Первая грань гранёного стакана: Майк Науменко - рок-портвейн

Майк Науменко - в миру Михаил Васильевич Науменко по тем советским временам был высокообразованным человеком, в частности в совершенстве владевшим английским языком, читавшим иностранную литературу и периодику, на слух переводившим песни, интервью рок-музыкантов всего англоязычного мира, свободно общавшимся с журналистами на английском. Музыкального образования не имел, более того, считал его вредным для рок-музыканта. Родом из очень интеллигентной питерской семьи. На первоначальном, юношеском периоде своего бытия, был известнейшим в городе на Неве рок-просветителем и рок-романтиком советской эпохи.

По мнению многих, человек №1 в нашем рок-н-ролле и ритм-энд-блюзе — Майк Науменко. Король, умерший в тесной комнатушке огромной ленинградской коммунальной квартиры, где громко топали тараканы. Он был слишком добр и слишком поэт.

Мое знакомство с творчеством Майка Науменко, а значит и "Зоопарка" состоялось достаточно поздно, примерно в 1981-82 годах. Общага мединститута, сокурсник и друг, Олег Сазонов - человек играющий, поющий и подозреваю, пишущий или писавший во всяком случае, поставил свои записи и.... Мы конечно пили портвейн, мы конечно молчали и слушали - потому, что подобного я, например, еще не знал...

Этот пост не считается авторским, здесь цитаты с других ресурсов, здесь моё личное восприятие
вперемешку с фотографиями и видео, вообщем довольно шаткая конструкция о почти моём поколении...

Кстати, как неожиданно переплетаются нити времени - наш мединститут в городе Барнауле, встреча и судьба родителей Майка в этом же городе в эвакуации.. Но обо всем по порядку или по хотя бы по подобию его:

Майк родился 12 апреля 1955 г. в Ленинграде в "семье служащих". Его родители были коренными ленинградцами, отец - преподавал в техническом вузе; мать работала в библиотеке.

Студент Ленинградского инженерно-строительного института Василий Науменко был совершенно не во вкусе его сокурсницы Гали Брайтигам. Она любила бойких и остроумных шутников, а он читал ей Блока, провожая пешком сквозь барнаульские метели, куда ЛИСИ эвакуировали во время войны. В Ленинград, однако, вернулись уже вместе. В 1946 году сыграли свадьбу. Через год в семье Галины и Василия Науменко родилась дочь Таня. А еще через восемь лет, в апреле 1955 года, на свет появился сын.

Музыкой маленький Миша не занимался. Обожал листать энциклопедии и словари, разбирался в марках автомобилей, увлекался самолетами. Это останется у него на всю жизнь — итогом станет потрясающая коллекция моделей самолетов.

А школьником он вдруг взялся выпилить из дерева гитару. Бабушка Надежда Ивановна втайне от внука убеждала родителей в необходимости покупки инструмента. В конце концов то ли на четырнадцатый, то ли на пятнадцатый день рождения Михаил получил в подарок заветную гитару. Радости у него в тот момент было столько же, сколько у Малыша из "Карлсона", когда ему подарили щенка. Внук-меломан часто ставил Надежде Ивановне записи "Rolling Stones" и — удивительное дело! — ей, родившейся еще в XIX веке, очень нравилась рок-музыка.

— А мы мечтали, что он станет авиаконструктором, — вздыхает Галина Флорентьевна. — Нам казалось, что музыка отвлекает его от реальности.

После школы Михаил Науменко по настоянию отца поступил в ЛИСИ, где Василий Григорьевич читал лекции по гражданскому строительству. Но после четвертого курса бросил учебу и с головой погрузился в рок-н-ролл.

Майк и легендарный питерский фотохудожник Андрей (Вилли) Усов познакомились в кафе "Сайгон". Тогда еще не было слова "тусовка". Все встречались в 18.00, выпивали по чашечке крепкого кофе и обменивались новостями. Науменко был младше всех.

В конце 70-х Майк играл с "Аквариумом". Не имея еще своего "Зоопарка", но желая все время звучать, он вписывался в самые неожиданные предприятия. Играл англоязычные рок-н-роллы, пел собственный репертуар.

— Счастливое было время, когда мы могли просто бродить по городу, — вспоминает Вилли. — Вели бесконечные разговоры, не помню о чем, но помню, что они были безумно интересными. Совершенно исключительным было в Майке знание западной литературы, которую он читал в оригинале. И еще — великолепное знание современной западной музыки.

Алексей Рыбин, первый гитарист "Кино":
— Когда мы познакомились, Майк был уже достаточно известен. А мы... мы с Цоем были очень удивлены, что в Ленинграде существует еще кто-то, кроме нас, кто играет и поет, поскольку сами мы считали себя лучшей группой города. С тех пор несколько лет подряд все написанные Витькой песни в первый раз исполнялись у Майка на кухне, и если Майк говорил, что это — говно, никогда больше не игрались.

— В нашем городе в то время было два персонажа: Майк и Гребенщиков, хотя сами они близкими друзьями не были, — мы сидим с Игорем (Пиночетом) Покровским на скамейке во дворе БГ.

...Молодой человек в потертых, несколько коротковатых джинсах и клетчатой рубашке. Самопальная джинсовая кепка с длиннющим козырьком и сумка, специально сшитая так, чтобы в нее можно было складывать грампластинки. Таким был Майк в 1976 году. Больше всего его интересовали "диковинные рекорда". К нему приклеилась кличка Ленинградский Боб Дилан — из-за того, что у Майка была такая же манера говорить немного в нос. — Это был человек безумной коммуникабельности и жизненной активности, — вспоминает его друг Игорь (Иша) Петровский. — Ему постоянно хотелось куда-то бежать, с кем-то встречаться.

Майк бесконечно рассказывал какие-то истории: про "Rolling Stones", про "Led Zeppelin", про всех-всех-всех. Он был таким фасонным юношей, так манерно выражался! Его артистичность не оставляла равнодушным никого. Для Майка, как, впрочем, и для нас всех тогда, не было подвигом проехаться через весь город, чтобы послушать (даже не взять с собой, а послушать!) новую пластинку. С годами он здорово изменился... Не в худшую или лучшую сторону, а вообще.

Наташа Кораблева поселилась у бабушки на Васильевском острове. Заглянул как-то двоюродный брат Вячеслав. Он играл тогда в малоизвестной ленинградской команде "Капитальный ремонт".
— Это Майк, — представил своего спутника.
Во всем Ленинграде, наверное, не было человека, который не слышал бы имени Майка Науменко.

Второй раз они встретились на свадьбе Вячеслава. В разгар торжества Михаил уехал на вечерний спектакль в Большой театр кукол, где в то время работал радистом. А потом неожиданно вернулся.

— Вот тут уж все удивились! — вспоминает Наташа. — А Майк пригласил меня на репетицию. Однажды Майк рассказал о новой пластинке Дэвида Боуи, и я пожелала немедленно ее послушать. Я даже настаивала... Майк, слегка удивившись такому нахальству, привел меня к себе. Плюньте в глаза циникам, утверждающим, что все рок-музыканты — самоуверенные бабники! Бывают юноши трепетные и прекрасно воспитанные...
Однажды летним вечером, когда Наташа и Майк любовались купчинскими домами с балкона Иши Петровского, Майк сказал: "Мечтаю поселиться с тобой в старинном замке, но могу предложить только квартиру с родителями и зарплату сторожа..."

Наташа устроилась на работу в "Теплоэнерго", где желающим предоставлялось жилье. Поздней осенью ей предложили комнату в коммуналке на Боровой. Майк переехал к ней в декабре.
Ему нравился этот район — "места имени товарища Достоевского". Труднее было приспособиться к коммунальному быту.

Мебель вполне соответствовала стилю квартиры. Диван Майк выменял на пластинку у Леши Рыбина. Были две большие белые табуретки, две маленькие, стремянка, которая служила одновременно буфетом и шкафом для одежды, катушечный магнитофон и старенький проигрыватель. А еще был телевизор. Его подарил друг Родион как вещь совершенно необходимую для семейного счастья. Майк тут же принялся смотреть все подряд, даже программу "Время". При этом спорил с гостями на кружку пива: что раньше скажут — "100 тысяч чего-нибудь" или "Леонид Ильич Брежнев".

— Если бы Бог был, — сказал Майк однажды, — то я дал бы ему в рожу за то, что здесь происходит!

Потихоньку обживались. Обои цвета малярии и гепатита скрылись под плакатами и фотографиями хороших людей. Напротив дивана висел большой постер Марка Болана. Марком звался и их будущий сын...

В начале весны 1981 года Наташе пришлось лечь в больницу. Когда ее выписали, Майк потащил ее в загс. Свадьбу справляли весело и смело. Скромные работницы советского загса были шокированы: у брачащихся не нашлось ни одной свидетельницы, зато было целых два свидетеля — Иша и Родион.

После официальной части было решено переместиться в трехкомнатную квартиру друзей, где не было никакой мебели. В одной из комнат складировались ящики сухого вина. Майк встречал гостей около кафе "Сайгон". В пиджаке, с галстуком, в стильной рубашке, он был похож на Пола Маккартни в молодости.

Через несколько дней после рождения сына в гости к Майку почти в полном составе заявился "Аквариум" — поглазеть на малыша, выяснить, на кого похож, и выпить чего-нибудь крепкого за общее здоровье. Узнав, как рок-н-ролльные родители собрались назвать родившегося в "совке" кроху, Михаил Файнштейн покрутил пальцем у виска:

— С ума сошли! На меня посмотрите — мне фамилия всю жизнь испортила, а вы сына хотите Марком назвать! А если, Майк, у него нос как у тебя будет?
Родители одумались. На раздумья ушел месяц. Предлагаемые варианты — Артем, Михаил или Александр — не устраивали Майка. В конце концов Наташа не выдержала:
— Вот возьму и назову Евгением, раз ты ничего более подходящего не придумал!
— А что? Пусть будет! — согласился Майк.

В начале 82-го года у Майка поселились Цой с Рыбой. Ночевали в его комнатушке... под столом. Цою очень нравилось возиться с маленьким Женей.
— Меня всегда удивляло, с какой ловкостью Цой управлялся с Женькой, — улыбается Наташа. — Можно было подумать, что он уже вынянчил пару-тройку детишек или по крайней мере младшего братика...

Длинный, как в вагоне, полутемный коридор. С потолка мрачно свисают три пыльные лампочки, разделяя его на равные части. Три окна на правой стене, но солнечного света мало. С левой стороны то и дело открываются двери. Их семь. Ровно посредине — комната Майка. Сейчас здесь никто не живет.

Светлана, соседка из третьей комнаты, ставит передо мной тарелку с яичницей-болтуньей. Здесь, в Питере, даже еда отличается от московской.

— Ешь, ешь, — она кладет на стол вилку. — Майк очень любил яичницу с колбасой. Бывало, выйдет на кухню, поздоровается в сотый раз, приготовит себе и ребенку яичницу и опять скрывается в комнате вместе со сковородкой. А водку как он пил! В граненом стакане один к трем водой из-под крана разбавлял.

Он никогда не сидел с гитарой на кухне. Зато в комнате самого Майка постоянно происходили тусовки-гулянки. Почти каждый день приезжали поклонники из других городов. Прямо с вокзала приходили сюда. Всегда — с бутылкой чего-нибудь спиртного.

"Знакомцы приносят к тебе вино —
Им лестно с тобой пить.
И ты думаешь, что все они — хорошие люди,
Ведь иначе и не может быть.
И они приходят, и они уходят,
И их прощания безмерно пылки.
Но в конечном итоге тебе остаются
Лишь грязная посуда и пустые бутылки.
И потом они говорят о тебе:
"Он мой лучший друг, я с ним пил!"
А ты не помнишь имена этих "лучших друзей",
Они ушли, и ты их забыл".
(Майк Науменко, "Выстрелы")

Рассказывают, Майк был подчеркнуто обходителен. Именно его невероятная тактичность порождала бесконечную вереницу гостей в четвертой комнате коммуналки на Боровой. Даже самые недостойные отлуп получали только в крайнем случае.

Никто не заметил, когда и почему Майк стал все больше времени проводить дома. В нем появились леность и апатичность. "Зоопарк" был самой гастролируемой в СССР группой. В перерывах между бесконечными поездками Майк любил лежать на диване и смотреть телевизор. Даже когда кто-нибудь приходил и Майку приходилось подниматься, он все равно никогда не выключал телевизор.

— Ему вообще никуда не нужно было идти: к нему все приходили сами, — рассказывает Марианна Цой. — В магазин за вином отправлялся, как правило, кто-нибудь из гостей.

— Когда мы утром просыпались и тянулись к бутылке, — с грустным смехом рассказывает Александр (Саша-с-Кримами) Старцев, друг и собутыльник, — Майк всегда говорил: "С праздничком тебя, Александр!"
По первости я всегда удивлялся:
— С каким это?
— Каждый день — праздник в нашей жизни, — отвечал Майк, и мы выпивали.
Майк погрузнел, потерял легкость и постоянное желание куда-то двигаться, которым так удивлял знакомых еще несколько лет назад. Говорят, Борис Гребенщиков, с которым они теперь почти не общались, поругивал его за такую "безалаберность".

— Если бы Майк не пил и относился внимательно к таким вещам, как социальный статус, — Марианна делает долгий глоток, — то развитие нашей музыки пошло бы совсем по другому пути, а именно — ритм-энд-блюза.

Его окружение просто не понимало, что творит. Очень многие приезжали издалека. Поглазеть на Майка, выпить с ним, чтобы потом всем рассказывать... Он был всегда согласным собутыльником. Друзья и "недрузья, незнакомцы" не желали ему зла. Такой был стиль жизни. Но каждый день пить с друзьями и поклонниками — и при этом переводить не только статьи в западных журналах, но и книги; быть начитанным настолько, что собеседники частенько тушевались; писать песни, которые до сих пор поет страна...

- А много тогда выпивали?

- Думаю, да. Гости приносили и привозили. Цой пил мало, я вообще его не помню пьяным... Майк очень любил пиво. Какие напитки ему нравились — не знаю; выбор был убогим. Что принесут, то и наливали всем. Вообще, это больная тема...

- В последние годы жизни он вообще ничего не писал?

- Песни затормозились, сам он говорил о самоповторах, что теперь у него стихи лучше получаются... Я не врач, но сейчас мне кажется, что у него тогда начала развиваться депрессия...

- После вашего ухода от него он так и остался один?

- Наверное, просто не успел поменять жизнь. Мы развелись 15 августа 1991-го, а 27-го его не стало...

Говорят, в доме Майка никогда не случалось срывов и драк. Потому что к нему приходили не выяснять отношения, а учиться рок-н-роллу.

— А для того чтобы научиться играть рок-музыку, — объясняет Алексей Рыбин, — нужно, как сказал профессор Преображенский в "Собачьем сердце", молчать и слушать. Мы молчали и слушали. Слушали Майка, который переводил нам статьи из "Melody Maker" и "Rolling Stone", и пластинки, которые он для нас ставил — T.Rex, Боб Дилан, Лу Рид, то, что он сам играл для нас и то, чего мы нигде не могли услышать, кроме как у него дома.

Временами Майк мечтал ходить во фраке, в чем-нибудь черно-бархатном. Вальяжность была ему к лицу.

— Всю свою жизнь он играл в звезду рок-н-ролла, — рассказывает Вилли. — Это проявлялось во всем: в рисуночках домашних, в манере говорить, причем говорить очень забавно. Меня он в разговоре все время называл на "вы". Например: "А знаете, Вилли..." Казалось, он чувствовал, что на него все время смотрят со стороны, и желал подать себя необычным образом. Театр одного актера. Как правило, такая манерность очень быстро надоедает и становится навязчивой, но фасонность делала его более интересным и еще больше привлекала.

Помимо того что Майк был интеллигентен, образован и непрактичен, он был еще и прекрасным поэтом и человеком, очень тонко и правильно чувствующим музыку. Чего нельзя сказать о 99% отечественных музыкантов.

Рок-н-ролл не был для него способом зарабатывания денег. Майк удивлялся, как ребенок: "Я занимаюсь любимым делом, а мне еще за это и деньги платят!"
Конечно, он мечтал об аппаратуре для группы, о хорошей гитаре, о студии.

Казалось, что еще чуть-чуть — и все будет. Но чуда не происходило. Деньги появлялись и исчезали, добрый дядя на горизонте не показывался, а как умудряются иметь хороший аппарат другие музыканты, Майк понимал с трудом.

Очень своеобразно Майк относился к иностранцам: словно боялся, что его могут заподозрить в корыстных интересах, и на всякий случай становился в позу.
Однажды приятель привел в гости барышень из Голландии. Майк читал, полеживая под одеялом.

— Ты бы встал, дамы все-таки, — попросила Наташа.

— Пусть думают, что такие наши русские обычаи!

Так и общался, и пиво из банки пил лежа.

В другой раз приехал американец — брать у Майка интервью. Разговор шел на английском, довольно долгий и интересный. Прощаясь, журналист протянул пачку дорогих сигарет.

— Спасибо, я курю только "Беломор", — отказался Майк вежливо, но в лице сильно изменился. Долго еще возмущался тем, как его унизили.

Его друзья принимали правила игры, прекрасно вписываясь в новую жизнь. А он посиживал на белой полосе и смотрел, как

"... каждый спешит по делам,
все что-то продают,
все что-то покупают,
постоянно споря по пустякам..."

— Он достиг славы и успеха. Объездил весь Советский Союз. Больше ему ничего не хотелось,

— Старцев выпивает очередную рюмку разбавленного спирта за упокой души. — Майк не подсуетился вовремя. Он был рок-музыкантом, а не бизнесменом. Ему было все равно, будет у него "Мерседес" или велосипед, потому что он чувствовал себя рок-звездой, но при этом никогда не страдал звездной болезнью... У него перестали рождаться песни... Майк пришел в себя лишь к 91-му году — за несколько месяцев до собственной смерти. А до этого был бесконечный чес по стране: "Зоопарк" играл песни, написанные Майком несколько лет назад...

Александр Храбунов, гитарист "Зоопарка" и сосед по коммуналке:

— Я вернулся с работы часа в три дня, уставший как собака. Саша Марков, сосед из шестой комнаты, сказал мне, что Майк упал в коридоре. "Он до сих пор спит, и знаешь, мне кажется, лучше бы нам позвонить его маме!" Так мы и сделали. Но, видит Бог, никто из нас не предполагал, что с Майком может случиться что-то серьезное.

Голос Галины Флорентьевны немножко дрожит:

— Мы не знали о том, что сын сильно пил в последние годы. Наташа скрыла это от нас. Сказала, что не хотела расстраивать.

Когда Майк и Наташа расстались, мама предложила Мише переехать к ним.
— Он собирался переезжать, когда я выйду из отпуска. Поэтому я и позвонила в квартиру на Боровую 27 августа. К телефону подошел кто-то из соседей.
— Майк спит, — сообщили из телефонной трубки.

А через какое-то время Галине Флорентьевне позвонили со словами: "Вы знаете, Майк все еще спит и как-то странно храпит. Может быть, вам лучше приехать?"
Врачи "скорой" сказали, что пациент нетранспортабелен, и оставили хрипевшего Майка в покое.
Через несколько часов другая бригада констатировала смерть Михаила Васильевича Науменко "в результате кровоизлияния в мозг".

Одни считают, что с бросанием пития заканчивается творчество. Другие уверены, что с первой рюмкой наступает его смерть...

В любом маломальском городке с населением больше ста тысяч есть люди, которые начнут топать-хлопать-прыгать, стоит только запеть "Моя сладкая N" или "Пригородный блюз".

— Мы всегда называли его Мишей. Или Миней, — говорят Науменко-старшие. — Только сейчас, с очень большим трудом, мы начали называть его, как все, Майком.