоре с отцом я узнал, что в 1941 году он должен был освободиться. Когда началась война, он подал рапорт с просьбой отправить его на фронт. Но отцу отказали и за какие-то дисциплинарные нарушения «впаяли» еще два года. Освободился он в 1943 году и сразу пошел на фронт.

После встречи мы приодели отца в форму получше и отправились к Покрышкину. Я доложил: так, мол, и так. А он смеется: «Я тут уже три дня веду переговоры со штабом армии о переводе к нам твоего отца… ». Оказалось, что, посылая меня на У-2 в особый отдел армии, он уже знал, что там меня ждет отец.

Переговоры закончились успешно, и отца взяли на должность мастера по вооружению. Он очень быстро изучил оружие американского истребителя «Аэрокобра», на которых мы тогда летали, и стал одним из лучших оружейников полка. Молодые летчики его полюбили. Он, как бывалый воин, помогал всем в каких-то бытовых мелочах, по службе, да и просто добрым словом.

«Василий Сухов никогда не был врагом народа»
-- Послевоенная жизнь товарища Сухова была не столь трагична, как его судьба перед войной?

-- Знаете, судьба отца была очень сложной -- и до войны, и после. Человек он был хороший, отзывчивый: что сказал, обязательно сделает. Но была в нем какая-то горячность, внутреннее беспокойство, которое, наверное, и навредило ему. Когда он демобилизовался, на некоторое время вернулся в родной Новочеркасск, а потом подался на родину, на Кубань. Там организовал бригаду по резке «сибиряка» -- кустарника, росшего по балкам в степи, из которого потом делали метлы и снабжали ими все хозяйства Ростовской области, включая городские и коммунальные шахты. Но эту индивидуальную деятельность вскоре пресекли -- бригаду разогнали, а отца, как бригадира-организатора, выслали в Казахстан на поселение.

Вот после этих мытарств и скитаний он и приехал ко мне в 1960 году. И надо же -- после радостных объятий, разговоров… разругались. Мне тогда вдруг так обидно стало: во время войны я его поддержал, а он, когда мне было тяжело, был где-то далеко -- и все из-за своего характера. В сердцах я выпалил: «Тебе мало, что твои дети и внуки живут с клеймом детей врага народа!» В одно мгновение он переменился в лице. И я до сих пор помню его глаза -- грустные-грустные, полные слез. Он обвел нас всех взглядом -- меня, жену, двоих дочерей, тетю Настю, ставшую нам второй матерью -- и тихо произнес: «Прости меня, сынок! Грешник я, конечно, большой грешник, но врагом народа я никогда не был» -- и, не попрощавшись, ушел.

С тех пор я отца больше не видел. Весной 1967 года, когда я служил военным советником на Кубе, получил письмо от брата Николая, где он сообщал, что отец умер в апреле этого года и похоронен на хуторе Чумаки Усть-Донецкого района Ростовской области. Когда отец ушел из жизни, мне так больно стало! И еще мучило, что тогда, в 1960-м, так грубо с ним обошелся, не расспросил обо всем, не предложил жить вместе. Долгие годы меня терзала эта мысль, ведь в душе я его никогда не считал врагом народа.

Спустя несколько лет после смерти отца я написал письмо в ЦК партии в комиссию по реабилитации, где изложил историю жизни отца и просил его реабилитировать. И через месяц из областной прокуратуры и суда Ростовской области пришел ответ, что мой отец Сухов Василий Кузьмич невиновен и полностью реабилитирован.