Маршал из Одессы

Министр обороны СССР, занимающий этот пост уже почти десять лет, не мог пропустить главный праздник Родины. До следующего парада, посвященного 50-летию Великого Октября не дожить, как и до своего семидесятилетия. Что даты, когда мучительное сражение за жизнь идет ежедневно? Победит ли он рак сегодня?

Еще во время Первой мировой, ему, семнадцатилетнему пулеметчику, нагадала в госпитале цыганка: «Будет в твоей судьбе и маршальский жезл, и высший военный пост, но берегись пятницы, этот день для тебя дурной…» А сегодня и пятница, и 31 марта. Не тринадцатое, но цифры те же и все тот же, несчастливый для маршала день недели. Все ранения получены по пятницам. Когда была его воля — никогда не начинал в эти дни важных, решающих дел, тем более — наступлений.

Наступления, войны… Их в жизни у маршала было четыре: две мировые, гражданская, Испания. Те, в которых участвовал опосредованно: Корея, полыхаюший сейчас Вьетнам, как и прочие конфликты вроде Карибского кризиса — это, конечно, не то. А что главное? Может, то, что с его деятельным участием Отчизна перевооружилась, создала надежный термоядерный щит? Теперь уже на родную землю враг напасть побоится. Извне точно, разве что изнутри — изменой… Только бы вновь не война. Нахлынули воспоминания. Почему детские, юношеские годы помнятся лучше?

Одесское детство. В 11 лет незаконнорожденный «байстрюк» не уживается с отчимом и сбегает к маминой сестре Наталье. Любимая тетя Наташа, все лучшее в ранние годы связано именно с ней. Жила прачка бедно, но племяннику старалась ни в чем не отказывать. Когда сам стал зарабатывать — очень долго копил ей на «царский» подарок — швейную машинку «Зингер».

Позже она переехала в Киев. Когда его освободили от фашистов — на следующий день полетел в него, искал родного человека. Соседи сообщили, что при немцах прятала еврейскую семью, но кто-то донес. Полицаи убили в Бабьем Яру тетю Наташу вместе с теми, кого она пыталась спасти. В память о ней после войны Родион назвал свою дочь.

Но это — Вторая мировая. А сейчас всплыл в памяти август 14 года: только что началась «германская». Все в памяти как будто вчера. Вот он, пятнадцатилетний «мальчик на побегушках» из галантереи одесского купца Припускова «делает побегушки» на фронт.


Документов нет, возраст себе приписывает. Имя Родион, фамилия Малиновский, а вот с отчеством — незадачка… Писарь 256 -го Елисаветградского пехотного полка не знает что писать. «Мать Варварой зовут? Будешь Варваровичем».

Много позже этот эпизод маршал опишет в книге «Солдаты России» — единственной книге советского военачальника о Первой мировой войне. В ней он расскажет о себе под именем «Иван Варварович Гринько».

Первая военная профессия — подносчик патронов пулеметной команды, уже 14 сентября — первый бой на Немане. И вновь бои, бои, тяжелые бои с германцами… На войне взрослеют быстро. Июль пятнадцатого. Ему всего шестнадцать, а он — уже наводчик пулемета, становится одним из самых молодых георгиевских кавалеров за отражение конной атаки на артиллерийскую батарею: подпустил врага поближе и в упор уничтожил около пятидесяти кавалеристов.

В октябре — тяжелое ранение, длительное лечение в госпиталях Москвы и Казани. По выздоровлению будущий маршал зачисляется командиром станкового пулемета в 4-ю пулеметную команду 2-го Особого пехотного полка Русского экспедиционного корпуса, отправленного спасать Францию. Так что с апреля шестнадцатого — он вновь на германском фронте, только теперь с другой стороны Европы.

А в феврале семнадцатого на Родине революция. В России нет царя, а во Франции у русской армии практически нет командования. Какие-то комитеты что-то решают, ссорятся, каждый сам за себя. Часть русского корпуса рвется домой, однако Временному правительству десятки тысяч «бузотеров» дома не нужны.
Просьба к Парижу безответна — французы отказываются усмирять силой союзные войска. Тогда временщики отдают приказ русским, только что прибывшим из России, солдатам убивать соотечественников в лагере Ла-Куртин. С применением артиллерии против «своих» восстание было жестоко подавлено в сентябре семнадцатого. Этот эпизод навсегда сформирует политические убеждения будущего красного командира.

Когда выписывается из госпиталя в Бордо, как бунтовщик попадает в каменоломни, где ему предлагают на выбор: или отправиться в алжирский концлагерь, или в Иностранный легион. Выбирает второе и воюет около года пулеметчиком «Русского легиона чести» 1-й Марокканской дивизии, за боевую доблесть трижды награждается орденам Круа де Гер с мечами.

В сентябре восемнадцатого, в составе Русского легиона участвует в прорыве укреплений «линии Гинденбурга», за что от Парижа удостаивается еще более почетного Военного креста с серебряной звездочкой. Из французского приказа о нем: «Отличный пулеметчик. Особенно отличился во время атаки 14 сентября, обстреливая из пулемета группу неприятельских солдат, оказавших упорное сопротивление, не обращая внимания на опасность губительного артиллерийского огня неприятеля».

Генерал Белой армии Щербачев, назначенный Колчаком военным представителем при союзном верховном командовании, созывает Георгиевскую думу «для рассмотрения подвигов гг. офицеров, сражавшихся в русских частях на французском фронте» и в приказе № 7 от 4 сентября 1919 года объявляет о награждении 17 солдат и офицеров Русского легиона Георгиевскими наградами «за оказанные ими подвиги на французском фронте». Седьмым в списке значится ефрейтор Родион Малиновский, награжденный Георгиевским крестом III степени.

Вот как описывается этот подвиг в приказе Щербачёва: «В бою 14 сентября 1918 г. при прорыве „линии Гинденбурга“ личным примером храбрости, командуя взводом пулеметов, увлек за собой людей, прорвал[ся] в промежутке между укрепленными гнездами противника, утвердился там с пулеметами, чем способствовал решительному успеху по овладению сильно укрепленной траншеи 3-й „линии Гинденбурга“». Ефрейтор Малиновский узнал об этой награде белого генерала уже будучи красным маршалом.

В августе девятнадцатого, после более чем трехлетней разлуки с Родиной, ему предстоял все тот же путь Владивосток — Марсель, но уже обратно. «Владик» занят японцами. Воевать за Колчака — ставленника интервентов и «бывших» у части вернувшихся домой легионеров нет никакого желания. Он также по колчаковским тылам продвигается на Запад, к красным, в ноябре переходит по льду Иртыша линию фронта в районе Омска.

Документы сплошь французские, французские книги. Красный разъезд «шпиена» чуть не «шлепнул», еле уговорил доставить себя в штаб. Там нашлись одесситы, показал им хранимое фото Потемкинской лестницы, рассказал, что за здания рядом, земляку поверили.

Следует зачисление в пулеметную команду 27-й стрелковой дивизии. Так начал службу в армии, маршалом которой стал через четверть века.

После гражданской и тифа продолжил военную службу: школа младшего начсостава, командир пулеметного взвода, роты, стрелкового батальона. В 1926 командование отправляет его на учебу в академию Фрунзе с характеристикой: «Обладает твердой и резко выраженной волей и энергией… Является военным талантом-самородком. Благодаря упорству приобрел необходимые военные познания путем самоподготовки. В моральном отношении безупречен. Заслуживает командирования в военную академию». По окончании в тридцатом — служба в штабах Северо-Кавказского и Белорусского военных округов.

С января тридцать седьмого — полковник Малиновский («колонель Малино») — военный советник штаба Северного фронта республиканской Испании. Вспомнилась поездка на командный пункт 5-й дивизии бесшабашного анархиста Энрике Листера. Тот устроил колонелю проверку на храбрость, пригласив, не кланяясь пулям, прогуляться по переднему краю. Позже писал об этом эпизоде: «Я никогда не был сторонником показной храбрости, и тогда, на командном пункте, понимал, что наша рисовка друг перед другом ни к чему. Но что поделаешь, разумная осторожность могла уронить меня в глазах этого храброго человека».

Под руководством колонеля Малино Cеверный фронт провел успешные операции в Гвадалахаре, под Сеговией и Барселоной. Он пробыл в Испании три срока — до мая 1938 года и был награжден орденами Ленина и Красного Знамени. Вот что вспоминали о нем республиканцы. Франсиско Сиутата, начальник штаба Северного фронта: «Колонель Малино дал мне не только военный урок доблести, стойкости, но и урок деликатности. И, благодаря ему, я понял, что командиру необходимы не только взыскательный ум, но и доброе сердце».

Энрике Листер, командир 5 — й дивизии респубиканской армии: «Больше всего мне нравились уважение к мнению других колонеля Малино, его прямота и честность в отношениях с людьми». Признание со стороны таких героев-антифашистов дорогого стоило. Только что в результате? На помощь Франко пришли Гитлер с Муссолини. Горечь поражения и гибели соратников никакие годы не умалили.

Когда вернулся в Белорусский округ, — узнал, что многие сослуживцы арестованы. В то, что они предали — поверить не мог. С марта тридцать девятого — старший преподаватель академии им. Фрунзе, в сороковом (самому сорок один) получает «генерал-майора». Писал тогда кандитатскую диссертацию: «Арагонская операция, март-апрель 1938 года», но защититься не успел, так как в марте сорок первого был назначен командиром 48-го стрелкового корпуса, расположенного в молдавском городе Бельцы.

Зато военный округ родной — Одесский. В нем и встретил новую, самую тяжелую, самую главную для Родины войну.

В первые, для многих частей и командиров фатальные, дни Родион Малиновский сохранил главные силы корпуса, проявил выдающиеся командирские навыки. Об этом свидетельствуют и назначения: с августа сорок первого уже командовал 6-й армией, почти месяц не давая превосходящим силам врага форсировать Днепр у Днепропетровска, а уже с декабря — командует всем Южным фронтом.

В январе сорок второго Южный и Юго-Западный фронты в районе Харькова отбросили немцев на сто километров. Однако уже в мае в том же районе оба фронта были наголову разгромлены нацистами. Катастрофичное отступление с огромными потерями от Харькова к Дону… Самый горький момент жизни…

Маршал подумал — стоит ли продолжать воспоминания? Скоро к душевным мукам добавятся телесные… Нет уж, решил вспомнить жизнь — вспоминать надо все. Так и в жизни поступал — решил делать — делал.

Дальше было не лучше. Несмотря на приказ Ставки удержать города во что бы то ни стало, левое крыло фронта оставляет Ростов и Новочеркасск. В июле сорок второго его и члена Военного совета фронта Ивана Ларина вызывает в Москву Сталин. Ничего хорошего не ждали, ведь только что вышел приказ № 227, в котором отступавшие приравнивались к предателям, а про сдачу Ростова писалось, что войска Южного фронта, сдавшие без приказа Ставки Ростов, покрыли свои знамена позором. Чего от Сталина было ожидать командованию такого фронта?

В феврале сорок третьего он вернется в Ростов и освободит его, но пока в столичной гостинице «Москва» генералы ждали вызова в Ставку. Только под утро третьих суток офицер НКВД передал приказ немедленно прибыть к Сталину. Но ехать пришлось одному —Ларин застрелился. Когда, прибыв в Кремль, сообщил об этом Верховному, тот назвал Ларина дезертиром и поинтересовался: «Что же помешало застрелиться вам, товарищ Малиновский?»

А, действительно, что? Ведь свой расстрел после таких потерь и отступлений посчитал бы совершенно справедливым. И все же — знал: не время стреляться, фашистов радовать. Все застрелятся — кто воевать с ними будет? Надо было, сцепив зубы, спасать Родину на любом посту, хоть рядовым.

На следующий день бывший командующий фронтом стал командующим 66-й армией, действовавшей севернее Сталинграда. С октября сорок второго— заместитель командующего Воронежского фронта, с ноября— командующий 2-й Гвардейской армии, о подвигах которой позже стало широко известно благодаря роману Юрия Бондарева «Горячий снег» и одноименному фильму.

Посетивший будущего маршала Симонов все удивлялся знанию военачальником французского, испанского, еще нескольких языков, расспрашивал про Испанию. Что и о ком в Испании ему тогда только не рассказал в задушевной беседе. Позже Константин написал стих «У огня» о посещении блиндажа командарма Родиона Малиновского под Сталинградом.

"Кружится испанская пластинка

Изогнувшись в тонкую дугу,

Женщина под черною косынкой

Пляшет на вертящемся кругу…

В дымной, промерзающей землянке,

Под накатом бревен и земли,

Генерал в тулупе и ушанке

Говорит, чтоб снова завели…

Светит догорающая лампа,

Выстрелы да снега синева…

На одной из улочек Дель — Кампо

Если ты сейчас еще жива…

Ты, подняв опущенные веки,

Не узнала б прежнего, того,

В грузном поседевшем человеке,

В новом, грозном имени его…

Потеряв в снегах его из виду,

Пусть она поет еще и ждет:

Генерал упрям, он до Мадрида

Все равно когда-нибудь дойдет".

В Мадрид он не вернулся, на фронте встретил свою новую судьбу. Связистка Раиса Кучеренко становится «походной женой». Их любовь оказалась сильнее и длиннее войны. Даже на приеме в Кремле, после Парада Победы в сорок пятом, маршал присутствовал со своей фронтовой подругой. Остальные военачальники на подобное не решились. А в следующем году Родион с Раисой поженились официально.

И он там тоже добивается первой в своей жизни победы стратегического масштаба: войска его армии выдвигались на ростовское направление, когда танковый клин фельдмаршала Манштейна нанес удар с Кавказа, готовясь прорвать окружение и спасти немецкую группировку в Сталинграде.

Тогда будущий маршал вновь рискнул головой: не дожидаясь приказа Ставки, остановил движение своей армии и развернул ее в боевые порядки перед Манштейном. Опять яркие воспоминания, все как вчера — в начале авангард немецкой армады был остановлен артиллерией и морской пехотой с противотанковыми ружьями и гранатами. После чего Малиновский поставил на кон все: вывел из укрытий танки почти без горючего. Случись бой — они представляли для немцев неподвижные мишени. Вспомнилось адское напряжение, которое испытывал он и его люди, в первую очередь — танкисты, ожидая реакции врага. Почти сутки Манштейн не решался на атаку. Его донесение в Берлин начиналось словами: «Вся степь усеяна русскими танками, нуждаюсь в большом подкреплении». Однако подкрепление быстрее подошло к Малиновскому.

Потом все признали: его инициативные действия и героизм личного состава возглавляемой им армии сыграли огромную роль в победе под Котельниково, а значит — в срыве плана деблокирования армии Паулюса, и, как следствие, — в переломной Сталинградской битве.

В результате Сталин в феврале сорок третьего вернул его на должность командующего Южным фронтом, с марта — Юго-Западным (позже переименованным в 3-й Украинский). На этом посту в период с августа сорок третьего по апрель сорок четвертого провёл Донбасскую, Нижне-Днепровскую, Запорожскую, Никопольско-Криворожскую, Березнеговато-Снигиревскую, Одесскую наступательные операции.

Врезалась в память Запорожская. Никто до него (позже только Жуков на Зееловских высотах под Берлином) не осуществлял ночные атаки фронтом. Войска внезапным ночным штурмом овладели Запорожьем — важным узлом гитлеровской обороны. Эта победа предрешила и судьбу мелитопольской группировки фашистов, и изоляцию немецких войск в Крыму.

И все же ярче всего в памяти освобождение 10 апреля родной Одессы.

Сразу разыскал Михаила Александровича — мужа маминой сестры Елены, в семье которых жил перед бегством на фронт Первой мировой. Вот удивления-то было у старика: через тридцать лет перед дядей, вместо пятнадцатилетнего «щегла», сбежавшего неизвестно куда из магазина, в который с трудом устроил его на работу, стоял генерал армии. Но гостить тому было некогда, впереди был еще год войны.

С мая командует 2-м Украинским фронтом, вместе с 3-м Украинским Толбухина проводят самую успешную, по соотношению советско-немецких потерь при наступлении, Ясско-Кишиневскую операцию. И это при том, что потери немецких союзников вообще никто не учитывал, разве что в плену тогда оказалось сто сорок тысяч румын. Румыния с Болгарией срочно запросили мира, открыв путь на Балканы. Он же наступал севернее — в Венгрию.

Как мог, пытался сберечь людей. Сослуживцы вспоминали.

Генерал — полковник Н. Фомин: «Я имел случай не раз убедиться в том, что при личной храбрости, Родион Яковлевич очень заботился о том, чтобы подчиненные ему войска несли минимальные потери. Собственная безопасность его заботила намного меньше и это коренным образом отличало Малиновского от других полководцев, выполнявших боевые задачи любой ценой».

Генерал — лейтенант Р. Мальчевский: «Командующий 2 — м Украинским фронтом маршал Родион Малиновский, напутствуя меня, особо подчеркивал — „Ваш долг выполнить мое задание и сберечь людей. Требую — беречь солдат, прикрывать их всегда огнем. Я строго спрошу за потери. Если можно обойтись огнем — на посылайте туда людей“. Честно говоря, такое требование за три года войны я слышал впервые. Таким запомнился мне этот полководец — ровным, спокойным, не повышающим голоса на подчиненных. Поразило, как бережно, уважительно и тактично, в полном смысле слова — гуманно относился он к людям. Никогда не терял присутствия духа и не выходил из себя».

Фронтовой адъютант Малиновского полковник А. Феденев: «Родиону Яковлевичу никогда не изменяла выдержка — никогда, даже в самые напряженные моменты боя не слыхал я от него мата, никогда не ругался он как сапожник, не грозил подчиненным всеми карами. В них всегда видел людей, а не пушечное мясо и по возможности щадил их чувства, а прежде всего — их самих».

Но война есть война, командир всегда рискует жизнями подчиненных. Главное — не напрасно. В сентябре сорок четвертого Сталин присваивает ему звание «Маршала Советского Союза», а в ноябре требует взять к годовщине Октябрьской революции Будапешт.

Он же, помня какими колоссальными жертвами год назад обернулось подобное требование при взятии Киева, зная, что его войска после длительного двадцатитрехдневного наступления, пройдя с тяжелыми боями триста километров, измотаны и обескровлены, с отставшими тылами, без резервов — просит у Ставки пять дней на подготовку штурма Будапешта. Сталин безапелляционно требует: «Столица Венгрии должна быть взята к 7 ноября!» и вешает трубку. Наступление захлебывается и возобновляется лишь 20 декабря. При овладении непосредственно венгерской столицей 17 января войска маршала расчленяют оборону в Пеште на три части. Уже на следующий день почти 100-тысячная группировка оборонявшихся перестала существовать.

В конце войны фронты Малиновского и Толбухина проводят Венскую операцию, освободив Чехословакию и часть Австрии, где встречаются с западными союзниками. Маршал награждается главным полководческим орденом «Победа».

В июле сорок пятого маршал уже командует войсками Забайкальского фронта. Именно этот фронт, преодолев Большой Хинган и пустыню Гоби, неожиданно наносит основной удар в тыл Квантунской армии Японии. Миллионная группировка разгромлена с минимальными потерями советских войск. За победу в советско-японской войне маршалу присваивается звание Героя Советского Союза.

Вспомнилось освобождение Харбина, когда на помощь сотне советских десантников, высаженных в городе с многотысячным японским гарнизоном, пришла молодежь – дети белоэмигрантов, тех, с кем он сражался в гражданскую.

Вот как освобождение Харбина описывал очевидец: «Весть о том, что вечером 18 августа 1945 г., в канун праздника Преображения Господня, на харбинском аэродроме был высажен десант Красной Армии, с быстротой молнии разнеслась по городу. На следующее утро тысячи празднично одетых людей (многие с цветами) стали стихийно собираться на центральной - Соборной площади, терпеливо ожидая прибытия советских воинов... Наконец, к собору быстро подходит автомобиль и выходит... офицер, настоящий русский офицер с золотыми погонами. Трудно забыть это первое “ура” по адресу этого первого русского офицера. Многие плакали. Совершенно незнакомые люди поздравляли друг друга. .. В соборе в это время совершался торжественный благодарственный молебен по случаю освобождения нас от японского ига»

В харбинской газете «Русское Слово» - было опубликовано извещение: «19 апреля 1946 г. в 6 часов вечера ВОЕННОЕ КОМАНДОВАНИЕ СОВЕТСКИМИ войсками в Маньчжурии устраивает собрание русской интеллигенции г. Харбина, посвященное возвращению частей Красной Армии на Родину».

«Русское Слово» так описывала его речь: «В наступившей тишине мягко и внушительно звучит мерная, неторопливая речь прославленного полководца. Просто, но как-то глубоко проникновенно говорит Маршал Малиновский. Зал настороженно, боясь пропустить хоть одно слово, следит за его рассказом». Начал он свое выступление словами: «Товарищи! Вы дожили до того дня, когда получили право, а мы возможность называть Вас товарищами». Позже он скажет то, что долгие годы станет предметом споров харбинцев всех поколений: «Мы в гражданской войне боролись и дрались друг с другом, каждый за свою идею. Сейчас вы можете убедиться – кто был прав». Молодежь Харбина была за него, а ветераны «белого» движения, скрепя сердце, не нашли что возразить красному командиру, участвовавшему в Победе их общей Отчизны над общими врагами - Германией и Японией.

Да, он искренне хотел примирить соотечественников, всем запомнилось то, что рядом с ним на трибуне стоял харбинский архиепископ Нестор. Нигде и никогда больше священнослужитель не выступал с трибуны вместе с красным маршалом. Не все вышло так, как им мечталось в 46-м, но все же многие русские судьбы были тогда спасены. Естественно, речь не шла о продавшихся японцам.

Звания, награды, чины… Не это главное, тем более, на пороге… Главное — жизнь прожита не зря.

Как у Островского: не больно за бесцельно прожитые годы. Всего себя, все свои знания, умения, таланты, всю свою жизнь посвятил своей Родине, своему народу. Был с ними в самые тяжкие дни, защищал и оберегал как умел, себя никогда не жалел. И не напрасно — вот уже более двадцати лет народ занят мирным трудом, не в последнюю очередь — усилиями своего министра обороны. Да, он сделал все, что смог, пришла пора уходить. Смысл в муках цепляться за каждый прожитый день? Да, жизнь прожита не зря…

Маршал из Одессы ушел со спокойной душой, не зная, что менее чем через полвека фашисты вернутся на нашу землю, будут сжигать одесситов, запрещать символы Победы над предыдущими нацистами: красные знамена и георгиевские ленты.

Зато гитлеровские пособники Бандера с Шухевичем станут «героями Украины» вместо Ковпака, Кожедуба, Малиновского и миллионов других выходцев с Украины, в составе советского народа свернувших в свое время шею фашизму.