Немец Юрика Рудковского
Однополчане над Юриком посмеивались. Мол, война к концу идёт, а ты и немцев в глаза не видел. Отчего же не видел? Видел. Целых два раза. Один – осенью 1944-го, когда части Первого Белорусского фронта освобождали правый берег Вислы. Тогда по дороге мимо их «кашеварной роты» провели длинную шеренгу пленных. Все высыпали смотреть.
Немцы шли, угрюмо уставившись в пыль польской дороги, среди них было много раненых. И показались они тогда Юрику совсем не страшными, даже какими-то жалкими, не то, что в первый раз. Потому что в первый раз Юрику было одиннадцать лет. И немцев он увидел из леса на фоне горящих домов своей деревни.
.
Тогда им повезло. Кто-то из сельчан загодя увидел на дороге вереницу грузовиков с солдатами, мотоциклистов. Не спрятался, а побежал с криками по улице. Деревенские побросали всё нажитое, вещи, одежду, скотину в хлевах и дунули со всех ног в лес. Едва детей из калысок схватить успели. Бежали не зря. Знали, что на прошлой неделе вот такие вот мотоциклисты загнали жителей соседнего села в сарай да пожгли всех с бабами и малыми. Только пепел остался.
Юрик тогда бежал следом за мамкой, волок за руку пятилетнюю дуру Машку и слышал за спиной приближающийся рокот мотоциклов. Всё ближе и ближе. А до опушки леса ещё сотня шагов, пятьдесят, двадцать. Вот-вот увидят и в спину ударят автоматные очереди. Первые кусты опушки. Быстроногая ребятня уже ныряет в листву, старики, тяжело дыша, торопятся следом. Слышны крики на чужом языке, рокот моторов стихает, мотоциклисты остановились в центре, у избы правления. Сейчас заглянут в дома, увидят, что там пусто и кинутся следом. Сейчас, сейчас…
Но зелёный полог леса уже скрывает бегущих. Бегут молча, даже совсем маленькие дети не плачут, понимают, что по пятам движется что-то страшное.
Выстрел! Тихонько воет и закусывает край платка соседка Ганна. В доме осталась её старушка-мать, у неё больные ноги, некогда было хватать и тащить, а под руками у Ганны трое пацанят мал-мала меньше. Спасала их. Немцы выволокли на улицу старую женщину, застрелили тут же, у колодца. Рядом лёг деревенский пастух дядька Семён.
Тот просто не побежал. Понял, что в восемьдесят лет не успеет, да ещё и остальных подведёт. Остался. На дядьку Семёна пулю тратить не стали, проломили голову прикладом. Новые выстрелы. Это уже в коров, коз, свиней. Чужие страшные люди волокут в грузовики окровавленные туши, узлы с барахлом. Два мотоциклиста кружат по опушке, вглядываясь в переплетение ветвей. Но в лес не суются, где-то тут партизаны, можно нарваться на засаду. Покрутились и вернулись к своим, делить награбленное добро. Тогда-то Юрик и рискнул высунуть голову из своего укрытия.
Он-то давно отволок сестру на заветный островок на болоте, увернулся от матери и бросился обратно. Посмотреть. И увидел. Увидел, как задымилась и вспыхнула крыша родной хаты. Как запылал соседний дом, как огонь заплясал по всей деревне. А на фоне этого огня страшными чёрными великанами стояли солдаты с закатанными рукавами. И смеялись, глядя на пламя.
Потом уехали.
.
Деревенские вернулись, похоронили на кладбище убитых стариков, выгребли из углей жалкие остатки своей жизни и пошли на болото копать землянки. Осенью на лагерь наткнулись партизаны, и Юрик уговорил их командира взять его в отряд. Просился бойцом, разведчиком. Взяли кашеваром. Так и кашеварил всю оккупацию.
В 1944-м их отряд влился в ряды наступающего Первого Белорусского фронта. Командир хотел отправить Юрика домой, но мальчишка спрятался, а потом увязался следом за армией. Командир плюнул и оставил его в кашеварах. Прошли всю Беларусь от Минска до Бреста. Варили кашу на польской границе, а потом и под Варшавой. Юрику справили настоящую военную форму, определили рядовым. Как-то мимо проезжал Рокоссовский, Юрик как раз стоял с ведром у дороги, воду нёс. Командующий глянул на него, улыбнулся.
Юрик и вправду был смешной. Сапоги до ушей, пилотка не по размеру, ремень вокруг тощего живота чуть ли не три раза накручен. Другие кашевары потом не верили, говорили:
- Какой тебе Рокоссовский? Может полковник какой проехал, ты и уши развесил.
Но Юрик твёрдо верил, в то, что именно ему улыбнулся командующий.
Осенью стояли под Варшавой. Советским войскам не удалось с ходу взять польскую столицу, остановились на правом берегу Вислы, закрепились и начали наращивать силы. Немцы тоже не сидели. Крепили оборону, готовились к затяжным и кровопролитным боям.
.
Юрик варил кашу. Война войной, но если у солдата три раза в день не будет горячего, то боец с него никакой. Вот и варил. Начальник Юрика – пожилой сержант с Украины, дядька Володя ворочал в огромном котле длинной поварёшкой, пробовал на вкус и качал головой.
- Ещё немного и готово будет. Юрик, ты возьми ведро, сгоняй пока за водой. Как пайку раздадим, котёл надо будет помыть.
- А куда сгонять?
- Да вон там озерцо какое-то видали. Сбегай.
Дядька Володя махнул рукой в сторону зелёной стены кустов и деревьев.
- Где там озеро? – удивился Юрик. – Там же лес.
- Поговори у меня. Говорю – озеро там есть. Я с вечера поговорил с разведкой. Сам сходил, посмотрел. Тут недалеко, метров двести всего.
Приехали они ночью, Юрик толком и осмотреться не успел. Армия двигалась вперёд рывками. Сегодня здесь, завтра там. Иногда неделями сидели на месте. А иногда – внезапно срывались и со всех ног мчались вслед наступающему фронту. Бывало, завтрак варили в одном месте, обед - в другом, а ужин в третьем. А для кашеваров вода – первое дело. Без воды, какая ж каша? Вот дядька Володя заранее всё узнал. И где воды набрать, и где дрова добыть. Он хороший, дядька Володя. Немного на отца похож. Только отец моложе, без усов. И не курит. А может и курит уже. Отца-то Юрик с начала войны не видел.
.
Юрик подхватил два ведра, повесил на пояс сапёрную лопатку и со всех ног помчался в указанном направлении. Вот заросли кустов. Под ногами зачавкало, ага вода близко! Ветви раздвинулись – и вот оно, озеро. Маленькое, но красивое. Кусты к самой воде подступают, ветки нависают над гладкой поверхностью. Берег топкий, неудобный. Но ничего, на то у Юрика сапоги есть, уж ног не замочит.
Юрик отставил в сторону ведро, воткнул в землю лопатку и начал медленно и осторожно нащупывать путь к воде. И тут в кустах что-то звякнуло. Звякнуло отчётливо, металлом о метал. Юрик испугался, мигом присел на корточки, схоронился за кустом. А потом опомнился. Это ж кто-то из своих. Пришёл посидеть на берегу озера, посмотреть на воду, отойти душой хоть на пять минут. А если это свои, то и бояться нечего.
Юрик выпрямился, заглядывая за куст и снова замер. На берегу спиной к нему стоял толстый человек в немецкой форме. Рядом с человеком стояло железное ведро, ещё одно ведро немец полоскал в воде озера.
- Фашист! – бешено заколотилось сердце. – Но почему один? И почему здесь?
Толстяк тем временем сполоснул второе ведро, сделал шаг на глубину и принялся медленно набирать воду, брезгливо отталкивая пальцами палые листья и прочий мусор.
- Фашист! – руки у Юрика затряслись, он осторожно подался назад и нащупал рукоять сапёрной лопатки.
Эх, автомат бы сейчас или хотя-бы гранату. У немца тоже оружия не видно, но он же огромный, толстый. А Юрику всего четырнадцать, и он лесной недокормыш. Форма, вон, как на пугале болтается. А у немца пузо из пуговиц выпирает. Если сейчас тихонько подобраться к нему, ударить лопаткой по стриженой голове, потом ещё раз и ещё. Немец упадёт в воду, закричит, и тогда надо не испугаться, бить и бить его. Он же нестрашный, он не из тех чёрных фигур, что жгли деревню, он из тех угрюмых и побитых, что шли по дороге и боялись смотреть по сторонам. Надо не испугаться, надо ударить. Юрик поднял лопатку и, закусив губу, рванулся вперёд.
.
Через полчаса сержант Владимир Воропаев хватился своего малолетнего помощника. Крикнул:
- Юрик!
Тишина.
- Юрик, едрить твою налево, ты куда подевался?!
Нет ответа.
- Михалыч, ты Юрика видел?
- Так ты ж его сам к озеру послал. Пробежал мимо меня с вёдрами, - отозвался рядовой Чеглаков, помешивающий варево в соседнем котле.
- Заблудился что ли? – проворчал Воропаев. – Витька?!
- Что, дядя Володя? - подскочил к котлу худой длинный ленинградец Витька Иванов, призванный на фронт всего пару месяцев назад и очень страдающий от того, что его рахитичного скелета вместо разведки определили на кухню.
- Помешай тут за меня, - кивнул Воропаев. – И смотри, чтоб не подгорело!
- Есть! – козырнул Витька.
- Пойду, погляжу. Семён!
Из-за котла выглянул ещё один сержант, Семён Рувимов.
- Чего орёшь?
- Юрик где-то пропал. Ты возьми на всякий пожарный карабин, пошли, глянем.
- Да что с твоим Юриков станет? – фыркнул Семён. – Небось, лягушек ловит.
- Поговори у меня, - погрози кулаком дядька Володя. – Пошли!
.
И они пошли. Юрик лежал на топком берегу озерца, вцепившись обеими руками в шею толстощёкого пузатого немца. На лице немца застыло какое-то удивлённое и немного жалобное выражение. Юрик успел несколько раз ударить его лопаткой по голове, проломил череп, развалил надвое пилотку. Но фашист оказался из крепких. Видно из последних сил дотянулся, подмял под себя и ткнул ножом под рёбра. Кроме ножа другого оружия у немца и не было. Только из-за пояса торчал грязноватый белый фартук.
Дядька Володя с трудом разнял лежащих. Скрюченные пальцы Юрика пришлось разгибать по одному. Приложил ухо к груди помощника. Потом как-то тихо всхлипнул и осел прямо в грязь и воду. Его длинные усы дрожали.
.
Юрий Рудковский 1930-го года рождения погиб в октябре 1944-го года на правом берегу Вислы, неподалёку от столицы Польши, Варшавы. Его мать получила письмо от непосредственного командира Владимира Воропаева, где кратко и сухо описывалось, где и при каких обстоятельствах было найдено тело её сына.
Всё было так или иначе, никто уже не узнает, свидетелей схватки Юрика Рудковского с его единственным немцем не было.
8 комментариев
5 лет назад
А "умникам", которые над этой темой иронизируют в стиле "от соседнего села мотоциклисты цел
Удалить комментарий?
Удалить Отмена5 лет назад
А что, от соседнего села мотоциклисты целую неделю ехали?
Удалить комментарий?
Удалить Отмена5 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена5 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена5 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена5 лет назад
Чем дальше война, тем с каждым годом все больше ветеранов, и они все моложе и моложе, и тем больше сожженных деревень, больше мальчиков и девочек, которые неведомыми путями прикреплялись к действующей армии, и саперными лопатками рубили целые дивизии гитлеровцев.
Удалить комментарий?
Удалить Отмена5 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена5 лет назад
Удалить комментарий?
Удалить Отмена