«Василий Тёркин»: энциклопедия войны в стихах

Впервые солдат Вася (именно Вася, не Василий) Тёркин появился на страницах фронтовой газеты «На страже Родины» задолго до начала Великой Отечественной — в 1939–1940 годах. Тогда шла советско-финская (или зимняя) кампания. Складывалась она для СССР поначалу не слишком удачно, и пропаганда должна была как-то скрасить бойцам тяготы войны.

Несколько товарищей, включая Александра Твардовского, Николая Тихонова и Самуила Маршака, начали писать в газету фельетоны с весёлыми иллюстрациями о Васе Тёркине, опираясь ещё на опыт пропаганды времён Гражданской войны. Они тогда понятия не имели о полном тёзке своего героя из уже забытого романа Петра Боборыкина о похождениях купца Василия Тёркина.

Вася Тёркин? Кто такой?
Скажем откровенно:
Человек он сам собой
Необыкновенный.

Получил красноармеец и стихотворную биографию. «Богатырь, сажень в плечах», он был пулемётчиком, то есть весьма умелым бойцом. И опытным — воевал на Хасане: «Был на сопке Заозёрной и на речке Халхин-Гол». Был ранен в боях за Белосток во время освободительного похода Красной армии (этот поход стал первым боевым опытом для Твардовского).

А уж на финской Тёркин вообще творил чудеса. «Кошкой» выдёргивал шюцкоровца (члена охранных отрядов) за штаны прямо из самолёта, раскрашивал финские надолбы под красноармейцев — и враг в панике разносил свою же защиту; спасал финского солдата от расстрела офицером и разоблачал болтунов, распространявших слухи о вражьем чудо-оружии, мчал на лыжах через горы, водопады и не только. Причём сначала рисовали картинки, а уже к ним придумывали текст. В общем, создатели Халка и Железного человека обзавидовались бы.

За время советско-финской Вася Тёркин получил некоторую известность, но вскоре о нём забыли. А Твардовский тем временем обдумывал увиденное на фронте и рассказанное сослуживцами. Но тут началась другая война — Великая Отечественная.

Твардовский поехал военным корреспондентом на Юго-Западный фронт. Вскоре он понял: говорить прежним языком с читателем невмоготу. Другая война, другая ситуация в стране — и читатель тоже другой. Весной 1942 года Твардовский, наперекор всем литературным правилам, начал писать стихи «без начала, без конца» и без строгого сюжета. Лубочный супергерой Вася исчез. Появился Василий Тёркин. «Просто парень сам собой / Он обыкновенный».

Поколение XXI века (к нему принадлежит автор этой статьи) просто не может представить себе, что в военные годы пришлось пережить людям. Но Твардовский — мог. Первые же строки поэмы — о простых человеческих чувствах. О жажде.

На войне, в пыли походной,
В летний зной и в холода,
Лучше нет простой, природной
Из колодца, из пруда,
Из трубы водопроводной,
Из копытного следа,
Из реки, какой угодно,
Из ручья, из-подо льда, —
Лучше нет воды холодной,
Лишь вода была б — вода.

Бойцам на войне бывает страшно. И опытным в том числе. Больше всего на свете они мечтают выспаться и поесть — не с колена, а со стола. А привычные сегодня вещи, как, например, «спать в одном белье нательном» или чистота, от которой «озноб по коже», — воспринимались ими как рай. Эпизод, когда Тёркин попадает в госпиталь, где совсем другие условия, нежели на передовой, — он долгое время не может уснуть без шапки. Это проникает в самую душу.

Твардовский мог бы и дальше писать, как Тёркин «русской ложкой деревянной восемь фрицев уложил». Были и такие авторы. Но он предпочёл правду. Передавая невообразимую боль, которую испытывали защитники, оставляя родные деревни. Это пережил и сам автор — он был родом со Смоленщины.

Немец сыт и физически сильнее Тёркина. Немецкий блиндаж обустроен гораздо лучше. Такого врага картинками из газеты не испугаешь. Он очень метко бьёт из миномётов.

Поэтому даже с Тёркиным крохотную деревню Борки — не Ростов, не Харьков, не «гордую твердыню, что у матушки-реки» — красноармейцы берут раз за разом. И никак не могут взять. Пожалуй, никто лучше Твардовского не смог всего парой строф описать трагедию взаимодействия частей 1942 года.

Все хорошие ребята,
Как посмотришь — красота.
И ничуть не виноваты,
И деревня не взята.

И если б не поэт — о Ржеве никто бы и не вспомнил, как это ни печально. (Подробнее о разгроме группы армий «Центр» читайте здесь: https://warhead.su/2018/02/09/do-stalingrada-kak-okruzhali-nemtsev-pod-vyazmoy ). Но автор даёт и надежду — ведь в сорок первом было куда хуже.

Твардовский вспоминал опыт прежних войн и войны современной. Показывал, что в бою иногда приходится заменять убитого командира. Что лучше не переть на пулемёты в лоб, а попробовать в обход. Что даже Тёркин может быть тяжело ранен, и не раз. Что умирать тошно в любое время. Что спасение товарища — святое. И что читать только про войну — трудно. Поэтому в поэме удивительно лирические и нужные отступления.

Некоторые строки «Василия Тёркина» Твардовский взял из первых стихотворных опытов о реальных событиях зимней войны. Так, знаменитые строки «Переправа, переправа…» относились первоначально к неудаче во время форсирования советскими войсками крохотной финской речушки Тайпален-Йоки. А фрагмент «Страшен танк, идущий в бой…» описывает действия бронемашины трёх Героев Советского Союза — Диденко, Крысюка и Кривого. Да и речь самого героя: «Я вторую, брат, войну на веку воюю», — однозначно говорит о его боевом опыте.

В то время как на страницах многих газет с шутками и прибаутками писали о пехоте, истребляющей вражеские танки и самолёты чуть не тысячами, Твардовский честно писал о страхе, который наводит один-единственный самолёт. И сбить его — подвиг, достойный ордена и отпуска домой.

Удивительно, но в феврале 1942-го в бою у деревни Некрасовка политрук 1270-го полка вправду смог сбить немецкий бомбардировщик «Хейнкель-111» из ружья. Тогда два члена экипажа попали в плен. Правда, ружьё было противотанковым.

Менялась война — и с ней менялся герой. Постепенно слово «солдат» заменило слово «боец», а «офицер» стали употреблять вместо «командир». И даже сейчас чувствуешь радость очевидцев 1941-го при виде темпов наступления советской армии в 1944-м:

Позабудешь и про голод
За хорошею войной.
Шутки, что ли, сутки — город,
Двое суток — областной.

И горе вернувшихся в родные деревни, от которых ничего не осталось (деревня Твардовского превратилась в пепелище). И сам становишься участником последних боёв — уже в чужих городах.

После победы Твардовский, несмотря буквально на мольбы читателей, не стал продолжать поэму о Тёркине. И она навсегда осталась памятником военной эпохи — страшного и великого времени.

ЕВГЕНИЙ БЕЛАШ