Строительство Беломорско-Балтийского канала

Так они и трудились несколько лет на хозяйских харчах и его одежде без зарплаты. По истечении пяти лет управляющий отпустил чабана с женой, купив им в станице приличный дом и дав пару быков, пару лошадей с телегами и корову. Эти самые бедные батраки в один день стали зажиточными и повели свое хозяйство. Живность множилась ежегодно, земля плодоносила, работали днем и ночью, не жалея себя и рабочий скот. Очень тяжелым был труд хлебороба и скотовода. В страдную пору каждую ночь приходилось недосыпать. Чтобы после утренней дойки нескольких коров отнести на сыроварню молоко, нужно было вставать за пару часов до рассвета и поздно ложиться. Разбогатели, вступили в пай на сыроварне, куда сдавали излишки молока, а через пару лет все это было конфисковано и муж-инвалид оказался в тюрьме, откуда и не вернулся. Жена после вступила в колхоз, а в голод 1933 года утаила в личном хозяйстве семь корнеплодов кормовой свеклы и спрятала их в канаве. Досужие комсомольцы щупами нашли утайку, и получила она за каждый бурак по году исправительных лагерей на Урале.

Долго раздумывали лагерные писаря, как внести ее происхождение в книгу учета, и решили: раз деревенская, то значит, «помещица». Она и слова такого не знала, так как в станицах помещиков не было, да и безграмотная была. Ну, им было виднее. Определили ее на прикухонное хозяйство откармливать свиней. Дело хорошо знакомое и совсем не хитрое. Хозяйство приумножалось, привесы росли, а с ним и хлопот прибавлялось. И дали ей в подручные двух бывших дворянок по происхождению. Вот из их рассказов она узнала, кто такие помещицы. Обучила их ремеслу свинарок, и начальство перевело ее уборщицей административного здания лагеря. Здесь она тоже вышла в передовые, так как даже лагерный труд ей казался легче. чем когда-то добровольное «вкалывание» в своем единоличном хозяйстве.

Когда пришла разнарядка выделить заключенных для работы на рыболовецких судах Охотского моря на разделку рыбопродуктов, то она охотно дала свое согласие и там провела оставшиеся три года заключения. За ударный труд ее на несколько месяцев досрочно освободили. Вручили проездные документы и как ударницу попросили сказать «речь» на прощание. Не растерявшись, она встала на колени перед начальством, позади которых на стене висел портрет вождя, и произнесла такие слова: «Спасибо большое тебе, товарищ Сталин, зато, что приказал раскулачить меня и освободил от моего большого хозяйства, при котором я не знала ни сна, ни отдыха круглый год, даже в праздники. Я ничего не видела, кроме хаты, огорода, земельного надела, скота и беспробудного труда. Я не видела даже железной дороги и поезда. Так и умерла бы, ничего этого не увидев. А в тюремных вагонах я увидела по стране большие города, на море видела всевозможную рыбу и ела ее вдоволь. В заключении я отоспалась от всех единоличных трудов и забот о домашнем хозяйстве». Поклонилась до палубы и сотворила крестное знамение. Начальство не знало, что делать: аплодировать или срок прибавить за такое чествование вождя. Потом поверили в искренность чувств и отпустили с миром. Предложили остаться по вольному найму, но ей не терпелось скорее вернуться домой, чтобы рассказать обо всем увиденном своим людям. Зная хорошо земляков, я искренне поверил каждому слову из рассказа моей родительницы, услышанного от подруги детства.

Так они и трудились несколько лет на хозяйских харчах и его одежде без зарплаты. По истечении пяти лет управляющий отпустил чабана с женой, купив им в станице приличный дом и дав пару быков, пару лошадей с телегами и корову. Эти самые бедные батраки в один день стали зажиточными и повели свое хозяйство. Живность множилась ежегодно, земля плодоносила, работали днем и ночью, не жалея себя и рабочий скот. Очень тяжелым был труд хлебороба и скотовода. В страдную пору каждую ночь приходилось недосыпать. Чтобы по