Убитые советской властью. Как умирали поэты-романтики Серебряного века

Как сказал писатель Федор Абрамов «Трагедия времени их сжигала».

Поэт Александр Блок мечтал «о равенстве, о братстве, о свободе» и возлагал надежды на революцию, верил, что новая власть принесет процветание народу. Свободолюбивый поэт был оппозиционером буржуазному классу.

А. Блок в молодости

Блок согласился трудиться на благо новых лидеров, получая в награду ответственные должности. Признание власти давало не только привилегии, но и обязанности, исполнить которые требовалось немало усилий и стрессовой устойчивости.

Исследователи предполагают, что от нагрузок здоровье поэта начало резко ухудшаться с 1918 по 1920 годы. Блок запрашивал разрешение на выезд на лечение в Финляндии, но партийные лидеры не торопились с решением. Хотя медики настаивали на квалифицированном лечении в зарубежных санаториях.

Из медицинского заключения врачей, июль 1921 год:
«А. А. Блок нуждается в продолжительном лечении, причем в ближайшем будущем необходимо помещение в одну из хорошо оборудованных со специальной методой для лечения сердечных больных санаторий».
«Вы получите вместе с этим письмом наше общее свидетельство о болезни А. А. Блока. В нем мы не писали о необходимости переезда больного за границу и помещен[ия] в санатор[ий] там. Но частным образом я хочу засвидетельствовать Вам, что для него положительно необходима именно иностранная санатория».

Партийные лидеры опасались, что за границей Блок проникнется антисоветскими идеями, и отказывали в разрешении на выезд.

«Блок натура поэтическая; произведет на неrо дурное впечатление какая-нибудь история, и он совершенно естественно будет писать стихи против нас. По-моему, выпускать не стоит, а устроить Блоку хорошие условия rде-нибудь в санатории» - писал Менжинский самому Ленину.

Портрет работы Анатолия Шумкина

Как отмечали медики, Блок страдал нервным расстройством:

«Поэт Александр Блок в течение всех этих четырех лет державшийся вполне лояльно по отношению к Советской власти и написавший ряд сочинений, учтенных за rраницей как явно симпатизирующий Октябрьской революции в настоящее время тяжко заболел нервным расстройством…»

За психическое здоровье и жизнь Блока начал опасаться нарком по просвещению Луначарский:

«Блок заболел тяжелой ипохондрией и выезд его за границу признан врачами единственным средством спасти его от смерти» - писал Луначарский в ЦК РКП.

В последние годы жизни

Разрешение на выезд было выдано 23 июля 1921 года, но слишком поздно. Ослабевший от болезни Блок скончался 7 августа 1921 года в Петрограде, ему было 40 лет. Официальная причина смерти – «воспаление сердечных клапанов».

Говорили, что перед смертью Блок впал в безумие. Он уничтожил свои дневники и рукописи революционной поэмы «Двенадцать», в которой дерзко представил красноармейцев в образе 12 апостолов. Писатель просил близких, чтобы все экземпляры поэмы «Двенадцать» были уничтожены. Хотя когда-то, написав эту поэму Блок воскликнул "Я гений!"

Поэт на смертном одре

Друзья поэта утверждали, что эти требования Блок излагал будучи в здравом уме.

Как сказала Ахматова на смерть поэта:
«... Когда он Пушкинскому Дому,
Прощаясь. помахал рукой
И принял смертную истому
Как незаслуженный покой».

Блок в Киеве

Также в августе 1921 года покинул мир другой поэт – Николай Гумилев, который был обвинен в заговоре против советской власти.

Николай Гумилев в семьей

Гумилев был арестован 3 августа 1921 года и проходил как подозреваемый по делу «Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева».

Ученый секретарь Российской академии наук В.Н. Таганцев был обвинен в организации контрреволюционной преступной группировки.

Дело Таганцева стало первым массовым арестом представителей творческой интеллигенции России. Всего было арестовано 833 человека, из них казнено – 96 человек, отправлено в лагеря – 86 человек, удалось получить освобождение – 448 человек, судьба остальных остается неизвестно (предположительно, они были расстреляны).

Николай Гумилев был расстрелян в ночь на 26 августа 1921 года в возрасте 35 лет. Его расстрельный номер был – 31. Вместе с поэтом были казнены еще 57 человек.

Место расстрела Гумилева официально не установлено.

О смерти Гумилева большевики записали «Да... Этот ваш Гумилев... Нам, большевикам, это смешно. Но, знаете, шикарно умер. Я слышал из первых рук (т. е. от чекистов, членов расстрельной команды). Улыбался, докурил папиросу... Фанфаронство, конечно. Но даже на ребят из особого отдела произвел впечатление. Пустое молодечество, но все- таки крепкий тип. Мало кто так умирает...»


После смерти мужа Ахматова писала:

О, знала ль я, когда, томясь успехом,
Я искушала дивную судьбу
Что скоро люди беспощадным смехом
Ответят на предсмертную мольбу.
О, знала ль я, когда неслась, играя
Моей любви последняя гроза,
Что лучшему из юношей, рыдая,
Закрою я орлиные глаза.

Поэт Осип Мандельштам в 1933 году осмелился открыто высказаться против Советской власти. Он написал дерзкую эпиграмму «Мы живём, под собою не чуя страны», в которой критиковал политику Сталина.

Молодой Мандельштам

Мы живём, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются глазища
И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, кует за указом указ:
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него — то малина,
И широкая грудь осетина.

Надежда Мандельштам

Выслушав стихотворение Борис Пастернак забеспокоился за будущее друга, назвав это «самоубийством» и уговаривал никому больше этого не читать:

«То, что вы мне прочли, не имеет никакого отношения к литературе, поэзии. Это не литературный факт, но акт самоубийства, который я не одобряю и в котором не хочу принимать участия. Вы мне ничего не читали, я ничего не слышал, и прошу вас не читать их никому другому».

В мае 1934 года Мандельштам был арестован по доносу и приговорен к ссылке. «Изолировать, но сохранить» - распорядился Сталин.
Перед ссылкой Мандельштам предпринял попытку самоубийства.

Благодаря стараниям его супруги Надежды поэту позволили выбрать местом ссылки город Воронеж, в изгнании супруги находились три года. Весной 1937 года они вернулись в Москву, потом в марте 1938 года поселились в Подмосковье.

Осип и Надежда Мандельштам (1937 год)

В мае 1938 года Осип Мандельштам был снова арестован, ему предъявили обвинение в антисоветской агитации:

«Антисоветские элементы из среды литераторов использовали Мандельштама в целях враждебной агитации, делая из него «страдальца», организовывали для него денежные сборы среди писателей. Мандельштам на момент ареста поддерживал тесную связь с врагом народа Стеничем, Кибальчичем до момента высылки последнего за пределы СССР и др. Медицинским освидетельствованием Мандельштам О. Э. признан личностью психопатического склада со склонностью к навязчивым мыслям и фантазированию. Обвиняется в том, что вел антисоветскую агитацию…»

В августе 1938 года Мандельштам был приговорен к пяти годам исправительно-трудового лагеря.
Тяжелые условия оказались смертельны для поэта, который продержался только пять месяцев.

Предположительно, Мандельштам скончался в пересыльном лагере, что следует из его письма родным: «Из лагеря нашего как транзитного отправляют в постоянные. Я, очевидно, попал в «отсев», и надо готовиться к зимовке».

27 декабря 1938 года Осип Мандельштам скончался на 48-м году жизни.

Лагерники рассказывали о смерти поэта, эти версии противоречат друг другу:
«Однажды, несмотря на крики и понукания, О. М. не сошел с нар. В те дни мороз крепчал… Всех погнали чистить снег, и О. М. остался один. Через несколько дней его сняли с нар и увезли в больницу. Вскоре Казарновский услышал, что О.М. умер и его похоронили, вернее, бросили в яму… Хоронили, разумеется, без гробов, раздетыми, если не голыми, чтобы не пропадало добро, по нескольку человек в одну яму — покойников всегда хватало,- и каждому к ноге привязывали бирку с номерком».

***
«Ночью, рассказывает Р., постучали в барак и потребовали «поэта». Р. испугался ночных гостей — чего от него хочет шпана? Выяснилось, что гости вполне доброжелательны и попросту зовут его к умирающему, тоже поэту. Р. застал умирающего, то есть Мандельштама, в бараке на нарах. Был он не то в бреду, не то без сознания, но при виде Р. сразу пришел в себя, и они всю ночь проговорили. К утру О. М. умер, и Р. закрыл ему глаза. Дат, конечно, никаких, но место указано правильно — «Вторая речка», пересыльный лагерь под Владивостоком».

«Лагерь назывался «Спецпропускник СВИТЛага», то есть Северо-Восточного исправительного трудового лагеря НКВД (транзитная командировка), 6-й километр, на «Второй речке». В ноябре нас стали заедать породистые белые вши, и начался тиф. Был объявлен строгий карантин. Запретили выход из бараков. Рядом со мной спали на третьем этаже нар Осип Мандельштам, Володя Лях (это — ленинградец), Ковалев (Благовещенск)… Сыпной тиф проник, конечно, и к нам. Больных уводили, и больше мы их не видели. В конце декабря, за несколько дней до Нового года, нас утром повели в баню, на санобработку. Но воды там не было никакой.

Велели раздеваться и сдавать одежду в жар-камеру. А затем перевели в другую половину помещения в одевалку, где было еще холоднее. Пахло серой, дымом. В это время и упали, потеряв сознание, двое мужчин, совсем голые. К ним подбежали держиморды-бытовики. Вынули из Кармана куски фанеры, шпагат, надели каждому из мертвецов бирки и на них написали фамилии: «Мандельштам Осип Эмильевич, ст. 58′, срок 10 лет». И москвич Моранц, кажется, Моисей Ильич, с теми же данными. Затем тела облили сулемой. Так что сведения, будто Мандельштам скончался в лазарете, неверны».

Тело поэта оставалось незахороненным до весны, покойников складывали «штабелями» у морга, обычно весь «зимний штабель» хоронили сразу в общей могиле.

Поклонники поэта считают пророческим его перевод стихов грузинского автора Мицишвили, сделанный в 1921 году:

«Когда я свалюсь умирать под забором в какой-нибудь яме,
И некуда будет душе уйти от чугунного хлада –
Я вежливо тихо уйду. Незаметно смешаюсь с тенями.
И собаки меня пожалеют, целуя под ветхой оградой.
Не будет процессии. Меня не украсят фиалки,
И девы цветов не рассыплют над чёрной могилой…»


Мандельштам в 1936 году

Поэтесса покинула революционную Россию в 1922 году, но поддавшись уговорам мужа Сергея Эфрона и дочери Ариадны, которые уехали на родину в 1937 году, решилась отправиться за ними. В 1939 году Цветаева вместе с 14-летним сыном тоже вернулась в Россию.

Марина Цветаева с семьей

«Все меня выталкивает в Россию, в которую я ехать не могу. Здесь я не нужна. Там я невозможна» - писала Цветаева.

Семью на родине ждали разочарования и страдания.
Ариадна была арестована в августе 1939 года, Сергей Эфрон в октябре.

Марина Цветаева осталась одна, ей приходилось перебиваться случайными заработками. Поэтесса была готова работать уборщицей и посудомойкой. Ее романтическая поэзия оказалась не нужна новому обществу.

«В совет Литфонда. Прошу принять меня на работу в качестве судомойки в открывающуюся столовую Литфонда. 26 августа 1941 года» - просила Цветаева.

Цветаева в молодости

В начале войны Цветаева вместе с другими деятелями культуры и искусства была эвакуирована в Елабугу (Татарстан).
31 августа 1941 года Марина Цветаева в возрасте 48 лет покончила жизнь самоубийством. Она повесилась в доме Бродельщиковых в Елабуге. Современники отмечали ее депрессивное состояние накануне гибели, она часто спрашивала «если меня не станет, позаботитесь о Муре (так она звала сына)».

Анастасия, сестра поэтессы, писала в воспоминаниях:
«Когда первой в дом вернулась хозяйка, дверь сеней была заперта, хоть не на щеколду. Ее удалось открыть – она изнутри была густо замотана веревкой. Войдя, она увидела Марину. Она висела невысоко над полом, на гвозде, вбитом вбок в поперечную потолочную балку, на тонком крепком шнурке…

Когда сын пришел домой, его не пустили. Он спросил – почему? Узнав о самоубийстве матери, он не захотел войти в дом – и ушел».

Цветаева в год смерти

Перед смертью Марина Цветаева оставила три записки.

Записка сыну:
Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але — если увидишь — что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик.

Записка Асеевым:
Дорогой Николай Николаевич! Дорогие сестры Синяковы! Умоляю вас взять Мура к себе в Чистополь — просто взять его в сыновья — и чтобы он учился. Я для него больше ничего не могу и только его гублю. У меня в сумке 450 р. и если постараться распродать все мои вещи. В сундучке несколько рукописных книжек стихов и пачка с оттисками прозы. Поручаю их Вам. Берегите моего дорогого Мура, он очень хрупкого здоровья. Любите как сына — заслуживает. А меня — простите. Не вынесла. МЦ. Не оставляйте его никогда. Была бы безумно счастлива, если бы жил у вас. Уедете — увезите с собой. Не бросайте!

Записка «эвакуированным»:
Дорогие товарищи! Не оставьте Мура. Умоляю того из вас, кто сможет, отвезти его в Чистополь к Н. Н. Асееву. Пароходы — страшные, умоляю не отправлять его одного. Помогите ему с багажом — сложить и довезти. В Чистополе надеюсь на распродажу моих вещей. Я хочу, чтобы Мур жил и учился. Со мной он пропадет. Адр. Асеева на конверте. Не похороните живой! Хорошенько проверьте.