Перемирие, 1914 год

К этому цари, короли, султаны и кайзеры готовы не были, однако с упорством баранов войну продолжали. Несмотря на огромные потери среди собственных солдат.

Все это в итоге привело к краху империй, революциям и прочему. А ведь были умные люди, предупреждали. К примеру начальник Генерального штаба Германской армии Хельмут Иоганн фон Мольтке говорил кайзеру: "Война полностью исчерпает наш народ, даже если мы победим."...

Братания на Восточном фронте начались уже в августе 1914 года, а сначала 1916-го в них с русской стороны уже участвовали сотни полков. Русские солдаты шли на них не только потому, что устали от войны, а из-за особенностей крестьянской психологии («всепрощения») и желания меновой торговли с неприятелем (в основном меняя хлеб на водку).

Под новый, 1915-й, год мир облетела сенсационная новость: на Западном фронте Великой войны началось стихийное перемирие и братание солдат враждующих британской, французской и германской армий. Вскоре вождь русских большевиков Ленин заявил о братании на фронте как о начале «превращения мировой войны в гражданскую войну».

Среди этих известий о Рождественском перемирии совсем затерялись скупые сведения о братаниях на Восточном (Русском) фронте. Братания в русской армии начались уже в августе 1914 года на Юго-Западном фронте. В декабре 1914 года на Северо-Западном фронте были отмечены случаи уже массового братания солдат 249-го пехотного Дунайского и 235-го пехотного Белебеевского полков. Инициатором здесь выступали солдаты германской армии. В телеграмме командующего 1-й армией генерала А.Литвинова командующим корпусами говорилось об «обманном способе, под видом приглашения к себе в гости и угощения», захвате в плен «поверивших им на слово и легковерно соблазнившихся людей, ставших таким образом, изменниками родине». Командарм приказал не допускать «подобное хождение в гости» как очевидное «предательство и измену присяге», «принять все меры к устранению возможности каких-либо сношений с немцами».

В качестве дисциплинарных мер предписывалось также открывать по участникам братания огонь, «а равно расстреливать и тех, кто вздумает верить таким подвохам и будет выходить для разговоров с нашими врагами».

Имели место случаи братаний и на Пасху 1915 года. Они заключались в выходе из окопов, свидании с противником («германцем»), «христосованием», взаимным угощением папиросами, сигарами. Одно из братаний, в котором участвовали и офицеры, закончилось соревнованием хоров с обеих сторон и общими плясками под немецкую гитару. Весной 1915 года из цензурных отчётов стало известно, что на передовых позициях после пасхальных праздников начался систематический обмен между солдатами русской армии и армиями противника хлебом, коньяком, водкой, шоколадом и сигарами. В связи с этим дежурный генерал Ставки генерал П.Кондзеровский сообщал командующим фронтами, что «впредь за допущение такого общения нижних чинов с неприятелем строжайшая ответственность должна ложиться на ротных командиров и командиров полков».

Братания шли и летом 1915-го на русско-австрийском фронте. А с осени 1915 года, с началом позиционной войны, братания происходили уже во многих пехотных частях. Продолжались они и на Рождество в декабре 1915-го. Так, согласно сведениям, поступившим начальнику штаба главкома армиями Северного фронта генералу М.Бонч-Бруевичу, на некоторых участках Северного фронта установились «дружеские отношения» с частями противника. Такие отношения были, например, в 55-м пехотном Сибирском полку на Западной Двине, на форте Франц, где стрелки 4-го батальона условились с германцами «жить в дружбе», без предупреждения никогда не тревожить друг друга, не стрелять и не брать пленных. Стрелки полка ходили не на разведку, а «в гости», и не ночью, а днём. От выходивших к ним навстречу немцев солдаты получали папиросы, коньяк, приносили германские «гостинцы» врачам полка. Принцип «не тронь меня, и я тебя не трону» установился во многих полках на рижском участке фронта.

Начавшееся следствие выявило массу подробностей повседневной жизни солдат на форте Франц. Они заключались в договорённости о прекращении огня сначала на момент смены частей, а потом и вообще на длительное время. Соглашения с противником распространились и на ведение разведки, когда с целью «бескровного захвата» «языка» стороны договорились просто обмениваться военнопленными, выделяя специальных переговорщиков из числа пленных. Несмотря на попытки временно командующего полком подполковника Мандрыки прекратить «сношения с неприятелем», в дни Рождества и Нового, 1916-го, года продолжались контакты с обеих сторон, обмен спиртным и т.п.

О широком развитии отношений с противником на Русском фронте говорит и вспыхнувшие на Пасху 1916 года (совпавшую с этим праздником у противника – 10 апреля) братания, в которых участвовали уже десятки полков, артиллерийских батарей и железнодорожных батальонов Северного24 и Юго-Западного фронтов. О массовости братаний на Юго-Западном фронте «как общем правиле» говорилось и в отношении начальника штаба главковерха генерала М.Алексеева.

Братания являлись откровенным нарушением воинских обязанностей, дисциплинарного устава, а широкие контакты с противником вообще подпадали под Воинский устав о наказаниях, влекли уголовную ответственность. Взаимные христосования, веселье и игры происходили с приглашением в гости противника в свои окопы. Иногда это сопровождалось съёмкой укреплений, что являлось нарушением элементарных инструкций, учитывая сложный допуск даже корреспондентов газет, представителей союзников на Русский фронт. Встречи противников сопровождались алкогольным угощением, уводом в плен «гостями» «хозяев», очевидно, по предварительному сговору. Особенно возмутило русское главное командование, лично главковерха Николая II участие в этих «сношениях с неприятелем» офицеров.

Впрочем, не все военачальники были согласны терпеть братания. На 3-й день Пасхи командующий 12-й армией генерал Р.Радко-Дмитриев отдал приказ открывать артиллерийский огонь по группам братающихся.

Но и после пасхальных братаний мирные отношения с немцами продолжались. Так, в одном солдатском письме с Юго-Западного фронта сообщалось: «Между немцами и нами установилась традиция не стрелять, ходим совершенно по открытому месту. Сегодня даже наши солдаты сходились вместе и снова мирно разошлись». Из другого письма очевидно, что солдаты (на том же фронте) ждали мир со дня на день: «Раз боёв нет, стало быть идут мирные переговоры, а стало быть и скоро мир». Солдаты сообщали в письмах о «хождении в гости» к противнику, обмене спиртным.

Осенью 1916 года братания продолжались. На некоторых участках Юго-Западного фронта повседневным стало взаимное приветствие солдат русской и австро-венгерской армий, что добавляло размышлений о бессмысленности продолжения войны. Цензура Юго-Западного фронта продолжала находить в письмах солдат такие фразы: «Живём с немцами душа в душу, переговоры ведём».

После Февральской революции братания приняли повсеместный характер, и командование даже перестало противодействовать ему. Так, в Пасхальную неделю 1917 года – со 2 по 8 апреля – в братаниях участвовали уже свыше сотни полков.

Братания, происходившие на Восточном фронте Первой мировой войны, значительно отличались от братаний на Западном фронте. В его основе были укоренившиеся представления о значимости православных праздников в социальных отношениях среди крестьян: так, во время Пасхи в русских деревнях богатые старались поддержать бедных, дарили пасху, куличи и т.п. То же происходило и между солдатами, когда те, «размягчённые» приливом религиозных чувств, порою плача, раздавали свой хлеб бедным своим товарищам для разговления, а затем и противнику. Во время братания непременно происходило взаимное угощение. Но со стороны русских солдат это больше походило на народное гуляние, даже бражничество, когда представители сельского схода обходили все дворы, чтобы сделать праздник всеобщим. Так в деревне не допускались «голодные разговины»: в этом случае богатые родственники, сельчане приносили на праздничный стол бедным односельчанам продукты. Так же и русские солдаты приходящим австрийцам давали подарки, угощали хлебом и даже несли в австрийские окопы пасху, яйца, сало, колбасу, хлеб («а то у них чёрный хлеб»), «конфекты».

Вообще, для крестьянского менталитета характерно неприятие долгого соперничества с врагом – например, соседом, стремление скорее пойти на мировую, даже простить его. Это является одним из условий крестьянской жизни в миру, на земле, что видно из особого отношения к соседям, знакомым в предпасхальные недели. Братания, происходившие в основном на Юго-Западном фронте, с солдатами австро-венгерской армии, в значительном количестве славянами и частью православными, представляли собой смесь религиозного прозрения со всепрощением, проявлением не то что «идентификации с противником», а порою любви и жалости к нему, с рукопожатиями и слёзами и «целованиями от радости».

Подобное братание описано в письме солдата 41-го пехотного Селенгинского полка: «На первый день Пасхи когда мы уже разговелись одохнули немного у нас все тихо ни одного выстрела стали мы из своих окопов махать шапками до своего врага и он тоже начал махать и стали звать друг друга к себе в гости и так что мы сошлись по маленко с австрийцами на средину между проволочное заграждение без никакого оружия и начали христосоваться а некоторые австрийцы были православны то целовались с нами и некоторые с жалости заплакали и угощали друг друга в мести плясали как настоящие товарищи а потом разошлись и должна быть наша история в писана в газетах».

Солдаты в своих письмах домой постоянно подчеркивали именно замирение, усмирение, примирение с врагом. Само празднование представлялось как общее гуляние, единение всех и взаимное прощение. Праздник как бы был неполным, если в нём не участвовал неприятель. Праздник начинался среди своих, но заканчивался обязательно среди чужих. О том, «как провели праздник», сообщали солдаты-крестьяне родным, в свои села, делая и своих односельчан участником братания-примирения.

Ещё один крестьянский обычай, нашедший свое применение в пасхальных братаниях, – обычай побратимства, уходивший своими корнями в древность. Во время этого праздника проявлялась способность выйти из боя миром, после того как обе стороны проявили храбрость и исключительные воинские качества, превратить соперника в названного брата. Во время подобных праздников обменивались подарками. Такие обычаи ещё оставались среди донских казаков, которые могли брататься и с чужаками, пришедшими из других мест. Сами обряды побратимства совершались в некоторых деревнях во второй день Пасхи. Такое побратимство сопровождалось поклонами, целованием, угощением, совместной трапезой. Обычай побратимства, нечастый в начале XX века в России (кроме, как говорилось, казачества), был, однако, ещё живуч именно среди западных славян, основного контингента армии Австро-Венгерской империи.

Элементы побратимства нашли своё воплощение и в братаниях на фронте. В письмах описывалось, как «кинулись враги приятели друг к другу в объятия», что «весь день было дружелюбное дело», подчеркивалось «дружество», «полная дружба», обещания «больше не воевать», подача «братской руки» и т.п.

В ходе братаний русские солдаты-крестьяне пытались восполнить потерю «полезности» войны и вернуть ей «вещный» характер, что так важно для крестьянского менталитета. Сказывалась и нехватка определенных продуктов в армиях, стремление пополнить их за счет неприятеля. Русские приносили на братание хлеб, мыло, табак. Немцы и австрийцы – губные гармошки, сигары, перочинные ножи, электрические фонарики и т.п.

Непременной частью крестьянского проведения Пасхи являлись горячительные напитки. Они помогали вывести праздник на уровень формального прощения противника, намерения уладить с ним конфликт. Кроме того, давал знать и «сухой закон», введённый в России после начала войны. Как только русские солдаты получали пасхальные продукты, они после христосования устремлялись к противнику, где в обмен получали алкоголь. Австрийцы снабжали русских солдат водкой, ромом, коньяком, спиртом, красным вином, «подносили водки по чарки и говорили по хорошему когда мир будет». Солдаты пили, иногда по несколько дней, друг друга приводили в пьяном виде в окопы. Играла роль и меновая торговля: русские солдаты знали о нехватке хлеба в австрийской армии и специально его покупали для братания.

Но часто русских просто угощали водкой и сигаретами, что было поводом для начала братаний именно с австро-немецкой стороны. Собственно и сами братания проходили или на середине позиции, или в австро-немецких окопах, редко – в русских. Но и позднее отношения, как с немцами, так и с австрийцами, сопровождались обильными возлияниями.

В 1917 году алкогольная основа братаний вышла на первый план. Так, согласно солдатским письмам, отложившимся в цензуре, пили водку и ром каждый день у австрийцев на Юго-Западном фронте (часть не указана), солдаты 25-го пехотного Смоленского полка получали ром и сигары, л.-гв. Павловского полка – водку и сигары каждый день, 199-го пехотного Кронштадтского полка – водку и ром. В 663-м пехотном Язловецком полку «пили водку, коньяк, ром и не очень трусили». Австрийцы знали время обеда русских и специально несли водку. В результате с весны 1917 года во многих русских частях началось массовое пьянство.

«Стихийный», как называл Ленин, характер братаний на Русском фронте явился полной неожиданностью для вождя большевиков, считавшего братания важнейшим инструментом «мировой революции». Всплеск интереса к братанию у Ленина и большевиков произошел уже после захвата власти в октябре 1917 года: теперь братания должны были послужить делу распространения революции, начатой в России, в остальной Европе. Однако вскоре выяснилось, что «неорганизованные», «несознательные» братания, в основе которых были крестьянские представления о всеобщем «замирении и прощении», подкреплённые меновой торговлей и сопровождавшиеся обильной выпивкой, не выполняли и миссии распространения революции. Ленин теперь усиленно подчеркивал неспособность «крестьянской армии» вести революционную войну. Это и определило его тактику по заключению сепаратного мира с Германией, а затем – создание армии нового типа, с преобладанием в ней пролетариата.