Генерал анархии – батька Махно или "ОБОРОТЕНЬ" гражданской войны

...Махно был из бедных крестьян. Учителем (как почему-то некоторые считают) Махно никогда не был, да и не успел бы им стать, ибо, поступив шестнадцати лет учеником столяра на одно из предприятий Гуляй-Поля, скоро связался с анархистской группой и стал участвовать в "экспроприациях". В октябре 1907-го, когда при нападении на почтовую карету были убиты почтальон и пристав, группой всерьез занялась полиция. В 1908-м военный суд приговорил Махно к двадцати годам каторги, замененным, по несовершеннолетию подсудимого, на заключение в московских Бутырках.
Из Бутырок он вместе с другими политическими был 2 марта 1917-го освобожден Февральской революцией. После освобождения отправился в родное Гуляй-Поле. Он вообще не любил, не понимал городов. В родном селе его избирают председателем Крестьянского союза, выдвигают в Общественный комитет, делают главой Совета крестьянских депутатов. Как анархист и сторонник безвластия он колеблется, но события не оставляют времени на раздумья.

Выносится решение "немедленно отобрать (у церкви и помещиков) землю и организовать по усадьбам свободные сельскохозяйственные коммуны, по возможности с участием в этих коммунах самих помещиков и кулаков". К октябрю "черный передел" был завершен, а сами земли распаханы, несмотря на "угрозы правительственных агентов".

...В июне 1918 года, Украина была занята немцами, а сам Махно приехал в Москву, чтобы сориентироваться в происходящем, где состоялась, если верить Махно, встреча его с Лениным. Почему Махно разошелся с большевиками? На этот "нелепый" вопрос ответить не так уж просто, ибо было время, когда его союз с красными был не только декларирован, но и казался долговечным.

Махно был анархистом специфическим, "советским" (другие отрицали не только Советы, но и любые иерархические структуры). Его понимание революции очень отличалось от большевистского. Никакой руководящей роли партии Махно, естественно, не признавал. Для него "низовой", районный Совет - самодостаточная организация, в которой только и может быть непосредственно явлена воля народа. Иерархия Советов - абсурд; пролетарское государство - вредная фикция, ибо, как писал Аршинов, "государство олицетворяется чиновниками, и фактически они являются всем, рабочий класс - ничем".

Не симпатизируя большевикам, "оседлавшим" революцию, Махно в то же время сумел понять, что ни одна из оппозиционных им партий, включая левых эсеров, не имеет ни вождей масштаба Ленина, ни сил, достаточных для "реорганизации пути революции". По возвращении на Украину он объединил под своим началом крестьянскую повстанческую "армию", вместе с другими партизанскими отрядами освободившую к приходу красных значительную часть восточной Украины от петлюровцев и первых "проденикинских" формирований и заключает союз с большевиками.

Были, конечно, детали, которые могли поставить этот союз под сомнение: например, махровая партизанщина, которую исповедовали повстанцы (с выборностью командиров, не слишком-то надежной "самодисциплиной" и анархической безалаберностью). Была неудачная попытка взятия Екатеринослава, закончившаяся грабежом города и позорным отступлением под натиском петлюровцев. Был Бердянск - тоже с грабежами и повальными расстрелами юнкеров и офицеров, не успевших бежать. Противоречия, раздиравшие повстанческую армию Махно, были во многом противоречиями самого крестьянства, в сознании которого уживались не только коммунистически уравнительные представления о справедливости, но и дикая ненависть к "белой косточке", недоверие к интеллигенции, стремление побольше урвать у "буржуйского" города.

Короленко, говоря в письмах к Луначарскому о Махно как о "среднем выводе украинского народа", видел, что его личность вполне соответствовала представлениях крестьянства об идеальном вожде: грамотный (но не интеллигентный), умный (но не искушенный в политике, дипломатии, экономике), хитрый (но недальновидный - отличный тактик, скверный стратег), неприхотливый, не терпящий болтовни, казенщины, прежде всего полагающийся на силу, на пулеметы, на "рубку". Даже власть, которой Махно, как ни грешно это было для анархиста, тешил себя, в значительной степени привлекала его (что тоже типично для крестьянского сознания) именно внешними, чувственными атрибутами: коляской, обитой небесного цвета сукном, тройкой прекрасных, мышиной масти коней, красивым мундиром венгерского гусара, хлебом-солью, с поклоном поднесенными на рушнике... Он очень ценил титул "батька", присвоенный ему повстанцами, но не менее - звание красного командира. Неизменно подписывал приказы и телеграммы: "комбриг батько-Махно".

По соглашению с красным командованием (март 1919 г.) махновская армия сохраняла название Революционной повстанческой, черные знамена и принципы внутренней организации. Она получала комиссаров-коммунистов, вооружение и поступала в тактическое распоряжение командования противоденикинским фронтом. Через четыре месяца эта идиллия лопнула: согласно общепринятой версии, Махно открыл фронт белым.

В разрыве Махно с большевиками член махновского культпросветотдела М. Топер, позднее написавший о нем разоблачительную книгу, винит главным образом разного рода сброд, полууголовников, анархистов-боевиков, которые, оставшись не у дел после Октября, стекались в армию со всей России. Чтобы прикрыть собственное пьянство, мародерство и разврат, они беззастенчиво льстили Махно, называли "вторым Бакуниным", чем якобы совершенно вскружили ему голову. И все же не тщеславие рассорило Махно с большевиками. Были тут причины, связанные с «третьей революцией» уже анархистской, но выступив против Советской власти, Махно не перешел к белым, и упрямо вел неравную борьбу на два фронта.

Попытки представить себе новое общество, его отличие от капитализма на рубеже XX в. привели марксистов к мысли о необходимости "огосударствления" при социализме всех сфер экономики, вплоть до мелкого крестьянского хозяйства. Поэтому и в 1919-м отношение к крестьянству как "несознательному", последнему буржуазному классу, своего рода материалу, необходимому пролетариату для выполнения своей исторической миссии, было общим для многих коммунистов.

"Мы крестьяне, - обращался к повстанцам Махно. - Мы человечество". Сам он земледельцем конечно, не был, но от крестьянства не отделял себя. "Крестьянской меркой" оценивал Махно и происходящее на Украине в 1919-м. По его мнению, революция ничего не прибавила к завоеваниям крестьян Левобережья, которые взяли землю до Декрета о земле. Возвращение сюда большевиков спасало от германской помещичьей реставрации, но обернулось декретом о национализации земли, продразверсткой, комбедами. На Украине началось насаждение совхозов. Крестьяне ответили на это тотальной распашкой земель, не оставлявшей ни клочка для совхозного устройства. Между столицей, Харьковом, и деревней зрел конфликт.

Махно последовательно саботировал аграрные мероприятия правительства: не пускал в свой район продотряды, не давал создавать комбеды. С января по апрель 1919 года в "вольном районе" состоялось три съезда Советов нескольких десятков "махновских" волостей (с присутствием большевиков и левых эсеров, но с явным преобладанием беспартийных и анархистов). Съезды санкционировали мобилизацию в повстанческую армию, выразили недоверие Советскому правительству Украины, которой "не избирали", и высказались за уравнительное землепользование на основе "собственного труда". Всё это, конечно, настораживало большевиков. В Гуляй-Поле приезжали с военной миссией Антонов-Овсеенко, затем Бела Кун и Л. Каменев. В беседе с Махно Каменев высказался против Военно-Революционного совета - избранного съездами исполнительного органа, не подчиненного центральной советской власти, - но, уезжая, заверил Махно в полном, своем благорасположении. Видимо, заверения были взаимными, так как в телеграмме Ленину Каменев сообщал: "...Махно не выпускает (из района. - Ред.) ни угля, ни хлеба и, вероятно, не будет выпускать, хотя мне лично обещал все и клялся в верности".

Для Антонова-Овсеенко даже худой мир с Махно был, несомненно, лучше ссоры. Эта политика вполне оправдала себя уже тем, что за время мятежа атамана Григорьева, снявшего с фронта вверенные ему красные части, Махно не только приказал своим войскам оставаться на позициях, но и выпустил, с некоторой, правда, задержкой, воззвание против Григорьева. В нем говорилось, что григорьевщина, "пахнет петлюровщиной".

Роковую роль в развитии отношений с Махно сыграл Троцкий. Троцкий, решившийся "кончать" с «партизанщиной» и "анархо-кулацким развратом" реально не представляли себе, какие это силы и какие последствия могут наступить.

Четвертого июня 2-я Украинская армия, в которую входили две бригады Махно, была расформирована. В тот же день в харьковских "Известиях" появилась уничтожающая статья Троцкого "Махновщина".

С этого времени махновщина стала символов неуправляемой вольницы и партизанщины, которая не принимает диктатуру пролетариата, а также создаёт альтернативу ей. К этому времени красный фронт уже был расстроен, войска Махно обескровлены и полуокружены, отношения с самим Махно испорчены.

Именно в эти дни и появились в газетах сообщения об "открытии" Махно фронта и даже о сговоре его со Шкуро. На измену легко списывались все неудачи, масштаба которых никто еще себе не представлял. Именно тогда Махно впервые нанес удар по красным...

Непосредственный участник событий В. А, Антонова-Овсеенко писал: «Причины разгрома Южного фронта отнюдь не в украинской "партизанщине"... прежде, всего тут повинен аппарат Южфронта, не умевший сохранить их (повстанческих частей. - Ред.) боеспособность и закрепить их революционную дисциплину».

После отступления Красной Армии с Украины махновцы остались единственной противостоящей Деникину силой. Под началом Махно оказалось огромное войско (по разным данным, от 50 до 80 тысяч человек), в которое, помимо повстанцев, влились части Второй и Крымской армий, окруженцы и остатки разбитых красными отрядов атамана Григорьева, который на повстанческом съезде близ Александрии 27 июля был заклеймен Махно как изменник революции и убит.

В сентябре 1919-го махновцы были прижаты к Петлюре, который, объявив о своем нейтралитете, обманул Махно и позволил белым сомкнуть кольцо. Через два дня махновцы вырвались из окружения: в жестокой "рубке" целиком полегли два офицерских полка...

Опережая весть о своей победе, махновцы совершают стремительный марш на Левобережье: с ходу берут Александрове", затем Екатермнослав, громят артиллерийские склады Деникина, уклоняясь от прямого боя, режут железные дороги и, наконец, вновь разбивают собранные в кулак деникинские силы под Перегоновкой.

Однако вскоре после состоявшейся в середине декабря встречи повстанцев с красноармейцами С. Орджоникидзе, член РВС 14-й армии, шлет в ЦК РКП(б) предупредительную телеграмму: "...популяризация (в прессе. - Ред.) имени Махно, который по-прежнему враждебно настроен против Советской власти, влечет за собой в рядах армии нежелательные симпатии к Махно..." В начале января Реввоенсовет 14-й армии приказал Махно выступить на польский фронт. Реввоенсовет махновцев ответил отказом; в армии было несколько тысяч раненых, свирепствовал сыпняк, сваливший половину бойцов и самого батьку. Махно, кроме того, опасался отрыва от своего района, боялся ассимиляции повстанцев в рядах РККА и предлагал помощь где-нибудь "поближе". За это махновцев вновь объявляют вне закона. Махно распускает армию и сам исчезает.

Весной 1920-го гражданская война на "внутреннем фронте" возобновляется. Реорганизованная армия (6-8 тысяч человек), подчиненная жесткой дисциплине, совершает дерзкие нападения на красные части, уничтожает продотряды и комбеды. Попытки окружить Махно превосходящими силами кавалерии ничего не дают - его отряды либо "растворяются" в окрестных селах, либо, пользуясь поддержкой крестьян, меняют лошадей и уходят от утомленных погоней преследователей. Под угрозой расстрела в армии запрещены грабежи, "реквизиции", за каждую свежую лошадь хозяевам отдают несколько уставших... Но чем дальше, тем очевиднее становился кризис. Крестьянство устало воевать на два фронта, видело, что силы неравны.

На этом фоне осенью 1920 года состоялось последнее соглашение Махно с Советской властью о совместных действиях против Врангеля. Соглашение, подписанное комфронтом Фрунзе и представителем Украинского Советского правительства Яковлевым, сулило Махно очень большие выгоды и подразумевало обсуждение вопроса об автономии "вольного района", в возможность которой Махно фанатично верил. Именно поэтому не оставляет впечатление, что "соглашение" было не чем иным, как политической хитростью, направленной на то, чтобы привлечь Махно к взятию Крыма (махновцы шли вслед за красной пехотой через Сиваш), а потом и разоружить под каким-нибудь предлогом. Во всяком случае после взятия Симферополя крымской армией Махно, в нарушение "дарованной" ей автономии, было приказано расформироваться и разоружиться. Командиры, возглавившие этот поход, были арестованы и расстреляны, за исключением командира конницы крестьянина Марченко, которому с двумястами сабель удалось уйти обратно через Перекоп. Сам Махно был в Гуляй-Поле и ничего не знал об этом разгроме.

Дальнейшее, в общем, известно: звезда Махно опускается, на кровавый небосвод политического бандитизма. В это время его покидают даже анархисты-"набатовцы", чувствуя гибельность и ужас тотальной войны. Махно продолжал борьбу с "хладнокровием душевнобольного": без страха и без надежды.

Последний раз он вступил в бой, с отрядом в 600 сабель, в июне 1921 года под Полтавой. В штабе Фрунзе к этому времени поняли алгоритм его на первый взгляд хаотичных передвижений - и встретили ударом в лоб. Через три месяца беспрерывного преследования Махно, раненный в последний, двенадцатый раз - в голову, - с горсткой оставшихся в живых повстанцев перешел румынскую границу...

Когда-нибудь историки в деталях реконструируют связанные с Махно эпизоды гражданской. Но дело все-таки не в деталях. История этого движения высвечивает гораздо более значимые вопросы. Один из них - вопрос о перерождении народовластия. Махно ведь начал как правоверный анархист - с декларации "самоуправления" народа, "вольных" Советов, гражданских свобод. Еще осенью 1919-го в замятом махновцами Екатеринославе печатались, помимо махновской, газеты эсеров, левых эсеров, большевиков. Однако вскоре "народовластие" сменяется военным диктатом, тем более грубым, что никаких законов, ограничивающих права власти, махновцы не признавали, ибо не властью считали себя, а лишь исполнителями воли "народа".

А Махно - что Махно? В Румынии он попал в концлагерь, бежал, потом сидел в польской тюрьме, потом перебрался в Париж. Жил там бедно, среди людей, которых считал врагами, против которых воевал... В своих мемуарах пытался отстаивать имя свое, как имя революционера. В 1927 году писатель Л. Никулин встретил Махно на улице. "Глубокий шрам пересекал его лицо справа от рта до уха. Он слегка хромал, временами тревожно озирался вокруг. Говорил теноровым певучим голосом. Как ни странно, он мечтал о возвращении на родину..." Махно не вернулся: он умер в Париже в 1934 году.