Андрей Свиридов: «А Дольф Лундгрен мне и говорит: «Какой же ты здоровый!»

— Андрей, что говорят люди, когда вас узнают?

— Я делю поклонников на три категории. Первые — это те, которые относятся с уважением и обращаются Андрей или Андрей Николаевич. Вторые кричат: «Гена, братан!» Ну и третьи: «Это же этот, ну как его? Ну, из «Интернов».

— Всегда соглашаетесь сфотографироваться? Или отказываетесь, когда настроения нет?

— Бывает, что его нет, но нужно уважать зрителя. Единственное, что я делаю последние года четыре, — спрашиваю, как меня зовут. И если народ начинает переминаться с ноги на ногу, говорю: «Быстренько спросите у Гугла — будете знать, с кем сфотографировались». Я считаю, что это момент уважения к старшему.

— Вам предлагают роли исключительно больших парней — охранников, бандитов… Вас это не раздражает?

— Я считаю, что мне повезло. Это лучше, чем сидеть без работы, будучи среднего роста и среднего таланта. У меня есть фишка. Где-то года четыре назад был у меня этот момент — ну сколько можно одно и то же?! А потом с каждым новым бандитом, телохранителем я начал лепить общий образ, который в конце концов сыграю. Главного героя. По крупице от образов, которые я создаю.
— Ваш рост 212 см, и это круто. Но вам, наверное, трудно в нашем мире маленьких людей?

— У нас все заточено под средний рост… Двери, потолки, кровати. Самолеты, поезда, автобусы, машины. Опять же обувь, одежда. Ты берешь не то, что хочешь, а выбираешь из того, что есть. Но если научиться использовать рост правильно, это приносит результаты. Ты понимаешь, что уже не белая ворона из-за роста, а прекрасный сильный орел, на которого все смотрят. Допустим, узнают Гену. Это не просто высокий дядька по улице. Это всенародный друг. И бытовая сторона вопроса уже не столь принципиальна.

— Вы долгое время жили в Америке и сумели там стать своим. Как у вас получилось-то?

— Это вопрос времени. К тому же у меня был английский. Я же бакалавр спортивных наук, окончил Университет Джорджа Вашингтона. Там же поступил в аспирантуру, отучился полгода, взял академку и уехал в Беларусь доигрывать баскетбольные денечки. В конце концов вылезла травма спины и мне пришлось закончить спортивную карьеру в 25. Казалось, все рухнуло, потому что ничего, кроме этого, я не умел. Ну а так как меня можно в хорошем смысле назвать веселым рискованным балбесом, я подумал: «Кино! Голливуд! Хочу-хочу». Я поехал, еще не понимая, как это будет. Думал, по старым связям где-то помогут. Но я уже был не нужен. Начал с охраны: клубы, рестораны. Добравшись до Лос-Анджелеса, пошел учиться, а работал по ночам. И потом пошли голливудские премьеры, красные дорожки. Работали с компанией «Дисней». Нас было шесть телохранителей, и я, наверное, самый высокий. Ребята были подобраны спортивные, профессиональные. Работали со всеми: Джоди Фостер, Энди Гарсиа, Джон Траволта, «Скала» Джонсон, всех и не вспомню. Два года проработал. Я в детстве рос худющим и длинным. У меня висел на стене плакат Дольфа Лундгрена из «Рокки-4», где он в великолепной форме, красавец такой. И я так хотел быть сильным, как он. Судьба свела нас в Голливуде на какой-то вечеринке, где я работал. Подходит, говорит: «Какой же ты здоровый!» А я говорю: «Знал бы ты, чьи плакаты у меня висели в детстве на стене!»

— Еще вы снимались в клипах Робби Уильямса и Энрике Иглесиаса. Вас через агентства нашли?
— С Энрике был просто кастинг. Я приехал, меня посмотрели и отправили на съемки. С Робби получилось так. Помню, тогда мне безумно нравилась его песня Feel. И как-то мотаюсь по Голливуду, мне отзванивается мой агент: «Андрей, ты где? У тебя 15 минут. Успеешь на пробы, клип Робби Уильямса». Я успел. На следующий день съемки. Приезжаем на площадку, и мне говорят: «В женское платье влезешь?» Надел свое первое платье в жизни! Сделали из меня такое чудо-юдо, которое во сне Робби является. Познакомился с ним, поговорили. Меня поразило, что он очень хорошо разбирается в баскетболе. Даже очень хорошо. Я сказал, что из России — в Америке очень долго пришлось бы объяснять про Беларусь. Когда у нас зашел разговор про баскетбол, он спросил: «Ну и как успехи?» Я: «Чемпион Европы по молодежке в 1994-м». А он говорит: «Врешь, в 1994 году белорусы выиграли!» Как-то так у нас сложился этот веселый денек на съемочной площадке.
— Звезда без пафоса, значит.

— И Энрике такой же. Чем профессиональнее человек, тем он проще.

— Баскетбол — это же любовь навсегда?

— Немножко я отошел от баскетбола… Друзья вытягивают иногда посмотреть, окунуться в атмосферу, в которой я провел большую часть жизни. И это чувство возвращается, когда ты хочешь схватить мяч, выйти на площадку и сделать все, что умеешь. Но уже понимаешь, что форма совсем не та. А по телевизору — как попаду. Иногда приятно пересмотреть «Чикаго» в звездные года, когда Майкл (Джордан. — Авт.) блистал.

— Что вам помогало не опустить руки, когда дела шли не так, как хотелось?

— В баскетболе у меня все шло по накатанной. Мое дело было тренироваться и играть. А тут получается, ты сам себе менеджер. Понять, что делать с этой жизнью дальше, — это такой тонкий момент… Надо найти мечту, к которой идти. И очень многие теряются именно на этом этапе. Когда приехал сюда после Америки, у меня тоже все не сразу получилось. Долгое время я обивал пороги кабинетов, разнося свои фотографии. Наверное, раз десять я бросал. Вечером злой как собака — ни денег, ничего. А надо за квартиру платить. Думаю: «Блин, пойду устраиваться на другую работу». Утром просыпаюсь: «Так, куда я еще не отнес фотографии?» Перебесился, выспался и пошел дальше… Выплески тоже должны быть. Как говорится, дорогу осилит идущий. Тут уже сдаваться поздно.

— Когда появилась семья, это придало каких-то сил? Проще быть женатым или холостым?

— Когда не женат, ты отвечаешь только за себя и можешь принимать более рискованные решения. А когда женат, это огромная помощь, потому что ты не один. Но ты десять раз подумаешь, прежде чем рискнуть. Потому что есть ответственность за человека.