Культ личности: Кавалер Луи Жермен Давид де Фюнес де Галарса

Луи — или "Фюфю", как его называли в детстве, — в некотором смысле дитя Ромео и Джульетты: его родители покинули родную Испанию и переселились во Францию после того, как дома их родные были категорически против их брака. Устроившись под Парижем, Карлос де Фюнес и Леонор Сото де Галарса привели в этот мир троих детей — старшую Мари, среднего Шарля и младшего Луи.

Мальчик сначала помогал отцу, страдавшему дальтонизмом, заниматься изготовлением искусственных изумрудов, а затем и вовсе угодил в дом некоего доктора, который якобы изобрел микстуру, ускорявшую рост; матушка Луи беспокоилась за исключительно невысокий рост своего младшего отпрыска (рост Луи де Фюнеса в итоге составил 1,64 м) и потому поручила его заботам этого «гения» от медицины. Впрочем, малыш Луи чувствовал себя там превосходно и развлекался на полную катушку, вот только выше все равно не становился.

Мать Луи была актрисой, что называется, от Бога: в первые годы жизни во Франции она проявляла чудеса красноречия и артистизма, находя для продавцов меховых изделий самых лучших и богатых клиенток, да и в быту оставалась чуточку более экзальтированной, нежели обычные, не знакомые с актерством люди. Потом, став уже знаменитым комиком, де Фюнес рассказывал, что именно мать дала ему первые уроки ремесла:

— Мама обладала потрясающей находчивостью. Не могу забыть историю с дядей из Мадрида, который прислал ей свою фотографию. Увидев на снимке его усатое лицо, она поскорее спрятала подарок в кладовку, а ему написала, что поставила фото на пианино. Однажды он неожиданно появился в нашем доме. Я и сейчас вижу его с чашкой чая в руке, спрашивающего, где же его фотография. Мама слегка растерялась: она совершенно об этом забыла, но, посмотрев на дядю кристально честными глазами, сообщила: «Я отправила ее на увеличение!» Вот это было представление!

Учеба в школе Луи быстро наскучила, и он решил расстаться с нею, предпочитая зарабатывать живые и настоящие деньги. Сам он не раз говорил в многочисленных интервью, что испробовал множество разных профессий, но его дети, Патрик и Оливье, склонны полагать, что отец слегка преувеличивал, рассказывая об этом фрагменте своей биографии. С другой стороны, Луи де Фюнес прекрасно играл на пианино, весьма недурно рисовал и даже одно время трудился оформителем витрин; когда в одном человеке сочетается несколько талантов, немудрено, что он способен заниматься самыми разными видами деятельности.

В 1942 году, уже во время оккупации Франции нацистами, Луи познакомился в джазовой школе с Жанной Августиной де Бартелеми де Мопассан, внучатой племянницей знаменитого писателя Ги де Мопассана, где она работала секретаршей и поэтому училась бесплатно. Де Фюнес пришел в эту же самую школу за день до Жанны просто потому, что решил овладеть нотной грамотой и покорить сольфеджио и гармонию; между прочим, полное отсутствие знаний по этой части совершенно не мешало ему играть на рояле в одном из популярных баров Парижа.

Потом он рассказывал, что проводил в этом заведении по двенадцать часов кряду, играя для самой разношерстной публики, от проституток до офицеров Вермахта. Сама Жанна, да и многие другие свидетели их знакомства, уверяет: Луи играл так, что было совершенно непонятно, на кой черт он вообще решил учиться в джазовой школе, настолько он был хорош.

Покоренная талантом де Фюнеса, Жанна попросила его стать ее учителем. Тот с ловкостью опытного ловеласа немедленно пригласил девушку на свидание, ухлопав на угощение всю месячную зарплату, как вдруг в самый разгар ужина обнаружил, что назначил на это же самое время встречу еще одной девушке, которая явилась в бар, не говоря ни слова, наградила его сочной оплеухой и так же молча ушла. Луи, впрочем, и из этого казуса устроил представление, сделав вид, что оплеуха сбила его с ног.

Де Фюнес был не только артистичен, но, к тому же, еще и дерзок и смел до безрассудства. Продолжая работать пианистом в баре, он как-то принялся петь американские песенки, смысла которых немецкие офицеры, торчавшие там постоянно, разумеется, не понимали. Когда немцы доходили, как говорится, до кондиции, Луи начинал перевирать текст песен и подбадривать публику: дескать, а ну-ка, хором! И получалось, будто бы нацисты сами поют о том, как войска союзников им же надают пинков и погонят обратно в Берлин как стадо завшивевших овец. Это, конечно, было весьма опасно. Луи де Фюнес был большим любителем подергать тигра за усы. Провожая Жанну домой, он нередко вынужден был возвращаться к себе пешком через весь Париж в самый разгар комендантского часа, что, вообще-то, было самоубийством: патруль мог не только арестовать его, но и попросту расстрелять, что случалось не так уж редко. Но это никогда его не останавливало, даже когда приходилось сталкиваться с доказательствами вроде грузовика с трупами, неторопливо ехавшего по улицам французской столицы.

Счастье Жанны и Луи было отнюдь не безоблачным. Дело в том, что еще в 1936 году де Фюнес успел жениться на некой Жермен Карруайе и даже стать отцом своего первенца по имени Даниель, но с молодой супругой он расстался через месяц после начала совместной жизни, а вот до развода руки так и не дошли. Жанна не желала встречаться и тем более жить с женатым мужчиной, и Луи решил покончить с идиотской ситуацией, которая на поверку оказалась еще более идиотской, так как Жермен также жаждала развода, но почему-то ничего для этого не делала. Единственное условие — никакого общения с Даниелем — было выполнено, и все, кто хотел, развелись и поженились заново — в апреле 1943 года.

Примерно в то же время Луи де Фюнес познакомился с актером Даниелем Желеном, который и приобщил будущую звезду комедии к ремеслу. По совету старшего товарища Луи начал с массовки и время от времени получал то тут, то там небольшие бессловесные и безымянные роли. Что интересно, при нацистах ролей было больше, а вот после освобождения Луи приходилось идти на хитрости и время от времени как бы случайно прогуливаться возле тех мест, где часто бывали кинематографисты. Рано или поздно он сталкивался со знакомыми, которые почти всегда подбрасывали Луи работу.

Именно таким образом он встретился с режиссером Жан-Пьером Мельвилем, которому требовался аккордеонист. Де Фюнес немедленно соврал, что умеет играть на аккордеоне и явился на съемки, где целый вечер вертелся как мог, чтобы скрыть полное отсутствие навыков игры на этом инструменте. Мельвиль, конечно, всё понял, но поступок оценил и даже заплатил Луи двойной гонорар: дескать, уважаю. Несмотря на то, что это было единственное его сотрудничество с де Фюнесом, последний с тех самых пор не пропускал ни одного фильма этого режиссера.

Первая актерская работа Луи де Фюнеса в кино — как уже было сказано, с подачи Даниеля Желена — состоялась в 1946 году. Роль в ленте «Барбизонское искушение» была эпизодической: начинающий актер сыграл портье и находился в кадре в течение приблизительно сорока секунд. Больших денег эта работа, естественно, не принесла, известности тоже, но опыт есть опыт. Как показала дальнейшая практика, если бы не фантастическая работоспособность и безграничное терпение де Фюнеса, кто знает, остался бы он в этой профессии или нет. В течение следующих десяти лет он снялся в полусотне с лишним фильмов, и главным образом это были роли в массовке или в эпизодах.

Перемены начались в 1954 году, когда уже тридцатидевятилетнему Луи досталась большая роль в комедии Жана Лубиньяка «Ах! Эти прекрасные вакханки» — очень откровенном, особенно для того времени, фильме по части того, что так не нравится некоторым российским депутатам. Луи стал более или менее известен, но настоящая популярность пришла к нему только четыре года спустя, когда в 1958-м на французские экраны вышла лента Ива Робера «Не пойман, не вор», где у Луи де Фюнеса была первая в его карьере главная роль. Актеру на тот момент было уже сорок четыре года — вот с кого надо брать пример по части упорства в достижении своей цели. Двенадцать лет Луи перебивался крошечными эпизодами, периодически отвлекаясь на театральные постановки, и никогда не опускал рук.

Конечно, немалую роль в столь длительном творческом пути сыграла его верная жена Жанна, всегда поддерживавшая своего талантливого супруга и сопровождавшая его всюду, как в те времена, когда он был всего лишь статистом, так и потом, когда к нему пришла настоящая известность.

Во время съемок комедии «Не пойман, не вор» в жизни де Фюнеса произошли два важных события. Первое — его сын Патрик притащил в дом, где поселили их семейство, дикую утку, которую актер фактически усыновил, сделал своим партнером по фильму и даже привез обратно в Париж. Второе — именно во время работы над этой картиной Луи начал шлифовать свою игру, придумывая разные мелкие детали, которых не было в сценарии. Например, он придумал собаке кличку «Пшёл вон» — кому такое придет в голову? А в дальнейшем, когда карьера его окончательно пошла в гору, он научился придавать своим героям черты реальных людей, с которыми он когда-либо в жизни пересекался.

Луи де Фюнес был перфекционистом и относился к себе как к актеру исключительно безжалостно и бескомпромиссно. От работы он отдыхал только дома, с семьей, избегая застолий и, как сейчас принято говорить, корпоративов, но, выходя за дверь своего жилища, он сразу же включался в работу и мог делать по тридцать дублей, до хрипоты споря с режиссерами и партнерами, доводя собственную роль до совершенства.

Точно также относилась к нему и к его работе и жена, ставшая для него чем-то вроде актерского агента. Когда «Не пойман, не вор» вышел в прокат и на де Фюнеса обрушилась слава, ей пришлось выдержать немало трудностей и унижений, но она так и не позволила мужу сниматься хоть и за хорошие деньги, но в плохом кино или участвовать в заведомо провальных театральных постановках. Более того: со временем Жанна стала даже принимать участие в выборе экранных и сценических партнерш для мужа, поскольку полагала, что полные женщины, которых режиссеры любили ставить рядом с ним, обесценивают его талант и ставят его в глупое положение. Элегантные красавицы рядом с невысоким и забавным де Фюнесом действительно заставили зрителей взглянуть на актера по-новому.

Успех комедии Ива Робера, вопреки ожиданиям, не принес де Фюнесу лавины новых предложений. В 1959 он с успехом проехал по Франции с пьесой «Оскар», в киноверсии которой Луи снимется в 1967 году, а после этого наступил спад. Актеру предлагали только второстепенные роли, но и это случалось нечасто. Лу де Фюнес принял решение вернуться к вышеупомянутой пьесе — и, как показало время, не напрасно: злоключения господина Барнье, перепутавшего чемоданы, полюбились парижской публике, а сам Луи продолжал оттачивать свое мастерство, с каждым спектаклем придумывая всё новые находки и детали, придававшие объем его персонажу. Конечно, со временем и от суперпопулярного «Оскара» де Фюнес все-таки устал и, намереваясь расстаться с этой пьесой, подписал контракты на участие в фильмах «Джентльмен из Эпсома» и «Столкновения». Однако театр не отпустил его так просто: в 1961 году он взялся за главную роль в не менее, если не более успешном спектакле «Большой вальс», сделанном специально под него. Одним словом, работы в его жизни хватало если не в кино, то на театральных подмостках.

Именно в шестидесятые годы работы в кино стало очень много: де Фюнес снимался в трех-четырех фильмах в год, а в 1964 году начался настоящий, подлинный взлёт в плане известности и популярности актёра: на экраны вышел «Жандарм из Сен-Тропе». В том же году выстрелил «Фантомас», ставший культовым не только во Франции, но и в Советском Союзе и навсегда, наверное, лишивший романы Пьера Сувестра и Марселя Аллена возможности получить новые, серьезные и близкие к тексту и духу экранизации. «Разиня» Жерара Ури, показывавшийся, между прочим, вне конкурса на IV Московском международном кинофестивале закрепил оглушительный актерский успех Луи.

До начала семидесятых де Фюнес снялся в двух продолжениях «Фантомаса», двух сиквелах «Жандарма из Сен-Тропе», еще одной культовой комедии «Большая прогулка» вместе со своим любимейшим партнером Бурвилем, а также в «Замороженном», «Кутилах», «Ресторане господина Септима», «Больших каникулах», «Татуированном» и уже упоминавшемся ранее «Оскаре» — и всё это за каких-нибудь шесть лет. «Фантомас», кстати сказать, принес де Фюнесу не только славу, но и немало вреда.

Во время съемок сцены погони на подъемном кране герой Луи комиссар Жюв хватается за крюк и висит на нем какое-то время. Висеть актеру пришлось всего-то в метре от земли, но зато продолжалось это несколько часов подряд. Результатом такого продолжительного висения стало то, что Луи растянул плечевые связки настолько, что потерял возможность свободно пользоваться руками на несколько лет. Для него, страстного любителя сидеть за рулем (он вообще страшно нервничал, когда машиной управлял кто-то другой), это было настоящей трагедией.

В отличие от многих своих коллег по цеху, де Фюнес любил не себя в актерстве, а актерство в себе. Для него важна была роль, а не собственная значимость. С самых первых своих кинопроб, где от него требовалось всего лишь сказать сакраментальное «Кушать подано!» — он искал способ сделать самого незначительного своего персонажа объемным и выпуклым.

" — «Мадам, кушать подано!» — вот и всё, что от меня требовалось. Постучать, открыть дверь и сказать. Но оказалось, что это совсем не просто. Пришлось задействовать воображение. Например, представить, что дверь скрипит, и я пытаюсь понять, почему, внезапно вижу, с каким удивлением на меня смотрят партнеры, ждущие, когда же я произнесу свою реплику. И я разыгрываю растерянность, и тогда звучание моих слов становится куда точнее, чем могло быть!"

Как уже было сказано, к ролям он относился с безумным перфекционизмом и был безжалостен к самому себе как во время репетиций, так и при просмотре уже готовых материалов и нередко заявлял без малейшей рисовки и кривляний, что вот здесь можно было бы сделать гораздо лучше. Но не стоит думать, будто бы идеи приходили к нему только задним числом: в периоды съемок или репетиций в театре он постоянно размышлял о своих ролях, мелкие детали и гэги приходили ему в голову в самые неожиданные моменты, и иногда, когда мысль казалась ему особенно хорошей, он делился ею со своими домашними. Так, например, во время съемок «Ресторана господина Септима» ему пришла в голову идея: в то время, как он произносит несколько реплик по-немецки, обращаясь, соответственно, к немцам, тень падает на его лицо так, что под носом Луи появляются как бы гитлеровские усы. И такие придумки буквально роями вылетали из этой талантливой головы.

Игру Луи де Фюнеса нередко называют однообразной из-за того, что он слишком часто применял одни и те же приемы. И действительно, его герои постоянно подмигивали, лупцевали партнеров, одним словом, сделавшие его популярным комические эффекты повторялись из фильма в фильм. Большой вины актера тут нет, слишком уж нравилось режиссерам эксплуатировать его находки, однако Луи — с помощью жены, надо сказать, — все-таки заставлял и себя, и постановщиков избавляться от привычных штампов.

Зато в чем его никак нельзя обвинить, так это в халатном отношении к работе. Де Фюнес прорабатывал каждый свой образ до мелочей. Например, на съемках «Большой прогулки» он брал уроки у Жоржа Орика, написавшего музыку к этой картине, чтобы как можно более убедительно дирижировать в кадре оркестром. Он убивал много часов на танцевальные репетиции при подготовке к «Приключениям раввина Якова», а удачные детали, которые можно было бы использовать для придания особой выпуклости своим ролям, ухитрялся находить где угодно: во время отдыха на природе, прогуливаясь по парку или даже разглядывая картины и статуи в римских музеях.

Луи был весельчаком и артистом от Бога, но, тем не менее, о нем постоянно судачили как о человеке со вздорным характером. Репутацию скандалиста он заслужил исключительно благодаря прессе. Да, ему свойственны были редкие вспышки не то, чтобы гнева, а скорее недовольства: например, он мог отругать режиссера за то, что тот разрешил сыну де Фюнеса самостоятельно исполнить в фильме какой-нибудь трюк (Оливье де Фюнес пошел по стопам отца, снявшись с 1965 по 1971 гг. в шести фильмах, в том числе в картинах «Фантомас разбушевался» и «Замороженный»).

Да и вообще, по воспоминаниям Патрика и Оливье де Фюнесов, подобные «скандалы» практически всегда были связаны с заботой актера о своей семье. Надо сказать, что он всегда ужасно переживал за своих близких и в некотором смысле был помешан на вопросах безопасности. Каждое новое свое жилище (речь идет, разумеется, не о квартирах, а о домах) он буквально нашпиговывал устройствами сигнализации, пушечками, стреляющими холостыми, и иными инструментами профилактики ограблений.

Кто-то может сказать, что де Фюнес был параноиком, но его действия неизменно себя оправдывали: почти каждый дом Луи хотя бы один раз грабили, а однажды система безопасности, возможно, даже спасла жизнь его жене, которая едва не вошла в дом, когда там еще находились грабители, и, услышав сработавшую сигнализацию, вызвала жандармов. Даже огромный родовой замок жены, в конце концов доставшийся семье де Фюнеса целиком, представлял из себя в плане безопасности настоящую крепость, что, впрочем, не мешало Луи по три раза обходить каждый закоулок, проверяя, все ли двери заперты.

Актер не без оснований полагал, что с ростом популярности он становился все более лакомой добычей для воров и относился к вопросам безопасности весьма серьезно. Однажды ему даже принялся названивать шантажист, угрожавший похитить его детей, если ему не заплатят пять миллионов франков, из-за чего Патрика и Оливье до самого ареста преступника постоянно сопровождали телохранители…

Гигантская слава порой откровенно тяготила Луи, которому, в общем-то, было наплевать и на объемы гонораров (которые со временем тоже стали гигантскими), и на популярность, и даже на собственную родословную: он прекрасно знал генеалогию жены, которая происходила из знатного семейства, но совершенно не интересовался собственной. В Испании, на родине предков, он чувствовал себя чужаком. А уж актерская слава представлялась ему и вовсе иллюзорной: он признавался, что, если когда-нибудь по тем или иным причинам он не сможет сниматься, то его очень быстро забудут. Время показало, что он ошибался.

В семидесятые годы де Фюнес снимался уже меньше: в 1975 году он, уже награжденный орденом Почетного легиона за свою артистическую деятельность, перенес сразу два инфаркта и на какое-то время ушел из профессии. Однако уже в 1976 Клод Зиди сумел уговорить его сняться в комедии «Крылышко или ножка».

Три года спустя последовало очередное приключение месье Крюшо в фильме «Жандарм и инопланетяне», а восьмидесятые годы начались с того, что де Фюнес сел в режиссерское кресло и с помощью Жана Жиро поставил комедию «Скупой» — экранизацию пьесы Мольера, где исполнил главную роль, а также написал сценарий в соавторстве с тем же Жиро.

Последняя серия «Жандарма» — «Жандарм и жандарметки» — стала также последним фильмом не только в карьере, но и в жизни Луи де Фюнеса.

Утром 27 января 1983 года Луи де Фюнес вышел к жене и сказал: “Я скучаю один в своей комнате…”. Это были его последние слова. Он скончался, не пережив третьего инфаркта.

Актера нет на свете уже более тридцати лет, но его не просто помнят, его до сих пор обожают целые поколения, среди которых, что интересно, немало детей. Это неудивительно: Луи всегда стремился оставаться в душе ребенком. Он умел восторгаться всем новым, даже если это новое было чем-то совершенно элементарным и немудрящим. Он любил людей, подмечая в них то, что они, может быть, никогда не заметили бы в себе и в окружающих сами. Созданные им образы стопроцентно реалистичны, потому что создавались, как говорится, из реальности: актерским материалом Луи де Фюнеса всегда была сама жизнь, которую он прожил богато, бурно и разнообразно. Он был искренним и ответственным человеком, уважавшим и восхищавшимся своими партнерами, и до самого конца оставался предан своему жанру — комедии. Как он говорил сам, необязательно надевать короткие штаны и смешную шляпу, чтобы заставить людей хохотать. Главное — это взгляд и поведение. И в этом Луи де Фюнесу не было равных.