Великое село с маленьким кремлём

Как и показанное в прошлой части: Поречье-Рыбное. Звезда огородов Поречье-Рыбное, Великое - одно из торговых сёл, выросших в 17-18 веках у Ямской дороги. Они почти одного размера (1,8 тыс. жителей), но по своим пейзажам Поречье чуть ближе к селу, а Великое - к городу; пореченцы торговали овощами, а великосёлы - льном и тканями; там построили гигантскую колокольню, а тут - маленький кремль, и хотя каменные дома Великого моложе пореченских, они вычурнее, многочисленнее, стоят кругами, а два из них проектировал Шехтель.

И если маленький невзрачный Белый пруд встречает у въезда, то просторный Чёрный пруд лежит в самом центре села, как песчинка, попавшая в раковину жемчужницы.

Над ним стоит целый Великосельский кремль. Ну как кремль... Сухо говоря, ансамбль церквей Рождества (1709-12) и Покрова (1740-47) Богородицы, их общей колокольни (1758) да всяческих часовен, лавок и торговых рядов 1820-х годов по периметру. Но ведь и великолепный Ростовский кремль - на самом деле лишь дворец митрополита, с аутентичными кремлями Древней Руси имеющий не больше общего, чем Измайловский кремль на московской окраине. Разве что в Ростове митрополичий двор кремлём называли чуть ли не со времён постройки, а Великосельский ансамбль в "кремль" превратился с подачи турфирм и путеводителей. Но название прижилось, и теперь это - самый молодой и маленький исторический кремль России:

Великое было основано где-то на рубеже 12-13 веков, когда народ из умиравшей Киевской Руси валом валил в Залесскую Русь, от набегов и междоусобиц подальше. Но первые упоминания Великого в летописях связаны именно с набегами и междоусобицами: в 1392 году здесь русские бились с татарами, а в 1432 московский князь Василий Тёмный разбил галицкого князя Василия Косого, заставив того бежать к Вологде. В 1613 году через Великое проезжал Михаил Фёдорович, из Костромы на московское царство, и даже сделал тут остановку на три дня - хотя Великое и лежало в нескольких верстах от Ямской дороги, оно было центром дворцовых земель в Ростовском уезде. Государевы крестьяне растили по округе лён, выделывали из него ткани, что-то шили из них да сбывали на ближайшем Гавриловом Яме и Великосельской ярмарке. Не раз сквозь село проезжал и Пётр Первый, а в 1709 году здесь объявился генерал-фельдмаршал князь Аникита Репнин и по-хозяйски распорядился выстроить церковь. Местные такому были, наверное, изрядно удивлены - они и не знали, что уже год как из дворцовых крестьян перешли в крепостные. Ещё в 1708 году Пётр I даровал эти земли Репнину, однако за манёврами Северной войны не доходила сюда не жалованная грамота, ни её обладатель. Наконец, Репнин вернулся в Великое героем Полтавской битвы, которая и осталась в памяти селян переломным моментом здешней истории.

В честь Полтавской битвы Репнин и повелел заложить тот ансамбль, что спустя без малого три века назвали Великосельским кремлём. Церковь Рождества Богородицы стала фактически первым памятником той победе, а типично допетровская по своим формам колокольня... обратите внимание на проём ниже колокольного яруса: это ни что иное, как символическое Окно в Европу, хотя и заделанное евроокном. Можно сказать, первый памятник евроитеграции в постсоветских странах - ведь выходило, что Европой отныне объявлялись и окрестные поля. К 300-летию храма его решили дополнить ещё одним памятником - репликой мозаики "Полтавская баталия" Михаила Ломоносова, который в 1730 году тоже проходил с рыбным обозом где-то у Великого села. Подлинник 1760-х годов находится в Петербурге в здании Академии Наук, но и здесь к делу подошли с размахом. В мозаике 264 915 камушков, заказанных в Китае, Испании и Италии. Будущую картину разделили на 315 фрагментов (что хорошо заметно), каждый из которых делали воспитанники какого-нибудь детского дома в Ярославской области, Москве, Петербурге, Истре, Туле, Смоленске и Тольятти. Идея, видимо, пришлась ко двору, потому что на другой грани теперь увековечена ещё и битва за Севастополь, над которой, более чем уверен, начали работать в 2014 году.

Ещё на площади есть остатки торговых рядов, маленький воинский памятник и огромный аляповатый супермаркет типа "Магнита", среди машин на парковке которого - и наша.

Кремлёвские лавки используются по назначению, и за такими дверями подбочинившийся бородатый Кит Китыч в картузе совсем бы меня не удивил:

А в основном корпусе торговый рядов - туринфоцентр, мастерские для мастер-классов, сувенирная лавка и книжный магазин:

Приземистый Покровский храм строился как зимний:

Самое впечатляющее на нём - это гроздь изразцов у апсиды:

Но большинство их сколотили при реставрации в 1910 году, которая архитектуре храма явно не пошла на пользу. С такой предысторией и синяя кровля из металлочерепицы не пугает:

Колокольня в Великом, кстати, немногим ниже, чем в Поречье-Рыбном - 75 метров. Скажем так - там колокольня "внеконкурсная", а здесь - "высшего разряда". Рождественская церковь и сама по себе особенная - краеведы пишут, что это единственный в России сельский шестистолпный храм (то есть почти базилика!), что неплохо видно и снаружи. Как я понимаю, сейчас он большую часть времени закрыт - реставрации там ещё на годы, а внутри хорошо сохранились фрески начала 19 века.

Пустырь за храмами - бывшее кладбище. По краю его - часовни и сторожка:

А единственное уцелевшее надгробие - на могиле Александра Локалова, к дому которого и пойдём дальше:

Мимо других именитых домов. В этом, как гласит мемориальная доска, в юности жил министр путей сообщения в 1948-77 годах Борис Бещев:

А "в этом доме по преданию в 1702-05 годах останавливался Император Пётр I, Самодержец всея Великия, Малые и Белыя Руси", как гласит опять же мемориальная доска. Чаще всего "домик Петра" - это просто старейшая каменная гражданская постройка города, а был там неистовый царь или нет - пусть каждый сам предполагает. Тот визит, видимо, и предопределил идею отдать Великое другу Репнину, ну а первый ярус дома и правда выглядит очень старым.

Соседний особняк с красной крышей значится в списке памятников архитектуры как "жилой дом Репнина" 1730-х годов. Но фактически кроме строительных проектов появление господина тут изменило немногое: торговые сёла приносили слишком большой доход, чтобы ломать их уклады. Четверть великосёлов были заняты в торговле, практически каждая семья держала дома ткацкую мастерскую, и местные женщины работали у домовых станков, зачастую даже хозяйство в доме оставляя прислуге. Основной продукцией были рукавицы, которые везли по большаку как в Архангельский порт, так и на московские рынки. С 1844 года здесь проводились даже не ярмарки, а самые настоящие выставки достижений подлинно народного хозяйства - ткачества и огородничества. Над Великим сменялись хозяева: три поколения Репниных, с 1776 года олигарх Савва Яковлев (владевший Большой Ярославской мануфактурой) и его потомки, а в 1861 году великосельские крестьяне хозяевами сделались уже сами себе. Вот тут-то местный промысел и "выстрелил": за считанные десятилетия в селе сформировался десяток промышленных династий, по факту купеческих, а по сословной принадлежности по-прежнему крестьянских. Вот на заднем плане, например, усадьба Лопатиных с краснокирпичным домом мастерских:

Но всех превзошёл Алексей Локалов, ещё в 1840-х годах сформировавший крупную "рассеянную мануфактуру", а в 1860-е построивший текстильную фабрику на берегу Которосли у Гаврилова Яма. Проектом заинтересовался Людвиг Кнопп, соучредитель более 100 текстильных фабрик, а это гарантировало, что производство наладят по уму и на рынки сбыта выведут. Локалов-старший умер в 1872 году, его дело продолжил тот самый Александр Алексеевич, и по числу рабочих Локаловская мануфактура любую другую в Великом опережала в разы. Дороги в те времена были долгими, а потому промышленнику было выгоднее жить недалеко от своих фабрик. И Локалов не уехал ни в Москву, ни в Ярославль, а построил себе в 1888-90 годах дом в Великом селе:

Причём заказал этот терем-теремок он не кому-нибудь, а Фёдору Шехтелю. Получился какой-то инь-янь деревни и города, где борются представления о прекрасном разбогатевшего селянина и столичного мастера.

Заказчик заметнее в силуэте, зодчий - в деталях:

А ещё - в интерьерах, которые в особняке Локалова прекрасно сохранились. Там есть лепнина, фрески, деревянное резьба, но самое главное - Грот. "Льняной король" и убранство в своём доме сделал изо льна, окаменевшего с помощью мела - в итоге получилось нечто будто бы и не рукотворное, а подобное натёчной пещере.... Пожалуй, это самый необычный интерьер России, вот только увидеть его нам не довелось.

Дело в том, что особняк Локаловых с 1946 года занимает детский дом. Судя по чужим фотографиям, вполне комфортабельный (насколько это возможно в тех условиях) и современный, с системой "семейного типа". Но в любом случае с тем параноидальным регламентом безопасности, который охватывает в России всё, что касается детей. Мы увидели на крыльце мальчонку и попросили его позвать кого-нибудь из воспитателей. Минут через 10 перед нами на крыльцо вышла вежливая, но готовая к бою женщина, и весь её вид с порога давал понять: "Ты не пройдёшь!". Решения о допуске туристов принимает только директор, не в любые дни и не в любые сезоны, но как я узнал из комментария kuba, договориться об экскурсии можно через краеведческий музей. Правда, не на то время, которое вам удобно, а на то время, когда ожидается группа, что может быть и не каждый месяц. Одно хорошо - Великое не так уж далеко от Москвы, и съездить сюда вполне можно ещё раз.

Итак, великосельские крестьяне в 1861 году стали хозяевами своих мастерских и понастроили фабрик, где на них гнули спины такие же мужики, пошедшие "в отходняк". В 1917 году новая власть пошла дальше, сказав "Фабрики - рабочим!", и уже великосельцы как эксплуататоры оказались не у дел. В отрыве от Гаврилова-Яма процветающее Великое стало просто крупным селом, среди прочих выделявшимся лишь своим внешним видом. В 1949-97 годах оно числилось ПГТ, а затем вернулось в свой исходный статус. Потому что ПГТ Великое - это как-то глупо, а вот Великое Село - по-прежнему звучит!

Третья достопримечательность Великого после кремля и Локаловского дома - это... само Великое! Его неповторимая планировка в виде расходящихся от Чёрного пруда кольцевых улиц. Я долго гуглил, кто придумал строить Великое так, но судя по всему - никто не придумывал. Обычно русские деревни строились улицей вдоль дорог или рек, но был и особый вид деревень, строившихся вокруг озёр кольцами, как например известная в узких кругах северная Кучепалда. Великое же было не деревней, а целым селом, и потому от Чёрного пруда разрослось в 5 "посадов" - то есть, таких вот жилых колец. Между ними существовала своя иерархия: чем ближе к пруду был посад, тем он считался престижнее, вплоть до порицания браков с жителями более дальних посадов.

Застройка здесь идёт только по внешней стороне со сквозной нумераций, а с внутренней как лежали, так и лежат огороды:

Радиальные дороги сквозь посады назывались слободками, и вели неизменно на кремль:

Иерархия посадов смазалась ещё в конце 19 века, а при Советах и посады, и слободки стали улицами со стандартным набором названий. Набережная Чёрного пруда с общественными зданиями видимо не считалась посадом, поэтому первый посад - это опоясывающая кремль улица Моругина. Её застройка самая простая и суровая... но лишь потому, что она самая старая - большинству этих домов более 200 лет:

На кадре выше на заднем плане два дома Холоповых, а между ними одноэтажная чайная "Америка", которую держал купец Фролов. Ворота с четырёхлистниками ведут в тёмную галерею, и ободранный дерматин на двери складывается в фигуру бородатого дворника в фартуке:

Старинный двор... не купеческого дома где-то в городе, а крестьянского в пусть и Великом, но всё же селе:

Единая фасада дальше по улице Моругина. Кем был этот Моругин, я точно не знаю, такую фамилию носила одна из фабричных династий, и может быть из неё вышел революционер или избежавший раскулачивания герой войны?

У кольцевых улиц впечатляют перспективы:

А в городские фасады нет-нет да вклинится обычное село:

Следующий "посад" образует Ярославская улица, и по факту лучшей в Великом была именно она - там стоят дома и Локалова, и Репнина, и Петра Первого. А главный, то есть самая длинный, но почти всей длине застроенный камнем, в Великом был третий посад, нынешние улицы Труда и Садовая. Четвёртый и пятый посады в камне так и не отстроились - там жили обычные крестьяне "от сохи". А теперь стоит ВАТ - Великосельский аграрный техникум:

Так что пойдём по улице Труда:

На ней вперемешку особняки торговых крестьян и старые лавки:

О здешних интерьерах, в отличие от Поречья-Рыбного, мне ничего не известно, но колоритные детали и снаружи нередки:

Дома попадаются очень солидные, у таких хозяева держали скорее всего небольшую мануфактуру:

Но напротив "городских" фасадов - пустыри, сараи, огороды:

Домик с деревянным верхом, словно крестьянин, разбогатев, поставил на крышу свою старую избу:

Хотя нет, резьба тут вне сельских традиций:

А Шехтель в Великом построил целых два особняк - второй известен как дом Иродова (ему принадлежала вторая по величине фабрика, в 8 раз меньше Локаловской), но вот местоположения его толком никто не знает. В списке памятников архитектуры дом Иродова значился на улице Карла Маркса, 20. Для Шехтеля, конечно, простовато, но зато вполне в его минимализме:

Дальше съездим за Чёрный пруд:

С того берега - открыточные виды на кремль:

Чёрным пруд был очень давно, когда на его берегах стояли кирпичные заводы и кузницы. Сейчас он скорее Зелёный. А Белый, наверное, ещё зеленее:

Пруд, на самом деле природное озеро - композиционный центр Великого села, но не геометрический. К северу и востоку от него проходит 5-6 кольцевых улиц, а к югу и западу - только по 2. На Некрасовской - Коммерческое училище Локалова (1868, вдали на фото №2) и Земская школа (1902):

Голубятня во дворе у озера:

А самая цельная застройка - на улице Труфанова, когда-то явно бывшей главным въездом:

С тех пор главная улица сместилась за их огороды, и вид с неё открывается вот такой. В центре - музей Картофельного бунта, при виде которого нам четверым не сговариваясь пришёл в голову вопрос "А можно ли там покидаться картошкой?!". Картофельный бунт на самом деле стал целым жанром народного протеста в 1834-44 годах. Это сейчас картошка как бы не привычнее хлеба, а в те времена экзотический овощ, способный расти в нашем климате, государство пыталось внедрять что Хрущёв кукурузу. Дальше начиналась целая полоса препятствий: допустим, разнарядку выделить поля под картошку спустили - а семян не привезли! Мало ли, обоз застрял или чиновники проворовались. И крестьяне понимают, что если поле не засеять, то зимой придётся жить впроголодь и может быть даже кормилицу-бурёнку на мясо забить. Пришли семена - а как их сажать? Ведь вся деревня такие первый раз видит! Да и земля под картофель не любая годится, так что поле вроде и засеяли - а вышло худо, и красный от вина и слёз мужик пошёл в стойло у бурёнке, крепко зажав землистой рукою топор. Но положим картофель взошёл обильно, а что делать с ним дальше? Кто-то начал есть ягоды, кто-то догадался выкопать клубни, да свалил их сушиться на солнце, а как результат - по сёлам прошла череда отравлений. На всё это накладывались слухи, что кто посадит картофель - того "запишут под барина", то есть в крепостные переведут! В общем двумя волнами страну охватили картофельные бунты, в которых участвовало до полумиллиона человек, и несколько десятков - погибли. В 1834 бунтовали в основном среднерусские губернии, в 1844 центром картофельных бунтов стал Урал. Наконец, власти таки пошли на попятную, поняв, что надо не заставлять людей сажать картошку, а рассказывать всем, как она хороша. Эта линия оказалась верной, и спустя всего несколько десятилетий картошкой на Руси стало никого не удивить.

В общем, картофельные бунты - это действительно интересный феномен, достойный своего музея. Хотя навеян именно в Великом он, скорее всего, другими беспорядками: Плещеевский бунт 1826 года на бумажной мануфактуре стал по сути дела вторым в русской истории восстанием рабочих - после волнений в уральском Кыштыме. А в Ярославской области впору устраивать музейный бунт - хотя, как где-нибудь в Европе, тут свой тематический музейчик есть в каждом селе, большинство из них открылись по разнарядке и существуют "чтоб было!". Иные, конечно, оказались расположены удачно и нашли своих туристов; другими занялись волонтёры, да и в целом в атмосферу Ярославии они внесли какое-то благообразие... но большинство из них мало кто видел открытыми. Вот и мы упёрлись в запертую дверь с приклееным мобильным номером. Я позвонил, и телефон отозвался... вибросигналом: трубка лежала на подоконнике по ту сторону окна. Так что как и в случае с домом Локалова, здесь надо видимо ехать в автобусный тур...

Дальше по улице, на выезде из села - Боголюбская церковь (1846). Ещё есть Тихвинская (1861) у другого выезда (Великое имеет некое подобие объездной), но та совсем заброшена.

Рядом - Аллея, натурально сельский парк. И такой аллее позавидовали бы многие столичные парки, если бы не одно "но" - справа за деревьями кладбище, а слева - жилые дома.

Между входом на аллею и воротами храма внезапно обнаружилась теплушка. Как она сюда попала и для чего? В любом случае её появление здесь не более удивительно, чем деревенский кремль, колокольня с окном в Европу, сельский Шехтель, льняной интерьер или каменные фасады кольцевых улиц, глядящие на огороды.