Писатель и власть

При жизни Булгаков прославился несколькими запрещенными пьесами и одной поставленной в первом театре страны, Художественном. «Дни Турбиных» была, наверное, самая любимая пьеса Сталина: он посетил этот спектакль около 20 раз. При этом ни на один театр, кроме МХАТа, разрешение постановки «Дни Турбиных» не распространялось.

А еще Сталин и Булгаков никогда не встречались лично, хоть Сталин как-то и пообещал такую встречу. В начале 30-х материальное, писательское и общественное положение Булгакова стало критическим. И 28 марта 1930 года он обратился к Правительству СССР с письмом, в котором просил определить его судьбу: предоставить либо возможность работать, либо эмигрировать.

Из телефонного разговора, состоявшегося между вождем и писателем 18 апреля 1930 года:
Сталин: Мы Ваше письмо получили. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь… А, может быть, правда – Вы проситесь за границу? Что, мы Вам очень надоели?
Булгаков (растерянно и не сразу): ...Я очень много думал в последнее время – может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может.
Сталин: Вы правы. Я тоже так думаю. Вы где хотите работать? В Художественном театре?
Булгаков: Да, я хотел бы. Но я говорил об этом, и мне отказали.
Сталин: А Вы подайте заявление туда. Мне кажется, что они согласятся. Нам бы нужно встретиться, поговорить с Вами.
Булгаков: Да, да! Иосиф Виссарионович, мне очень нужно с Вами поговорить.
Сталин: Да, нужно найти время и встретиться, обязательно. А теперь желаю Вам всего хорошего.
«Всю жизнь Михаил Афанасьевич задавал мне один и тот же вопрос: Почему Сталин раздумал (встретиться с ним)?» – напишет потом Елена Сергеевна Булгакова.

И уже буквально на следующий день после этого телефонного разговора Булгаков был зачислен режиссёром-ассистентом во МХАТ, и режиссёром в ТРАМ (Театр рабочей молодёжи). Материальные проблемы писателя разрешились, и появилась надежда на постановку пьес. В СССР хороших драматургов никогда не было много, их гонорары на порядок превосходили заработки писателей, – а Булгаков любил радости жизни.

Но увы, «Бег», «Зойкина квартира», «Багровый остров» к постановке так и не были разрешены. Ставить пьесу «Иван Васильевич» отказались. Спектакль «Кабала святош» после семи представлений запретили, и в 1936 году Булгаков ушёл из МХАТа, став работать в Большом театре как либреттист и переводчик.

И вдруг 9 сентября 1938 г. к уволившемуся из Художественного театра Булгакову приехали представители литчасти МХАТа Марков и Виленкин, попросили забыть старые обиды, и написать для их театра пьесу к юбилею Сталина. В те годы страна была объята страхом, и в такое время беспартийному Булгакову, автору нескольких запрещенных произведений, заказать пьесу к 60-летию Сталина мог решиться только сам юбиляр. Взамен Булгакову была обещана хорошая квартира, а «квартирный вопрос» всегда волновал писателя.

Булгаков согласился, и 24 июля 1939 г. пьеса «Батум» была закончена. Все, кто с ней ознакомился, её хвалили (дураков ругать пьесу о Сталине не было). Главрепертком и руководство МХАТа тоже встретили написанное на «ура», и пьесу стали готовить к постановке. 14 августа Булгаков с женой и коллегами выехали в Грузию для сбора материалов о спектакле (грузинский фольклор, зарисовки для декораций и т.п.), когда вдруг пришла телеграмма «Надобность в поездке отпала, возвращайтесь в Москву».

В Москве Булгакову объявили: в секретариате Сталина прочли пьесу и сказали, что нельзя Сталина делать литературным героем и вкладывать ему в уста выдуманные слова. А сам Сталин якобы сказал: «Все молодые люди одинаковы. Не надо ставить пьесу о молодом Сталине». Объяснение было странным: в те годы без всяких проблем печатались произведения и ставились спектакли о молодом Сталине, а тут вот «Пьесу нельзя ни ставить, ни публиковать». При этом Е.С.Булгакова писала, что Булгакову было обещано, что «театр выполнит все свои обещания, то есть – о квартире, и выплатит все по договору».

10 сентября 1939 г. Булгаковы отправились в Ленинград, где Михаил Афанасьевич почувствовал внезапную потерю зрения. По возвращению в Москву, ему был установлен диагноз: острый гипертонический нефросклероз. Как врач, Булгаков понимал, что обречен, он слег и уже не вставал. От нестерпимых болей спасал только морфий, и именно под его воздействием прошло редактирования последних вариантов романа «Мастер и Маргарита».

Что же произошло? Почему Сталин запретил ставить «Батум»? Да всё очень просто – заказывая Булгакову пьесу, Сталин ожидал увидеть результат, равный «Дни Турбиных». А увидел «халтуру», наподобие тех произведений о вожде, которыми были завалены театры и книжные прилавки страны. Но та художественная слабость произведений, что прощается бездарям, не прощается таланту, и Сталин был огорчен и раздосадован. Да вы сами прочтите «Батум», если не лень, и сами убедитесь в том, что это довольно низкопробная «халтурка».

Умирал Булгаков долго и мучительно, и 10 марта 1940 года его мучения закончились. Урна с прахом Булгакова была захоронена (не сразу, в марте, а три месяца спустя) в Старой части Новодевичьего кладбища неподалеку от могил Чехова и известных актеров МХАТа.

При этом Художественный театр не имел права, да и не решился бы никогда, хоронить прах своего не очень значительного (да к тому же уволенного) служащего, на мхатовском участке кладбища, предназначенного только для народных артистов СССР. Более того, на могилу Булгакова было разрешено положить камень с могилы Гоголя на кладбище Данилова монастыря.

Распорядиться об этом только Сталин, отдавая последнюю дань уважения автору своей любимой пьесы. И очень многие связывают введение им в 1943 году погон в Красной Армии с впечатлением от формы, которую носили герои «Дней Турбиных». И сталинская интонация и даже некоторые обороты из монолога Алексея Турбина, очень уж напоминают речь Сталина в самом нехарактерном для себя обращении к народу 3 июля 1941 года: «Братья и сестры!..».

4 марта 1940 года Елена Сергеевна зафиксировала в своём дневнике одно из последних высказываний Михаила Афанасьевича: «Я хотел жить в своем углу… Я никому не делал зла…». Не будем осуждать за это Булгакова, разве мы все хотим не того же самого?

А слова Воланда, адресованные Маргарите: «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут» – это красивые слова, которые с реальной жизнью в тоталитарном государстве не имеют, увы, ничего общего. Это Борис Акунин может себе позволить ничего не просить Путина, а лауреат премии «Русский Букер» Михаил Шишкин может отказаться представлять РФ на американской книжной ярмарке BookExpo America 2013, и ничего ему за это не будет.

Но писателю легко быть смелым, когда он живет не в тоталитарном СССР, а в легкой автократии Российской Федерации. Булгаков себе такого позволить не мог…

https://owllit.tk/mim-for-stalin/