Стальные легионы: Красная армия за год до Победы

Наличие элитного клуба как-то само по себе предполагает, что параллельно существует группа ремесленников, где высокое искусство не требуется.

Танковые войска Красной армии за год до Победы располагали — помимо армий и корпусов — массой отдельных танковых бригад и полков. Первых насчитывалось 70-80 штук, вторых — около сотни. Формально из этих бригад можно было сколотить ещё 25-27 танковых корпусов. Но этого не требовалось. Отдельные бригады и полки были при деле и занимались непосредственной поддержкой пехоты. Давали «махре» бронеединицу, за которой можно идти в бой.

По графе «отдельные танковые полки» также проходили гвардейские полки тяжёлых танков ИС. С 1944 года до конца войны сформировали 43 таких полка. Ближе к концу войны ИС стали объединять в бригады.

В целом после метаний из крайности в крайность в 1941–1942 годах в СССР примерно поровну разделили танки между элитными самостоятельными соединениями и поддержкой пехоты. Той же концепции придерживались американцы, а немцы судорожно пытались удержаться от подпирания пехоты и в итоге разбазаривали танки из подвижных соединений.

Если в июне 1941 года немногочисленные САУ в Красной армии нужно было искать днём с огнём в сараях с ушатанными вусмерть машинами, за год до Победы самоходки составляли уже значительную часть советской бронетехники.

Здесь показательно состояние войск летом 1944 года. Перед началом «Багратиона» из примерно четырёх тысяч танков и САУ четырёх фронтов ровно треть составляли самоходки. Перед Львовско-Сандомирской — из 2,5 тысяч задействованных боевых машин также ровно треть составляли САУ. Мы видим реальное соотношение танков и самоходок, которое теоретики и практики считали оптимальным.

Стандартной единицей организации САУ были полки по 21 машине. Неважно какой — СУ-76, СУ-85, СУ-100 или ИСУ-152. К середине 1944 года настрогали аж полторы сотни самоходно-артиллерийских полков. Причём шла именно перебалансировка в пользу самоходной артиллерии — когда полки самоходок создавали из танковых частей.

Почему так поступали? Танкам нужна была поддержка меткими выстрелами из второй линии, пехоте — бронированный таран с мощными пушками в наступлении и защита от атак вражеских танков.

Логичным следствием наращивания доли САУ стало укрупнение их организации — от полков к бригадам.

В первые месяцы 1944 года формировались четыре самоходно-артиллерийские бригады СУ-76 (1122 человека, 60 СУ-76, пять танков управления и три БТР М3 «Скаут»). Некоторые из них успели принять крещение огнём в зимних боях. Ещё три такие бригады сформировали на ленд-лизовских машинах Т-48, у нас проходивших как СУ-57. В конце 44-го появились три бригады СУ-100, зажигавшие вскоре на озере Балатон.

Полки и бригады САУ были востребованы как в составе элитных танковых корпусов и танковых армий, так и в обычных общевойсковых армиях для поддержки пехоты в обороне и наступлении.

Ноу-хау советской артиллерии времён Второй мировой была её «модульность». Артполки для «модулей» появились после сокращения штатов стрелковых дивизий и изничтожения корпусных управлений летом 1941 года. Артиллерию в итоге последовательно концентрировали в подчинении верхних звеньев управления. Это позволяло, как из модулей, собирать артиллерийский кулак и наращивать количество артполков на направлении главного удара.

Осенью 1942-го для управления такими функциональными единицами стали создавать артиллерийские дивизии, а в декабре ввели в артдивизии «прокладку» из бригадного звена управления. В бригады собирали полки одного типа, например гаубицы или гаубицы-пушки. Всё это улучшало управление артиллерией.

Весной 1943 года последовал следующий шаг: артиллерийские дивизии объединили в корпуса. По штату в корпусе насчитывалось 244 орудия и 108 миномётов. На 1 мая 1944-го в Красной армии имелось шесть артиллерийских корпусов прорыва, 26 артиллерийских и семь миномётных дивизий.

Немцы пытались воспроизвести у себя этот опыт и создали на восточном фронте 18-ю артдивизию из разбитой танковой с тем же номером. Но попытка завершилась полным провалом.

Недостатком советских артиллерийских корпусов и дивизий оставались средства тяги. Тяжёлые орудия калибром 122 мм и более всю войну тягали в основном сельскохозяйственными тракторами со скоростью пешехода. От умчавшихся в прорыв войск они безнадёжно отставали.

Теперь самое время нарисовать портрет пехоты, какой она была за год до мая 45‑го.

Стрелковые дивизии в Красной армии были двух типов — гвардейские и обычные. Гвардейская по штату насчитывала 10670 человек и была сильнее по станковым пулемётам, миномётам и 76-мм пушкам. «Максимов» на гвардию полагалось аж в полтора раза больше — 166 против 111.

Штат обычной советской стрелковой дивизии с изменениями на лето 1943 года предусматривал 9380 солдат и офицеров, 1048 пистолетов-пулемётов ППШ. За 1944 год произошёл качественный скачок, когда штатная численность пистолетов-пулемётов выросла до трёх тысяч штук на дивизию. В какой-то мере это закрепляло уже сложившуюся практику.

Реально уже весной 44-го дивизии в численности четыре-пять тысяч человек располагали 1200-1300 ППШ. Тактически это было хуже, чем несколько тысяч самозарядных винтовок и тысяча ППШ довоенного штата, но тотальная война — это тотальная война.

По факту стрелковые дивизии Красной армии в последний год войны насчитывали в лучшем случае 60-70% или даже половину штатной численности. Дивизии в пять-шесть тысяч человек были массовым явлением. Причина этого совсем не в нехватке людских ресурсов: призыв на освобождённой территории дал Красной армии «второе дыхание» как раз в 1944-м.

Возникает закономерный вопрос: почему не провели массовое расформирование недодивизий с обращением их личного состава на укомплектование остальных по штату?

Наиболее убедительной представляется «кадровая» версия. Никак нельзя было гарантировать правильного отбора генералов и полковников на должности командиров остающихся полновесных соединений. Массовое же понижение статуса привело бы к неизбежным трениям между старшими офицерами. Совсем ненужным, когда конец войны уже не за горами. Разумнее было оставить как есть. Все привыкли.

Пожалуй, ни одна операция не влияла так на отечественную военную мысль, как Брусиловский прорыв 1916 года. Привлекательная идея сковать резервы противника несколькими вспомогательными ударами волновала умы. Однако такой подход ослаблял направление главного удара. Поэтому, набив шишек в 1942–1943 годах, от такой практики отказались.

Ещё одна предвоенная идея, окончательно похороненная к весне 1944 года, — это рекомендуемая ширина участка прорыва. По предвоенным воззрениям считалось: нужно пробивать в обороне супостата брешь шириной около 30 км. Это — как думали — обеспечит прорыв от прострела с флангов. Практика, впрочем, показала, что опаснее огонь врага с фронта, в том числе противотанковых пушек. В итоге за ширину прорыва приняли 10-15 км. Это позволяло нарастить плотность стволов артиллерии. При успехе наступления брешь «сматывали» в сторону флангов, расширяя прорыв.

Вскоре Красной армии бросят новый вызов: летом 1944 года на Украине немцы опробуют новую технологию ухода из передовых окопов от удара советской артиллерии. Ответом станет «особый эшелон». Впереди ещё будут атаки в свете прожекторов, сверхмощные миномёты и массовое использование трофейных «фаустов».

АЛЕКСЕЙ ИСАЕВ