"Украденная" победа Российской империи в первой мировой

Некоторые считают, что в ноябре 1917-го года, накануне революции, Российская империя находилась в шаге от победы, вследствие чего одним из основных обвинений в адрес большевиков является заключение сепаратного Брестского мира с Германией и выход России из Первой мировой войны. В этом видится предательство Антанты, работу на германский Генштаб, но главное — это то, что Брестский мир якобы лишил Россию плодов уже почти завоёванной победы.
Мнения на этот счёт разделяются.
Одни считают, что Германия уже была обескровлена (надо полагать, на фоне Российской империи?), и держалась буквально из последних сил. Фронт мог рухнуть в любой момент, и решающий удар русской армии в духе Брусиловского прорыва принёс бы долгожданную победу (наступление союзников в 1918 году).
Другие, всё же признавая наличие проблем, соглашаются с тем, что победоносное завершение войны Российской империей в духе эйфории августа 1914-го было невозможно. Но, говорят они, можно же было просто досидеть в окопах. Без решительных наступлений, а всего лишь продолжая сковывать немецкие силы, и внося свой «вклад» в общую победу.
Давайте предположим, что Октябрьской революции не случилось, у власти осталось Временное правительство, которое ведёт войну до «победного конца». Возникают следующие вопросы:
— В каком состоянии русская армия подошла к ноябрю 1917 года?
— В каких условиях предполагалось продолжать войну?
— Могла ли в этих условиях русская армия наступать?
— Каково было действительное состояние Германии к октябрю 1917-го?
— Что могла реально получить Россия в случае победы в составе Антанты?
И, наконец, злободневный вопрос — а какое же в действительности влияние на ход войны оказали действия большевиков по заключению мира?

Состояние армии после Февральской революции.
После Приказа № 1, отменяющего подчинение офицерам и предлагающего создание солдатских комитетов, в армии весь март-апрель бушевала анархия, к началу июня в войсках установилось шаткое равновесие. Как можно обобщить из доклада командующего Западным фронтом генерала Деникина от 04-го июня 1917-го года, к началу летнего наступления положение в армии оценивалось следующим образом:
— Северный фронт все еще находится в состоянии брожения, братание* продолжается. Отношение к наступлению в пехоте отрицательное, лучше в кавалерии, хорошее в артиллерии.
— На Западном фронте положение неопределенное.
— Юго-Западный — отмечается некоторое улучшение настроения. Братание почти прекращено.
— Румынский — особого улучшения не наблюдается, пехота наступать не желает, местами проблески отрезвления, братание почти прекращено. Наиболее крупные беспорядки (неисполнение оперативных приказов, неповиновение, оскорбление и истязание начальников) имели место на Юго-Западном и Румынском фронтах, именно в 7-й армии и в 7-м Сибирском корпусе, в котором более 10 тысяч отказались исполнить приказ стать на позицию, обе дивизии корпуса решено расформировать, но уверенности в возможности приведения в исполнение указанного распоряжения Временного Правительства нет.
163-я дивизия, приведенная к порядку назначенным для сего отрядом без кровопролития.
*братание – взаимное прекращение солдатами обеих сторон боевых действий, организация встреч на «нейтральной земле», хождение «в гости» в чужие окопы, явное выражение нежелания воевать друг против друга. Крайне разлагающее для армии явление, всячески предотвращавшееся командованием вплоть до применения пулемётов и артиллерии по братающимся (авт.)

Подводя итог, можно сказать следующее: наступать были готовы только отдельные, особо «крепкие» части, как правило, 1-2 дивизии на армию. Примерно половина частей к наступлению относилась отрицательно, но была готова занимать позиции. И, наконец, значительное количество дивизий (либо полков в их составе) были категорически против боевых действий как таковых, вплоть до отказа заступать на позиции.
Наиболее крепкими и лояльными частями являлись артиллерийские, как обладавшие наиболее образованным контингентом, в значительной части сохранившие кадровый состав. Следом за артиллерией по лояльности были кавалерийские части, что объясняется как тщательной подготовкой, так и малым их задействованием в кровопролитных наступлениях в связи с политикой сохранения кавалерии как «стратегического резерва» для прорыва в Германию.

Неудивительно также и то, что кавалерийские части стали надёжной опорой командования в подавлении солдатских выступлений. Пехота же, вынесшая на себе основную тяжесть кровопролитных боёв, была в целом крайне негативного мнения о дальнейших наступлениях, но всё ещё была готова терпеть тяготы войны.
Если и была возможность «просто досидеть в окопах» до победы, то эту возможность нужно было использовать именно в мае-июне 1917-го года. Пусть с большими проблемами, пусть с нежеланием частей заступать на позиции, пусть с постоянными митингами, но сохранить армию как нечто управляемое ещё было возможно.
Могла ли русская армия наступать?
Длительная передышка для России была жизненно необходима, чтобы навести порядок в армии, попытаться наладить разваливающийся тыл и укрепить серьёзно пошатнувшуюся власть внутри страны. Но, уступая давлению Антанты и действуя в её интересах против интересов России, Временное правительство вместо передышки организовало так называемое «Июньское наступление», оно же «Наступление Керенского».
Начатое 6 июля (18 июня) 1917-го года наступление изначально было обречено на провал.
Во-первых, к этому времени «наступление Нивеля» на Западном фронте уже было отбито, и германцы были свободны в перемещении резервов. Во-вторых, оно не имело какой-то конкретной, понятной солдатам, стратегической цели. И, в-третьих, как уже понятно из вышеизложенного, армию нужно было хотя бы на некоторое время оставить в покое. В итоге, эта авантюра привела к закономерному результату: распаду армии практически на глазах.
На Северном и Западном фронтах наступление как таковое не состоялось — после продолжительной артиллерийской подготовки и захвата первых позиций войска отказались идти дальше. Первоначальному относительному успеху наступления Юго-Западного фронта командование было обязано ещё более плачевному состоянию Австро-венгерской армии: 11-я и 7-я армии достигли только тактических успехов, и уже 6-го июля прекратили наступление. 8-й армии генерала Корнилова удалось прорвать фронт противника на всю глубину и развить наступление, взяв до 7 тысяч пленных, но и её порыв угас уже к 13-му июля виду стремительного разложения даже успешно наступавших частей. Не возымели эффекта ни разъезды по войскам представителей армейских комитетов, депутатов Думы и даже лично выступления перед солдатами самого Керенского.
Не достигнув ничего, русские своим наступлением разворошили осиный улей: восприняв угрозу всерьёз, австро-германцы сосредоточили значительные резервы, в том числе переброшенные с Западного фронта, и уже 19 июля перешли в мощное контрнаступление со стратегической задачей разгрома Юго-Западного фронта и выхода в тыл Румынии. Не выдержав удара, 11-я, а следом за ней и 7-я с 8-й армии начали отступление, продолжавшееся вплоть до 29 числа.

Отчаянные попытки «закрутить гайки» в форме введения военно-революционных полевых судов, приказов стрелять «предателей Отечества», выставления «надёжных полков» для разоружения бунтующих никакого эффекта не дали, момент уже был упущен, и ситуация стремительно выходила из-под контроля. Наоборот, части, до того казавшиеся «крепкими», при попытках разоружения неподчиняющихся сами начали разлагаться, и примыкать к бунтовщикам. Отчаявшись восстановить контроль над войсками, Временное правительство перешло к практике формирования добровольческих «ударных батальонов», «частей смерти», включая печально знаменитый женский батальон, из числа лояльных солдат, декларировавших ведение войны до победного конца, но это было уже агонией. Таким образом, за месяц боёв в военном плане не было достигнуто какого бы то ни было положительного результата. Более того, положение Юго-Западного и Румынского фронтов многократно ухудшилось. В политическом же плане «наступление Керенского» стало настоящим самоубийством, последним гвоздём в гроб русской армии.
Итак, ответ на вопрос, могла ли армия наступать, однозначен: нет. Армия стала небоеспособной ещё после Февральской революции, и её возможности хотя бы держать фронт были загублены «Наступлением Керенского».
Но, может быть, армия, пусть и в разложившемся состоянии, пусть и бунтующая, но могла бы просто досидеть в окопах до конца войны? Увы, нет, и причиной тому катастрофа с транспортом.
В ноябре снабжение войск практически прекратилось. В разговоре управляющего военным министерством генерала Маниковского и главковерха Духонина 3 ноября 1917-го главным интендантом были озвучены следующие сведения:
…запасы муки на Севфронте на один день, на Запфронте на четыре, на Ю.-З. фронте на девять и Румфронте – шесть; запасы крупы на Севфронте на двенадцать, на Запфронте на шесть, на Ю.-З. фронте на восемь, на Румфронте на пять; запасы зернофуража на Сев.-3ап. и Ю.-З. фронтах на два дня, а Румфронте на пять дней. Все эти запасы разбросаны ничтожными количествами по всем фронтам, ни в одном магазине нет такого количества, которое можно было бы подать экстренно к пункту оперативного сосредоточения.
Я отправляю с Ю.-З. и Румфронта на Зап. и Севфронт по пятнадцати вагонов в день муки из тех запасов, которые путем реквизиции собираются войсками Ю.-З. и Румфронтов, но так как и там запасов нет, то эту меру можно применять только несколько дней. Сейчас на Зап. и в особенности на Сев. фронтах за отсутствием муки многие хлебопекарни прекратили выпечку хлеба. Сейчас первая, двенадцатая и пятая армии переходят на расходование последних запасов сухарей, им несомненно грозит голод, если немедленно не будут поданы изнутри России те количества муки, крупы и зернофуража, которые назначены планом, сообщенным мною «грамотею» и министерству продовольствия; вообще же говоря, сейчас необходимо для спасения оперативного положения направить муку и крупу на Сев. и Зап. фронты изнутри России в том количестве, в каком это окажется возможным в крайнем напряжении погрузки и отправки. Что касается теплых вещей, то необходимо выполнить план отправки этих вещей на фронты, который имеется у «грамотея», так как все равно больше вещей, чем указано в плане, внутри России нет. Последние десять дней высылка совершенно прекратилась, необходимо возобновить со всей возможной энергией, тогда положение с теплой одеждой будет терпимо; положение же с продовольствием, особенно же с мукой, за прекращением работы мельниц в Одессе, за отсутствием угля и за рядом незакономерных действий отдельных групп населения в Херсонской и Полтавской губерниях, по моему мнению, основанному на цифрах и ежедневно получаемых от армий телеграммах, уже катастрофическое.

До заключения Германией перемирия со странами Антанты оставался ещё год, а армия Российской империи уже находилась на грани голода, проедая последние запасы, ввиду невозможности транспорта доставить необходимое. Таким образом, простое продолжение войны, даже без активных наступательных действий, было совершенно невозможно. Миллионы людей на фронтах в преддверии зимы ожидал самый настоящий голод, и роспуск армии по домам стал окончательно неизбежным, независимо от «окраса» власти во главе государства. Немедленное прекращение давно уже непосильной для страны войны являлось вопросом выживания России, и большевики прекрасно это понимали.
Таким образом, ответ на вопрос: «могла ли русская армия просто подождать в окопах победы?» однозначен: нет, не могла. Армию ждал голод и окончательный распад.