Обезьяний геноцид: чем мы отличаемся от шимпанзе?

Основой конфликта стала борьба за власть трёх самцов внутри одной группы. Хамфри — самый крупный из них — прекрасно кидался камнями. Вкупе с другими достоинствами это обеспечило ему позицию лидера. Двое других претендентов — Хью и Чарли — не смирились с этим. Вместе они были сильнее Хамфри, поэтому тот старался им двоим сразу не попадаться.

Через какое-то время группа раскололась на две, «северяне» и «южане» стали жить в разных концах парка. А спусковым механизмом войны стало подлое убийство одного из «рядовых» самцов, который мирно обедал на дереве, а потому и не ждал подвоха от бывших товарищей. Конец известен… Однако вопрос — можно ли считать произошедшее войной?

Казалось бы, если немного расписать любовную линию, сюжет подошёл бы для новой «Илиады». Но не всё так просто. Война предполагает социальный механизм мобилизации, этос воина, дисциплину.

У так называемых примитивных народов — охотников-собирателей или чуть более продвинутых, перешедших к земледелию, — убийства чужаков имеют совершенно иную природу.

Мотив, заставляющий нападать и убивать, — это страх магических действий или «требование духов». Например, Миклухо-Маклай описывает, как в деревне Горенду внезапно умер молодой мужчина, до этого никогда не болевший. Жители единогласно решили: это происки соседей, и надо им отомстить, чтобы не прогневать духов.

Единственная трудность заключалась в том, что соседних деревень было две. Чтобы не ошибиться с выбором, они атаковали сперва одну деревню, затем вторую. Такие преследования и убийства имеют ритуальную составляющую и далеки от того, что подразумевают под войной историки с археологами. Мы привыкли, что военные кампании ведутся ради материальных ценностей — земли, женщин, скота, прочих ресурсов. Однако в древности и у индоевропейцев, и у семитов священная война предполагала не только полное уничтожение противника, но и всех его вещей.

Изначально войной считались только конфликты с участием войска. По мере проникновения биологизаторского подхода в антропологию войной стали называть любое систематическое насилие. Однако, чтобы стала возможна война, должно появиться то, что сейчас называется модным термином «парохиальный альтруизм». То есть должно произойти разделение на «мы» и «они». Без этого противопоставления любые конфликты остаются индивидуальным решением. В свою очередь, чтобы такое разделение произошло, общество должно стать классовым или как минимум должно появиться этническое чувство.

Легко заметить, что «воюющие обезьяны» похожи не на армию, а на толпу пьяных гопников, которые интересуются «с какого района», а затем действуют по настроению.

Война устроена совершенно по-другому. Там человек идёт в атаку не потому, что он разозлился и попёр. Ярость воина (которая вообще-то и не обязательна) проистекает не от злобы, а от того, что этот воин не агрессивен по отношению к «своим». Традиционный этос войны — мы мирные люди, но мы воюем, потому что защищаем то, что нам дорого.

Животным подобный подход не свойственен. А вот внутривидовая агрессия — явление нередкое. Взять хотя бы волков. В американской популяции этих хищников во внутривидовых конфликтах от взаимной агрессии гибнет от 5% до 50% самцов.

То есть многие стаи в обычной жизни теряют больше «мужского населения», чем воюющие государства.

Что же касается обезьян, то в «неблагополучных» районах у обычных шимпанзе совершается примерно одно убийство на сто особей в год. У их соседей — сапиенсов в Чёрной Африке, где и геноцидов, и насилия хватает, этот показатель на порядок ниже. Так что, несмотря на пугающий мем про «обезьяну с гранатой», на самом деле обезьяны чудесно обходятся и без гранат.

Вообще, проблема войны лежит полностью вне биологии. В верхнем палеолите в связи с переходом к сельскому хозяйству и жизни в плотных группировках у людей происходит так называемая краниофациальная феминизация — изменение черепа, отражающее снижение уровня тестостерона. По аналогии с увеличением миролюбия лис в доместикационном эксперименте Д. К. Беляева, это получило название «самоодомашнивание человека». То есть произошло снижение биологического компонента агрессивности. Но — неожиданно — археологических свидетельств войны и убийств после этого стало существенно больше. Это показывает, что причины войны у человека не биологические. Так что все вопросы — к социальным наукам.
_____________
ОЛЬГА ТАБОЛИНА