Белый латышский стрелок Фридрих Бриедис

Одним из них был полковник Фридрих Бриедис, или Бриедис в латышском варианте. Кстати, единственный офицер русской армии, в честь которого в Риге названа улица - Пулквежа Бриежа (полковника Бриедиса). При том, что в собственно латвийской армии он не служил ни дня.

Будущий герой, которому на улице его имени поставят памятник, родился в 1888 году в Витебской губернии, куда его отец–крестьянин переехал ради своего клочка землицы. Дела у семьи пошли на лад, Фридриха отправили учиться в Двинскую городскую гимназию.

Это были счастливые годы его жизни, и после производства в офицеры он из списка вакансий выбрал 99–й Ивангородский пехотный полк, стоявший в Двинске. Здесь через пару лет и женился на молоденькой еврейской девушке (юношеская любовь?), разумеется, перешедшей в православие — тогда в армии с офицерскими невестами было строго.

Когда началась Первая мировая, ему только–только стукнуло 26 лет — лучший возраст для офицера, когда уже многое умеешь, а тяга "совершать подвиги" еще не остыла. В первых же боях он заработал самый желанный для военных орден Георгия 4–й степени.

Бриедис вручает награды солдатам Первого Даугавгривского латышского
стрелкового батальона в 1916 году после Июльских боев.

.

Как сказано в представлении, Бриедис "добровольно вызвался охотником на опасную разведку… переодевшись в крестьянское платье, с явной опасностью для жизни проник в расположение неприятеля, откуда привез ценные данные, вполне оправдавшиеся при переходе нашем в наступление, чем значительно помог своей дивизии". Между прочим, в плен его немцы, случись что, не взяли бы — по Гаагской конвенции использование военнослужащим гражданской одежды каралось смертью.

Полк не вылезал из боев, и Бриедис скоро заработал все ордена, которые мог получить офицер его звания: три Анны, Станислава, Владимира с мечами. В июле 1915–го стали формировать первые батальоны латышских стрелков, и Бриедис стал сначала командиром роты, а потом батальона в 1–м Усть–Двинском полку. Он воевал не просто лихо, это был инициативный офицер, который не успокоится успехом на своем участке, а еще и поможет соседям.

В Рождественских боях латышские стрелки прорвали фронт в двух местах — южнее Пулеметной горки и у лесничества Скангель, где наступала 1–я бригада. Контратакой немцам удалось ликвидировать второй прорыв. В изданном уже в советской России исследовании Митавской операции объясняется: "Выход из строя капитана Бриедиса вследствие тяжелого ранения безусловно имел решающее влияние на успех боя у Скангеля".

Бриедис среди награжденных солдат Первого Даугавгривского латышского стрелкового батальона, 1916 год.

.

"За свободную Латвию в свободной России"

В строй — на должность командира 1–го Усть–Двинского полка — Бриедис вернулся уже после Февральской революции. И то, что он увидел, ему очень не понравилось. Латышские стрелки шли в авангарде развала армии. "За два года потери латышей были настолько значительны, что от старой добровольческой гвардии не осталось ничего, — писал Бриедис в статье для одной из петроградских газет. — В латышские полки влился пришлый элемент, ничего общего с боевым прошлым не имевший; напротив, он дал полкам ряд провокаторов–большевиков… И началась работа во славу Германии… Все лучшее, видя демагогическую пропаганду предателей, стало массами уходить в ударные батальоны и русские полки".

Как сказал бы один большой политик XX века, "товарищ Бриедис упрощает". "Пришлый элемент"? Но ведь "распропагандированный" большевиками 5–й Земгальский полк в сентябре 1917–го, прикрывая отход армии от Риги, потеряет половину состава, однако стоять будет до конца. Стрелки не разучились воевать, что и докажут в Гражданскую.

Просто воспитанник столичного военного училища Бриедис и призванный откуда–нибудь из–под Туккума латышский парень к концу третьего года войны уже по–разному на нее смотрели и друг друга не понимали. В ноябре 1917–го, пока Бриедис был в отпуске, солдатский комитет сместил его с должности.

Известие о Брестском мире застало его в Москве. Сейчас мы знаем, что для Ленина Брест был тактической передышкой, что Германия обречена — через полгода ее раздавят на Западном фронте. А тогда другой знаменитый командир стрелков — полковник Гоппер — писал: "Латышские стрелки полтора года вели на фронте отчаянную борьбу ради своей мечты — свободная Латвия в свободной России. Уступка большевиками латвийской территории немцам означала уничтожение латвийской нации. Поэтому национально настроенная часть стрелков и офицеры, оставившие свои полки после большевистского переворота, готовы были на всякую жертву, чтобы вырвать победу у немцев, а своей ближайшей задачей считали борьбу с большевизмом как их пособником".

Весной 1918 года Бриедис и Гоппер во главе трех сотен латышских офицеров вступили в организацию Савинкова "Союз защиты родины и свободы", ставившую целью свержение советской власти.

Бриедис отвечал у Савинкова за разведку. Он успешно внедрил своих людей в штабы красногвардейских частей, несколько раз Савинков избегал ареста благодаря своевременным предупреждениям. Но убежденность, что большевики — простые агенты германского генштаба, сыграла с Бриедисом злую шутку. У большевиков в Москве насчитывалось около 5 тысяч штыков, включая латышских стрелков. У Савинкова — 4 тысячи. Можно было начинать восстание. Но тут, как пишет Гоппер, "в Москве обнаружилась сила, с которой справиться никакая организация не была бы в состоянии — немцы".

Бриедис насчитал в Москве и ее окрестностях 53 тысячи немцев. Это были военнопленные, возвращавшиеся на родину после заключения мира. Но разведке Савинкова почудилось, что именно на этих немцах–то и держатся большевики. Решено было поднимать восстание не в Москве, а в окрестных областях — и уже оттуда наступать на столицу.

Латыши против латышей

И тут случился провал. Член организации князь Мешков предупредил медсестру, в которую был влюблен, чтобы в ближайшее время она уезжала из Москвы: намечаются, мол, уличные бои. Медсестра побежала в ЧК, где ее сразу провели к заму Дзержинского Якову Петерсу.

Фридрих Бриедис в военном госпитале.

.

Его реакция была мгновенной, за Мешковым проследили до конспиративной квартиры, нагрянули туда с обыском, взяли 13 человек. Один из них — капитан Пинкис (очень латышская история получается, правда?) — в обмен на жизнь выдал пароли, явки, структуру организации. "Союзу защиты" пришлось импровизировать, а не действовать по четкому плану. В Ярославле мятежникам удалось продержаться две недели. В других местах — провал в первый же день.

Бриедис оказался единственным из руководства "Союза", кого чекистам удалось арестовать. На допросах он все отрицал: да, Пинкис предложил ему вступить в организацию, но работали они исключительно против немцев.
"С кем Пинкис имел связи — не знаю, — записано в протоколе допроса, — фамилии каких–либо участников организации, кроме общеизвестных, назвать не могу".
Впрочем, следователям и так все было ясно: показания Пинкиса, да и та самая статья, в которой Бриедис клеймил большевиков, выдавали его с головой.

Митинг Латышских стрелков, на переднем плане Бриедис. Что интересно, стрелки
вооружены «русским Винчестером» - "русской модели" винтовки Винчестера обр. 1895 г.

.

Роман Гуль пишет, что о приговоре Бриедис узнал из газеты, которую по утрам доставляли в тюрьму. Там в те дни публиковались списки расстрелянных — была и его фамилия. "Ну вот и конец", — спокойно сказал он.
Пришли за ним только через пять дней, и тут у него мелькнула минутная надежда — конвой состоял из стрелков–латышей. Но командовал ими Петерс.
Такая вот история: латыши латышей арестовывали, допрашивали и расстреливали — гражданская война на господ–товарищей делит совсем не по национальному признаку.

"Всему латышскому народу, всем латышским стрелкам навесили один позорный ярлык "латыши — изменники и предатели, — писал он летом 1917–го. — Нет, народ в этом неповинен, простые стрелки и латышские офицеры еще не раз помогут России, родной армии".
И он пытался помочь — как мог и как понимал свой долг.
Расстреляли Бриедиса в ночь на 28 августа. Ему только–только исполнилось тридцать.

В 1924 году в Риге был создан Фонд полковника Бриедиса, учредителями которого стали 18 национально-патриотических организаций. Существует мнение, что местным национальным элитам нужны были и герои, на которых следовало равняться, и непременный враг, с которым стоило бороться.
Героями были объявлены полковники царских латышских стрелков Калпакс и Бриедис, а врагами — местные левые, большевики из России, русские и, конечно же, евреи. Национальные организации и стали «пятой колонной», которая в первые дни Второй мировой войны на территории Латвии жестоко расправлялась с инакомыслящими.

Считается, что Янис Балодис, военный министр в правительстве Ульманиса, крайне негативно оценивал деятельность Бриедиса и был ярым противником установки памятника ему, не без основания считая полковника русским офицером, убежденным монархистом, нисколько не заботившимся о независимости Латвии.

6 ноября 2015 года на фасаде здания по адресу ул. Музея, 6 (раньше ул. Фридриха Бриежа), где сейчас находится Полиция самоуправления Даугавпилса, была открыта мемориальная плита в память героя I Мировой войны полковника Фридриха Бриедиса (1888-1918).